Предыдущая часть:
"Веселящиеся на Масленице" — не единственная картина Халса, которая заставляет задуматься о его более чем трехмесячном пребывании в Антверпене в тот его период, когда художественный мир города был полон новых идей.
Там (в 1616 году) Халс стал свидетелем ошеломляющих работ Рубенса (включая некоторые из его величайших алтарей), плодотворной деятельности молодых Йордансов, потрясающего дебюта Ван Дейка и картин Авраама Янссена, Корнелиса де Воса, Франса Снайдерса и других мастеров.
Что безусловно повлияло на стиль художественных работ Халса, например, добавило в композиционные схемы элементы раннего барокко.
Произведения Халса 1620-х годов доказывают, что он владел международным языком: слова, так сказать, голландские, но синтаксис можно проследить до космополитических мастеров, таких как Рубенс, и, в конечном счете, до Италии.
Наиболее оживленный групповой портрет Халса "Банкет офицеров гражданской гвардии Каливермена" организован по широкой Х-образной схеме, с двумя группами фигур, сходящимися, как клинья, с каждой стороны.
Композиционно напоминая "Встречу Авраама и Мелхиседека" Рубенса и другие его исторические картины, датируемые 1610-1620 годами.
"Мальчик с лютней" (около 1625 г.) и подобные картины Халса обычно считаются обязанными своей драматичной позой утрехтскому караваджисту Герриту ван Хонтхорсту (1592-1656).
А герой (или антигерой) с картины Халса "Молодой мужчина и женщина в таверне" (1623 г.) заставляет вспомнить скрипача с картины того же Хонтхорста.
Правда его поза и низкая точка зрения делают фигуру более героической, характерной не для Утрехта, а для Антверпена и Рима. Например, как у скульптуры Святого Лонгина авторства Бернини из собора Святого Петра.
Или тех же фигур Рубенса, обычно держащих копья (различные боевые святые, воскресшие Христы или Адонисы в объятиях Венеры).
И если уж вглядываться, то фон тоже можно посчитать подсмотренным у утрехтского художника Иоахима Юттеваля (1566–1638).
И всё же вся композиция в исполнении Франса Халса выглядит настолько непосредственной, что кажется, будто только что распахнулась дверь и счастливая пара вот-вот упадет на зрителя или скатится по ступенькам.
Понять всю гениальность художника можно просто сравнив "Молодого мужчину и женщину в таверне» с похожей картиной антверпенского художника Яна ван Хемессена (1500-1566).
Обрезка композиции изолировала бы мужчину и его хорошенькую спутницу, как на картине Халса, и точно так же поместила бы их на передний план сцены.
Но точка зрения Ван Хемессена высока, его фигуры жестки и скульптурны, а пространственный эффект целого фрагментирован, с добавлением фоновых виньеток, похожих на пояснительные заметки на полях текста.
Напротив, сцена в гостинице с картины Халса – это единое целое; зритель воспринимает её так, словно делает вдох и полностью погружается в происходящее, чувствуя её атмосферу, не отвлекаясь ни на что постороннее.
Кажется, что на картине "Молодой мужчина и женщина в таверне" Халс обратился к старой теме, затронутой еще в из Евангелия от Луки, но как говорится в голландской пословице — он "налил молодое вино в новую бутылку".
Как и многие голландские художники, изображавшие разгульных молодых людей, напоминающих Блудного сына, Халс совсем не хотел проиллюстрировать библейский сюжет.
Он скорей обратился к современному сюжету.
Например, рассказанному в голландской пьесе Виллема Диркса Хоофта (1594-1658), опубликованной в 1630 году, носящей красноречивое название "Heden-daeghsche verlooren soon" (Современный блудный сын). На её титульном листе изображен денди, размахивающий бокалом вина над головой, в то время как проститутка гладит его по подбородку, а сводня крадет кошелек.
Это же произведение иллюстрирует и гораздо более изящная гравюра Гиллиса ван Брина по картине Ван Мандера (1597), на которой изображено похожее трио в таверне с парой собак, прыгающих за угощением в руке хозяина.
Внизу гравюры надпись на итальянском и голландском языках, перевод которой примерно гласит: "Собачьи ласки, любовь шлюх, гостеприимство владельцев гостиниц: все это не обходится даром".
Тема молодежи, безудежно тратящей деньги на мирские удовольствия, была очень актуальна в то время в Харлеме, в котором жило много семей переселенцев с южной части Нидерландов, находящейся долгое время под гнетом католической Испании.
Продолжение: