2 "И как начать разговор? Прямо в лоб, что-ль, объявить, что раз сынок ваш постарался нашу дочь обрюхатить, теперь принимайте её в невестки, как честные люди? О-о-х, срамота ведь какая... Сра-мо-та!" - суетливо думала по дороге Лида, Машкина мать, и пристально следила, как смотрят на её дочь односельчане, не догадались ли ещё об её положении, живот-то уже выпирать начал. Но Машку дальше лица никто особо не рассматривал, стало быть, тайна не раскрыта.
Чем ближе подходили к дому председателя, тем сильнее робела мать и никак не могла совладать со своим лицом, которое намертво застыло в почтительно-приниженном выражении, какое у неё всегда появлялось в обществе сильных мира сего. Семья председателя считалась в их селе главной и всеми уважаемой элитой, тогда как сами они были простыми работягами на минимальной оплате труда, четверых детей тянули, сыновья у них лодыри-лоботрясы безо всяких стремлений, одна Машка надежды подавала, да теперь вот... Эх!
Калитку перед ними отворила хозяйка, поздоровалась и спросила зачем пожаловали. Машка не сводила с неё острого взгляда, внутри всё клокотало, так как знала, что тут ей не рады, считают недостойной и грубой.
— Поговорить бы надо, - конфузясь, лепетала Лида, - о детках наших.
— А что там с детками? - насторожилась хозяйка и поводила из стороны в сторону массивной челюстью.
Одета она была в свежее цветастое платье с белым воротником и мать Машки устыдилась своей истёртой юбки и простецкой кофтёнки.
— Во двор пустите хоть, Марфа, а то неудобно, люди вон...
— Ну, проходите...
Марфа подозрительно зыркнула на Машку, а та протиснулась в калитку с гордо поднятой головой, оглушая хозяйку своею жгучей красотой, настолько органичной с местным колоритом, что казалась она не дочерью простых смертных, но самой природы с её кучерявыми деревьями у извилистого Днестра и сочно-зелёными косогорами, на которых бисером рассыпались сёла.
Они глупо остановились посреди двора, не зная, куда поестественнее приткнуться, в дом их приглашать не собирались. Двор был просторный, ухоженный, защищённый от жаркого солнца густым навесом из винограда. Перед летней кухней, словно трон богов, стояла резная, свежесрубленная беседка, а под добротным домом располагалась большая собачья конура. Оттуда на гостей лениво зарычал огромный пёс.
— Цыц, шальной! - приказала ему Марфа.
Машкина мать, испытывая страшную неловкость и не зная, куда деть свои некрасивые, расплющенные крестьянским трудом руки, сделала глубокий вдох.
— Вы же знаете, что у Маши с вашим Петей отношения...
— Ну, было что-то, наверное, - ещё больше напряглась Марфа, но старалась держать марку благовоспитанности.
— Почему было? И есть! - косовато улыбнулась Лида.
— Да где же? Уж расстались они по весне. Мне Петя сказал, что у Маши теперь кто-то другой!
Она смотрела на Машу и видела, как в её миндалевидных, диких глазах вспыхнули электрические искры, а с языка вот-вот сорвётся грубость.
— Да нет же, вместе они! - возмутилась мать, не зная, верить этому или нет.
— Ну, так что же? - с нажимом повысила голос Марфа.
Машка раскрыла рот, чтобы как следует ответить, ей уже хотелось орать, но тут из дому вышел сам председатель: крупный, холёный, со стриженными усами мужчина. Лицо у него было хоть и приятным, но по всему видно, что человек привык властвовать. Машка ни разу до этого не видела его в домашней одежде, он всегда появлялся на людях в рубашке или пиджаке.
— Здравствуйте, милые люди. Чем обязаны? - с вежливым превосходством поинтересовался он.
— Я беременна от вашего Пети. Уже пять месяцев, - заявила ему в лоб Машка и тот вдруг изменился в лице, словно ему дали пощёчину, а жена его Марфа вскрикнула и, отшатнувшись, ухватилась за одну из подвешенных на плетень банок. Председатель криво усмехнулся, как усмехался всегда, когда ему докладывали о проказе какого-то работника. Он погладил свой подбородок.
— Подите вон отсюда. Обе, - холодно сказал мужчина.
— Осип Алексеич, да как же... - залепетала было Лида, но председатель, надуваясь, что тот воздушный шар, оборвал её одним взглядом.
— Нагуляла абы от кого, а породнится решила с состоятельными, да? Ну хитра, ну хитра! Петька!!! - заорал он.
Через несколько секунд из двери выглянул Петя и у Машки в животе всё перевернулось, потянулось к нему. За его плечами с любопытством теснились сёстры.
— Вот эта девушка говорит, что беременна от тебя, что скажешь?
На смуглых щеках Пети вспыхнули два красных пятна. На Машку он подчёркнуто не смотрел.
— Врёт! Не было ничего такого, гуляли несколько раз и всё. Не знаю от кого она там...
— Слышали?! Ох и лгунья! Выходите из нашего двора и чтоб духу вашего здесь не было!
— Мы будем жаловаться! - закричала Лида.
— Только попробуйте! Лишу вообще всего! По миру пущу! - толкал их к калитке председатель.
— Бога не боишься ты, Петя, а он всё видит! - кричала Машка в глубокой обиде и унижении и, вырвавшись, фурией подлетела к Пете.
— В глаза скажи, что не твой! Ну!
— Не мой! - проревел испуганный Петька, боясь, что дикая Машка сейчас накинется на него и начнёт драть лицо. Он покосился на родителей.
Машку сжигала невыносимая боль. Она развернулась, чёрные волосы взметнулись. Проходя мимо Марфы, она толкнула её плечом, потом бросилась на плетень, навалилась на него, тот зашатался, толкнула ещё раз, помогла ногой - плетень накренился и с него упало, разбившись, несколько банок.
— Дуҏа бешеная! - схватил её за предплечье председатель и вместе с матерью вытолкал за калитку. Громко взвизгнуло железо засова.
Возвращались домой в молчании. Была суббота. Чтобы не встретиться с отцом, Машка взяла заранее приготовленную сумку с письмами, села на велосипед и поехала развозить почту в два маленьких соседних села, которые относились к их почтовому отделению. Это была её подработка в выходные дни - их почтальонша была старой, таскаться далеко ей уже невмоготу, поэтому делилась с Машкой частью своей ставки. Вырученные деньги Машка никогда не тратила на себя, старалась купить что-то в родительский дом. Таким образом она подрабатывала уже год.
На выезде из села стоял длинный двухэтажный дом без всяких коммуникаций. Машка знала, что отец выселит её именно сюда - там сдавали комнаты за сущие копейки и жили в том доме в основном временные работники или семьи, которым совсем некуда деться. Машка добавила скорости и, захлёбываясь от встречного ветра, полетела вниз по дороге, по спуску из родного села.
В понедельник Машкин отец, оставив в тракторе свою свирепость и крутость, также, как и жена, отправился кабинет председателя и, робея, просил за свою дочь. За короткую беседу он измял потными руками всю свою кепку, но вернулся ни с чем - председатель выгнал его, пообещав устроить "сладкую жизнь", если они надумают куда-то жаловаться. Через месяц, когда живот было уже невозможно скрыть, Машку выселили из дома.