Я не ответила Армену, побоявшись вдруг за случившееся счастье так сильно, что трусливая стареющая Лидка вдруг подняла голову и выглянула из меня - новой шикарной Лидии, любящей и любимой. Её бы, Лидку эту, спрятать по-быстрому, но я не успела и Армен ее заметил. И замолчал. Вернее, замолчали мы оба. Нет, внешне все было, как всегда, он утром приходил ко мне, как на работу, осведомлялся о здоровье, проверял пульс, всматривался внимательно, как может всматриваться врач. Возил на слитие, в банк, короче выполнял все свои обязанности. Куратор был на месте. А вот мой любимый исчез. Он ускользал, отстранялся, смотрел смущенно и странно, растворялся в вечерних сумерках темнеющего к ночи дома, а я не могла решиться его остановить. Как там нас воспитали дурацкие любовные романы? Помните про гордость эту дебильную? Так вот, эта самая гордость просто держала меня за горло, душила, залепляла рот толстым, липким пластырем, и я, вместо того, чтобы заорать, как бешеная :"Что случилось, твою мать?", молчала и, как дура цеплялась глазами за его глаза, но он отводил их. И только изредка я ловила эту ниточку его взгляда, и тогда я понимала - он смотрит на меня не понимая. Как на трусливую дрянь. На пустую дуру. И на предавшую его sуку.
А ещё мне показалось, что он меня боится. Ну да, я же теперь знала их тайну, этих полоумных робингудов, докторовайболитов и матьтерез. И тайна эта, похоже, стоила жизни. И не одной.
Нинель тоже полностью закрылась. Скользила тенью по дому, тщательно и сильно припудрив лицо, чтобы я даже случайно не заметила припухших от слез глаз, и при малейшем моём намеке о нашем пьяном разговоре, вскидывала голову, как глупая, старая лошадь, качала этой бестолковой тыквой из стороны в сторону и твердила: "Нет, нет. Я такого не говорила. Просто вы меня неправильно поняли. Я была пьяна, я пить не умею. Нет, нет". То, что она врет, чувствовалось за версту, но я совершенно ничего с этим не могла сделать.
Тоска навалилась на меня вместе с непрекращающимися серыми, мутными дождями. Здесь, в этом прекрасном месте, зима умудрилась враз превратить стройные улочки в потоки грязи, несущейся с холмов . Народ исчезал, поселок становился пустынным и волглым, в этих, как теперь, казалось вечных хлябях, не смогут жить даже жабы. В ближайшем магазинчике, где я покупала себе апельсины, вино, тонкие, хрустящие хлебцы,сыр и хурму, верткая продавщица пыталась снять мою депрессию обещанием, что это всего лишь на пару месяцев, но сделала только хуже. Пару месяцев! Вот так, одна все вечера, в пустой спальне, глядя на потоки мерзкой воды, стекающей по стеклу? Нет. Только не это...
И я решила идти своим путем...
***
-Вы, Лидия, прямо Диана в таком наряде. Непривычно. Все больше шёлк раньше выбирали, а теперь вдруг джинсы. Но, вам идёт. И знаете, мне нравится, что вы поправились. У вас появилась некоторая молочность кожи, свежесть, упругость. Знаете, такая бывает у совсем юных мам.
Миссис, полная до состояния, когда ещё не сочувствуешь, но уже удивляешься, как так можно, сидела в своём огромном кресле и пухлым белым пальцем с острым чёрным ногтем водила в воздухе - повелевала двум высоким и совершенно одинаковым девицам - принесите это, принесите то. На небольшом столике перед этой королевой крови, дымилась конкретная по размеру сигара, и стояла ваза с финиками, дымчатыми, размером с небольшое яйцо, любимая сладость Миссис. Она смотрела на моё преображение чуть приподняв тоненькую, изысканно вычерченную бровь, которая придавала этой половине её круглого лица вид удивлённой луны.
Наконец, она цокнула языком и щёлкнула пальцами - так призывают в ресторанах официанта.
-Вот. Оно. Больше ничего не ищем. Влитое.
Я посмотрела на себя в зеркало и даже вздрогнула. Молодая женщина с обалденной фигурой и аккуратно оттопыренной круглой попой, обтянутой идеально сидящими джинсами, смотрела на меня красиво подведенными глазами из под прямой чёлки. Я изменилась за это время неузнаваемо. И мне это нравилось...
Натянув высокие сапоги и куртку, еле доходящую до талии, аккуратно вправив контейнер в специальный карман на джинсах, я выписала чек Миссис и попросила её вызвать такси. Услышав адрес, эта королева посмотрела на меня тяжёлым взглядом, но промолчала. Уже в дверях я обернулась. Миссис все смотрела мне вслед, крепко зажав полными красными губами сигару.
***
-Дальше не поеду. Под холм сейчас такие потоки воды несутся, сама видишь. Тут недалеко, по мостовой добежишь до бамбуковой рощи, потом свернёшь налево, в арку в скале, ты и на месте. Десять минут.
Спорить с таксистом я не стала, тем более, что он был явно выведен путем гибридизации моего садовника и Манекена. Я пока ехала-то, чуть не описалась со страха, особенно, когда он смотрел на меня в зеркало крошечными глазками бультерьера. Дождь прекратился, даже выглянул какое-то подобие солнышка и я, чуть не вприпрыжку, скатилась по узкой улочке вниз с холма, пробежала по светлой рошице и, нырнув в тёмную арку, вдруг остановилась, как зачарованная, такой красоты картина передо мной предстала. Маленький домик, весь увитый какой-то вечнозелёной лианой прилепился к склону небольшой скалы, у подножия которой сияло крошечное озерцо. А за домом был сад. Огромный, светлый, прекрасный. Мандариновые и апельсиновые деревья ломились от оранжевых и жёлтых солнышек, и казалось, что именно они освешали эту небольшую и совершенно уединенную долину. Я подошла поближе и увидела Светлу. Она ташила, упираясь как маленький ослик, здоровенную корзину с мандаринами. Увидев меня, Светла легко выпрямилась и приветственно помахала рукой.
-Иди, иди, не бойся. Мы тебя ждали. Армен сказал, что ты обязательно придёшь.. Сама.
Чтобы прочитать начало этой истории, наберите в поисковике Дзена "Писательница буковок. Инфекция"