Можно простить ребёнка, который боится темноты.
Настоящая трагедия жизни — это когда взрослый боится света.
Платон.
Никогда я не бываю менее одинок, чем, когда остаюсь один.
Марк Порций Катон.
Серёга с детства хотел быть знаменитым. Действительно, всё говорило о том, что у него есть способности. Маленьким, в пять, родители определили его в частную школу живописи, а в шесть привели в музыкальную школу. Педагог, на занятиях по рисованию радовался успехам Сергея, и радовал родителей. В музыкальной школе Сергей учился сразу в двух классах, фортепиано и скрипки. Дома Сергей бывал редко, всё занимался и занимался, и когда подрос с удивлением, для себя, узнал, что есть двор, где играют дети, есть времена года, осень, зима, весна и лето. А ему казалось, что всё время осень. Один раз он вышел во двор, подошел к ребятам, возившимся возле огромного платана с игрушечными машинками, и спросил «А что вы делаете?» «Играем!», простодушно отвечали мальчишки. «А зачем? Это вас развивает? Вы учитесь быть кем-то?», задал Серёга очень взрослые вопросы. Пацаны расхохотались, потом один из них подошёл к Сергею и толкнул его, «Иди от сюда, мы с тобой не дружим!» Сергей не обиделся, не заплакал, и не стал проситься к ним в игру. Он не умел обижаться, не знал, что такое игра. Серёжа много занимался, и во многом преуспел. Хорошо писал натюрморты, портреты, но вот пейзажи ему не давались. Он рисовал только в мастерской, или дома, никто с мольбертом в руках не видел его на природе. Музыка приносила ему удовлетворение, Сергей легко исполнял классические произведения, но только соло, играть в оркестре не получалось, ему все время казалось, что музыканты фальшивят, а дирижёр сбивает его. После средней школы, получив сразу три аттестата, Сергей выбрал для себя профессию совершенно неожиданно, он стал астрономом. Не нужно контактировать с людьми, можно рисовать звёздное небо, а когда небо затянет облаками тихонько играть на скрипке. Работал Сергей по ночам, а днём спал. Постепенно организм перестроился, и он считал ночь днём. Нигде не бывал, общался мало, только с астрономами. От родителей он съехал в маленькую квартирку почти в подвале, его устраивало, что солнце никогда не освещало его комнату. Постепенно глаза его стали видеть в темноте, как днём. Без очень тёмных очков Сергей из своего подвала не выходил.
Однажды он написал своим коллегам астрономам, что открыл новую звезду. Всё мировое научное сообщество обрадовалось, стали поздравлять Серёгу, слать ему открытки, телеграммы, и попросили сделать доклад об открытии в столице столиц Париже. Вот она слава, признание лучших умов астрономической науки, все, к чему он стремился свершилось, но, для того, чтобы купаться в славе надо выйти из подвала, пересечь освещенный солнцем город, сесть в самолёт, в иллюминаторы которого светит яркое солнце, прилететь в Париж, где даже ночью светло от прожекторов, неона, бегущих огней! Нет, это не для него… Сергей написал письмо: «Уважаемые астрономы, спасибо за признание, приехать не могу, высылаю доклад, прочтите сами.» Ещё много лет сидел Серёга за окуляром своего телескопа. Перед его взором родилось несколько звёзд, погибло несколько галактик, а кометам, не было счёту. Со всего мира ему присылали почетные грамоты, свидетельства об открытиях, патенты на которых указывалось его имя, присвоенное малым астрономическим телам. Все награды лежали в подвале, в чемодане, с которым он уехал от родителей. Сергей даже не помнил сколько ему лет. Одной ясной ночью, когда миллиарды звёзд рассыпались по черному бархату небосклона алмазной пылью, переливаясь и маня, Сергей почувствовал острую боль в глазах. Щипало, слёзы выступили на глазах и потекли по щекам. Сергей видел всё сквозь слезу, искаженным, причудливым. Достав тряпочку для протирки окуляра телескопа он протёр глаза, не помогло, слеза катилась и катилась из глаз.
