<< Начало
<< Предыдущая глава
А ведь она до сих пор ему снилась. Лиана Лямина. Ляля. Первая любовь. Первая партнёрша. Первая жертва. Даже спустя сорок лет он помнил волнение, тошноту, её дешевый парфюм, свои дешёвые брюки. Древний приёмник в углу, густая темнота за окном, разрывающиеся бомбы в животе.
Их свидание было похоже на сцену из «Операции Ы», где Шурик то и дело ловил себя на мысли, что уже бывал в комнате у Лиды. Вот так и он постоянно ловил себя на мысли, нервничал, пугался любого звука. Потом они выпили, и он выскочил в туалет, где его рвало несколько минут чем-то жёлтым и горьким. Головокружение, странные вопросы Ляли («Ты разве живой?», «У тебя сильное сердце?»).
А потом была мятая постель, её холодные руки, сухие губы, попытки войти в неё, такую же сухую. Ляля лежала с закрытыми глазами, ждала, ждала, ждала, потом снова спросила, живой ли он. И тогда он вошёл, виляя задом, то и дело выскальзывая и пытаясь забраться обратно. Приноровился, вошёл во вкус, осмелел, приобнял её, ухватился за грудь и…
Она тихо ойкнула, оттолкнула его, вскочила с постели. «Это зашло слишком далеко», — так она, кажется, сказала, взяла со стола бокал с шампанским, осушила. Обернулась, сжимая в руках нож, которым они резали дешёвый сыр. «Ты слишком живучий», — добавила она, шагнула к нему. А потом скорчилась, застонала. Нож брякнул об пол. Не прошло и минуты, как она умерла.
Помнится, он запоздало сообразил, что она хотела его убить. Отравить шампанским. Подсыпала яд в бокал, но его спасли слабый желудок, сильное волнение и фаянсовый друг за дверью. Когда она в порыве ярости перепутала стаканы, взяла тот, из которого недавно пил он, и выпила яд, её ничто не спасло. Он понял это много ночей спустя, глядя в потолок своей спальни, холодный и выцветший, как кожа мертвеца. Она хотела принести его в жертву городу, нуждавшемуся в пище. Но сама стала пищей.
Тогда ему сказочно повезло. Но он верил: это город предоставил аванс, бесценную путевку в новую жизнь, за которую Лозовский рассчитывался без малого сорок лет. Кормил город, а город его защищал и оберегал. И тогда помог спрятать тело Ляли, которое никто так и не нашёл (и, похоже, не искал), и познакомил с другими. Пантерой, которой уже давно нет в живых, и Мастером, который уже давно ни с кем не общался. Они помогли ему справиться с волнением, страхом и следами убийства. Следующие сорок лет он помогал им справляться с охотой, яростью и помешательством.
Но сейчас… сейчас никто ему не помогал, даже город. Минут двадцать Лозовский простоял в подъезде, дожидаясь, пока с лавочек уберётся компания местных гопников. Благо час поздний и никто не спустился вниз покурить
или убить…
или прогуляться
с мертвецами…
с собакой.
Когда гопота неспешно покинула площадку, он выскользнул из дверей, минуя свет ночных фонарей, выбрался в соседний двор. Оценил обстановку, отыскал взглядом заначку с заранее припрятанным оружием и… не обнаружил его там. Он едва не взвыл от досады, но сам себя успокоил, проводил взглядом автомобиль, спустившийся по улице. Лишний раз убедился, что обитатели зажавших двор пятиэтажек по-прежнему спят, даже света нет ни в одном окне. Лозовский в несколько прыжков добрался до резервного тайника, затаил дыхание и… спустя секунду нащупал верный нож.
— Хороший мой, — прошептал он, точно маленького котёнка доставал, — иди ко мне, я не обижу…
Он добрался до дома жертвы, приметил заранее выбранную беседку для слежки. Пригнувшись, добежал до неё и… едва не налетел на спящего внутри детину.
— Мама, — стонал тот во сне, — они меня обижают, что мне делать, мама…
Злость. Ярость. Безумие. Зажать рот ладонью. Всадить нож ему в сердце. Убить на месте. И что потом? Куда тащить эту тушу? Одному с детиной не справиться, тут бы…
За спиной скрипнула дверь, послышалось шарканье. Жертва вышла кормить дворнягу и щенков.
Лозовский пригнулся, убедился, что жертва его не видела. Кажется, она и в этот раз никого не видела, кроме собаки. Это здорово, это очень хорошо.
Он убедился, что за ним никто не следит, кроме прячущейся за тучей луны. Рывком перебежал от беседки к автомобилям, оттуда к старому тополю. Выждал момент. Приготовился. И рванул к подвалу.
Не успел занести нож, как в темноте зарычали. Жертва молниеносно прыгнула вперёд, в темноту. Словно ждала, когда он появится, чтобы в последний момент спрятаться, испуганно спросить из темноты:
— Пачему, Сергэевич Роман? Зачем?
Лозовский стиснул зубы, нырнул в подвал, на голос. Но жертва снова перехитрила, отскочила в сторону, а он наступил на что-то мягкое и живое. Под ногами взвизгнули, ухватили его за щиколотку. В дверях мелькнул силуэт, сиганул куда-то в сторону.
Лозовский выскочил наружу, заметил бегущую прочь фигуру. Проклял всё и всех, побежал следом. За спиной завыла проклятая псина, где-то во дворах этот вой подхватила автомобильная сигналка. В одном из окон зажёгся свет. Жертва выскочила на тротуар и замерла.
— Не беги, — сказал Лозовский негромко, — не убежишь.
Надо обездвижить. Потом умертвить. Потом спрятать.
Но он ничего не успел.
Жертва сорвала с шеи серую лямку. Свой оберег.
— Не вздумай, — прошипел Лозовский.
Дворник Суля, который должен был умереть ещё пять минут назад, зажал оберег зубами. И дунул в него.
Проклятый свист заглушил и вой собаки, и вой сигналки. И оглушил самого Лозовского. Кровь внутри кипела, перед глазами плясали желтые огоньки. И хотелось только одного. Убивать.
Он бросился на Сулю, но тот снова ускользнул, раз-два, очутился на другой стороне улицы, три-четыре, исчез внутри бара, над которым горела яркая вывеска.
«Буллит».
Лозовский крепче сжал нож. И направился следом. И пока шёл, твердо решил, что прикончит каждого…
*
…кто будет его искать здесь, беспомощного, едва живого?
Он не видел лица того, кто приволок его сюда. Только запах почувствовал. Протухшая рыба.
Он не смог сделать больно тому, кто похитил его, только укусил раз или два. За это ему перебили лапы и оторвали ухо.
Первые несколько часов Снежок пытался ползти, чтобы спрятаться. Забиться в безопасное место. Не получилось.
Следующие несколько часов Снежок жалобно кричал. Чтобы хоть кто-то услышал, пришёл на помощь. И это не получилось.
Последние несколько часов своей жизни Снежок лишь тихо мяукал. Чтобы не слышать, как снаружи ходит смерть. Это получилось, но от смерти не спасло.
На закате появился человек без лица. И оторвал Снежку голову.
Следующая глава >>
____________________
Эта версия повести «Страдай ФМ» отредактирована специально для «Дзена», в ней изменены или вырезаны откровенные и жестокие сцены.
Версия повести без цензуры доступна на сайте Автор Тудей.