Домик казался брошенным и необитаемым, хотя травка уже была примята вокруг, а небольшие окошки смотрели на прибывших ясно и прозрачно. Видно было, что женщина уже позаботилась о доме, хозяйка появилась - у Маймы хотя и неловкие теперь были руки, но старательные и не ленивые, управляться она ими, израненными, научилась не хуже, чем раньше. Она распахнула дверь, улыбаясь смотрела на приближающихся, и, дождавшись, когда Лиза поднимется на крылечко, чмокнула ее в щеку.
- Смотри, один денек, а я уж и соскучилась. Родные мы с тобой стали, видишь как случилось. А каких помощников ты привезла - чудо! Петр! Давай, помоги им втащить вещи в дом, что замер? А тот, второй, ты открыл?
Антон учтиво поклонился Майме, поправил свой рюкзак, пробасил смущенно
- Вы не волнуйтесь, я тут, как дома. Я больше на пасеке буду, Никодим ульи уж давно расконсервировал, им теперь пригляд нужен. Только Катьку мою к себе пустите, она девка бедовая у меня. так и гляди - учинит что.
Катька глянула на отца, как рублем подарила, подпрыгнула аж на месте от возмущения, но Майма поймала ее за локоток, чуть прижала к себе.
- Наговаривает, папка, правда? Такая куколка, просто ангелок, разве она может быть бедовой? Она здесь, в доме будет жить с Лизой и Назаркой, за хозяйку встанет. А мы с Петром в том домике, что у речки. Он, как будочка, как раз на двоих. Да и воду я люблю, прямо вот жизнь мечтала у реки жить. Разместимся, не волнуйтесь!
Ребята вприпрыжку побежали за Антоном, а Майма веером плеснула воду из помойного ведра, потом охнула, покачала головой.
- Вот привычка дурная. Исправляться надо. Ну что, Лизуша, как ты? Что за мужик?
- Марфа послала его с нами, мам. Он раньше с Димкой работал здесь, вроде все знает. Понять только вот не могу, почему она Димку в скиту оставила. Все у нее затеи.
Майма ловко разобрала очередной мешок, пошуровала половником в здоровенной кастрюле, из которой вырывался такой ароматный и аппетитный пар, что у Лизы засосало под ложечкой и чуть не потекла слюна, потом села у стола, притянула Лизу к себе
- Не знаю, девочка. Она всегда была такой, вся в себе, людьми управляла, как шахматными фигурами. И вроде не во вред, а все равно - насильно. Только ведь знаешь - она здесь никого не держит против воли, каждый может уйти тогда, когда захочет. А уходят лишь изредка. Да и те - кто возвращается. кто хочет вернуться, да не успевает. Здесь, в скиту, почти не бывает горьких смертей, все уходят, как положено, в свой срок. А вот те, кто вырвался, ушел - гибнут. Причем по своей воле или своей вине. Вот и думай - как лучше. Свобода или такая жизнь. Я выбираю жизнь, смерть я уже искала. А ты думай. А насчет Антона… Так ведь его зовут?
Майма подошла к окну, отодвинула занавеску, глянула в сторону пасеки - дорожка была пустынной, все скрылись из виду и возвращаться, похоже, не собирались.
- Не знаю, Лиза. Вот даже и близко к этой загадке подступиться боюсь, зачем она эту фигуру на сцену вывела… Знаешь, она считает, что любовь любит испытания, без потрясений вянет, как цветок. Слабеет и тает, как снег в апреле. Говорила она мне это как-то. Давно…
Майма потрясла головой, как будто отгоняя воспоминания, потом встряхнулась, сказала уже совсем другим тоном - ясным и деловым.
- Но, думаю, все проще. Кроме Никодима никто управлять скитом вместо Марфы не сможет, пускать его жизнь на самотек опасно. Нина, конечно, сильна, но до Марфы ей, как до луны. А муж твой близко. Он почти, как мать, только в штанах. Не пойму, как ты этого не замечала. Ладно. Доставай хлеб из печи, похлебка готова - она у меня густая, и как первое и как второе пойдет. А потом молоко с хлебом и медом - медок прошлогодний, а пахнет, как райский нектар. Ну, а завтра уж с тобой как следует сготовим, на то нас Марфа сюда и отрядила. Во! Удался!
Майма с удовлетворением рассмотрела пышный, румяный каравай, тыкнула в его пухлый бочок пальцем, крякнула
- Могу, не забыла. Давай, беги за народом, обедать будем. А потом пахать - работы хоть отбавляй.
Лиза легко побежала по знакомой тропинке - как будто и не прошло полгода, как вчера здесь была. На секундочку время повернулось вспять, звуки, запахи почти обманули ее - еще мгновение и там, за первыми ульями она увидит мощную фигуру мужа, а потом его улыбчивые глаза. Он протянет руки, шепнет ласково - “Лизонька, солнце мое ясное. За мной прибежала? Иду, иду!”.
Но муж Лизу не встречал, у первых ульев никого не было, и Лиза опасливо пошла по дорожке дальше - пчел она не любила. Ульи стояли на широкой лесной поляне ровными рядами, но они не были похожи на привычные пчелиные домики с летками и крышами - каждый улей представлял собой выдолбленный внутри пень со смешными нахлобучками -стожками из сена. И от этого пасека казалась не настоящей, игрушечной, сказочной, как будто Лиза шагнула на страничку старинной книжки сказок, и навстречу ей вот-вот должен был выйти гном в красном колпаке.
Правда, гном не появился, а из совсем маленькой сараюшки вышел Антон - голый по пояс, в широкополой шляпе с откинутой назад сеткой.
- Иди, иди, Лиза. Пчелы сонные, они тебя и не видят сейчас толком. Не бойся. Ты помогать пришла? Спасибо.
Лиза почему-то очень смутилась, отвела глаза от мускулистого, непонятно от чего в это раннее весеннее время загорелого тела, буркнула
- Я обедать вас пришла звать. Где дети?
Антон тронул ее лицо своим ярко-синим взглядом, усмехнулся
- Дети мне вощину катают. Вот там - под навесом. Катька!
В момент, как будто малышка ждала этого окрика, девочка показалась на склоне, горошиной скатилась вниз, а следом за ней скакал жеребенком Назар. И у Лизы горячо и ласково торкнулось сердце.
…
- Иди, Сима, покажу тебе тетрадь свою. Ты ведь читать умеешь, мама говорила…
Марфа сидела в высоко подоткнутых под ее слабую спину подушках, поперек кровати Никодим установил столик, установил так, что мать могла писать и читать, не вставая, она так и принимала всех - в постели. Сегодня, правда, старуха чувствовала себя почти хорошо, улыбалась и бодро листала тяжелые страницы толстой старой тетради. Тетрадь была такой огромной - не тетрадь, настоящая книга в тканевой, пропитанной временем обложке. Серафима с ногами забралась на кровать, юлой прокрутилась поближе, села рядом с бабкой, просунув ноги под столик.
- Да, Марфа. Я хорошо читаю, правда только книжные буквы.
Марфа кивнула, перелистала тетрадь в начало, поводила пальцами по строчкам
- Учись разбирать мой почерк. Смотри. Здесь каждому нашему жителю полагается четыре страницы. Два листа. Жизнь каждого ты должна уместить на этих страницах. И не просто расписать что он и как. Ты должна всю его жизнь понять, влиться в нее, а потом исправить. Отнять зло и дать добро. В этом твоя цель. Читай!
Марфа начала медленно водить кривым пальцем по первой строчке, и Сима медленно, по слогам повторять за ней, разбирая завитки ее красивого, затейливого почерка.