«Не хочется, а придётся пойти в поликлинику», подумал он. Утром, надев свои очки Серёга отправился в поликлинику. Дождавшись своей очереди, он вошёл в ослепительно белый кабинет, с потолка светила яркая лампа, на стене висели лампы, в таблице для проверки зрения светила лампа. Сквозь очки и слёзы Сергей видел белый силуэт женщины, подошедшей к нему и ласково спросившей «Ну, что случилось! Давайте снимем очки», и ловким движение врач сняла с Сергея тёмные очки. Он зажмурился. «Если вы не откроете глаза я не смогу вас осмотреть!», уговаривала врач. Он почувствовал теплоту её рук на своих щеках. Слёзы потекли ещё быстрее. «Успокойтесь, я могу вам помочь, поверьте, просто откройте глаза, не бойтесь, я не причиню вам вреда!», продолжала уговаривать врач. Сергей сделал усилие и открыл глаза. Яркий свет причинил ему страдания. «Выключите, выключите, умоляю…», простонал Сергей. «Хорошо, сейчас…», доктор решительно подошла к стене, нажала на несколько клавиш выключателей, оставив только свет над таблицей с буквами. Взяла пациента за руку, повернула спиной к свету. «Открывайте, теперь лучше?», спросила она. Сергей медленно разомкнул веки. В полумраке, он видел только лицо врача, не яркий свет мягко освещал, это красивое, правильное хотелось сказать Сергею, лицо. Он нарисовал множество лиц, но такого правильного не рисовал. Под белой шапочкой, прикрывающей даже кончики ушей, волос видно не было, но непослушная прядь на затылке, выскочив из-под заколки чернела угольной полосой на белом халате. «Брюнетка», подумал Сергей. «Ну, так что произошло?», повторила вопрос доктор. «Я не могу смотреть на звёзды!», сказал Сергей. «Зачем на них смотреть? Они далеки, холодны и безмолвны! Давайте я закапаю вам лекарство, и вы будете смотреть на что угодно, на меня, на буквы, на мир вокруг нас!», предложила врач. «Я не хочу, я хочу только на звёзды. Они ничего от меня не хотят, им ничего не нужно. Я разговариваю с ними, играю им на скрипке, рисую их!» Доктор усадила его в кресло, опустила подголовник, запрокинула голову Сергея назад и капнула по капле в каждый глаз. Слёзы остановились, и стояли на внутреннем веке. Сергей стал различать мелкие детали. Разглядел тонкие брови и даже ресницы врача.
«Вы меня видите?», спросила она. «Да, очень хорошо», ответил он. «Нарисуете меня?», спросила она. «Да, только дома, в подвале…», ответил он. «Я не люблю подвалы, я люблю свет, люблю солнце, люблю разговоры при включенном освещении до утра, люблю смех, цветы, жизнь!», откровенно произнесла врач. «Мне страшно даже от ваших слов…» прошептал Сергей. «А я знаю, как вас вылечить», сказала доктор, «Но в медицине, очень важно, чтобы пациент сам хотел вылечиться. Вы хотите? Подумайте, жизнь коротка, какие воспоминания мелькнут у вас в конце? Темнота и точки на тёмном полотне? Знаете, а ведь звёзды — это такие же солнца как наше, правда?», произнесла маленький монолог доктор. «Вы правы, это солнца, только они во много раз превышают в размерах наше, и вокруг них, возможно, есть планеты, которые эти звёзды освещают!», подхватил Сергей свою любимую тему. «Вот видите, вы же не боитесь этих солнц? Почему вы боитесь нашего?», ласково спросил врач. «Я не понимаю…», растерялся Сергей. «Сделаем так, у меня сейчас приём, очередь. Одевайте свои очки, идите в подвал. Будем приучать вас к свету. Завтра, мы с вами встретим зарю, и будем встречать зарю вместе до тех пор, пока тень от нас не станет самой короткой. А потом, мы будем провожать закат, пока тень от нас не станет самой длинной. Если вы не придёте завтра, к восходу, я помочь вам не смогу. Верьте мне. И всё получиться!», произнесла доктор. «Я вам верю, но не пойду в подвал, я подожду здесь в приёмной…», ответил Сергей.