Одна его рука вся была в татуировках. Я не разбиралась, что там за изображения. На тот момент я была ещё в старых линзах, да и вообще не придала значения этой росписи. Сейчас многие мужчины, молодые и не очень украшают себя так.
Сидеть на стуле он не мог и ходил от одной стены кабинета к другой. Я же от этого маятникообразного мельтешения не могла сосредоточиться ни на своих мыслях, ни на вопросах.
Подумала, что это его тревожность зашкаливает и не даёт ему покоя. И я не придумала ничего лучше, как пошутить, чтобы разрядить обстановку. Вспомнила анекдот от Лабковского и говорю: "Рабинович, что вы всё время ходите по камере? Вы думаете, если вы ходите, то вы не сидите?".
Он резко остановился. Я поймала его колючий, как у волка, взгляд. Шутка не сработала. Он даже не улыбнулся.
Так, подумала я. С чувством юмора не очень. Ну ничего. Работаем дальше. Как уж выйдет.
А он скорее всего подумал: ну, блин, матëрая и безбашенная. Ну или отмороженная на всю голову.
На самом деле, это у меня в некоторых ситуациях наивность зашкаливает и я могу проскочить через то, что мне кажется неважным, не имеющим отношения к тому, с чем человек пришёл. А ведь мелочей нет.
В конце первой консультации я подумала, что она же является и последней. Была уверена, что он больше не придёт.
Но я ошиблась. Он пришёл ещё раз. Потом ещё. Работали. Недолго, но упорно. Трудился по-честному. С чем-то спорил, не соглашался. Иногда яростно сопротивлялся.
Стал задавать вопросы, думать над моими встречными, зачастую неприятными. Выдерживал. Порой не выдерживал, но справлялся. Держался. Скрипел. Снова держался.
Но однажды из под пуленепробиваемой брони показалась уязвимость. Как пульсирующее биение венки на шее. Это был переломный момент.
Слëзы. Не скупые мужские, а настоящие, человеческие. Живые, мокрые и солёные. Я тоже не смогла сдержаться и подумав: к чёрту профессиональную нейтральность, пусть идёт, как идёт, тоже заплакала. Ну не железная, не железная я тоже.
Всё. Это был прорыв. Дальше я уже не нужна была: "Всю остальную работу ваша психика доделает сама. Если мешать ей не будете".
И только после того, как работа была завершена, он ввернул какое-то жаргонное словечко, а я его не поняла и переспросила. Он объяснил, но я опять не поняла. И тогда он спросил напрямую: "Катерина, вы что, по моим наколкам не поняли что я сидел? И не раз".
Я говорю: ну как-то Бог миловал, ттт, в семье никого не было с таким орнаментом.
Он улыбнулся и сказал сколько раз там был.
В этот момент видимо даже мои линзы попытались выпрыгнуть из глаз, потому что он спросил: а что, если б знали, не взялись бы? Я думал вы догадались. Довольно борзо себя вели и бесстрашно. Я был уверен, что вы догадались.
Тогда я спросила: а вам правда важно, чтобы вас все боялись-пугались, даже авансом?
Он спокойно ответил: раньше да. А теперь уже нет.
Что ж, значит, мы хорошо поработали.
На самом деле я сама себя потом спрашивала, взялась бы или нет за этот случай, знай я всю его историю. Я не смогла себе ответить. Но вспомнила стихотворение Эдуарда Асадова "Трусиха".
Мы иногда думаем про себя, что знаем точно, как поведëм себя в той или иной ситуации. Но если она случается в реальности, то бывает картинка кардинально расходится с фильмом в голове.
Я считаю себя трусихой с дрожащим хвостом, но если открутить кино жизни назад, то оказывается, что иногда вела себя очень даже как храбрый портняжка!
Важно ведь не это. А то, насколько честно мы себе признаёмся, где струсили и имеем полное право на это! А где дрожа и трясясь от страха продолжаем идти сквозь темноту и отчаяние к Свету. Потому что там Жизнь, какая бы они ни была.
Волшебная на всю голову Катерина Арефьева
Записаться на мою консультацию можно через
WhatsApp: 8-906-926-87-00
или почту: katrin7613@yandex.ru