"Мама" стояла на другом берегу, а увидев меня, обрадовано замахала руками и сделала жест, как бы зовущий подойти к ней.
«Я же не умею плавать». – Подумала я и, тут же «услышала» мамин ответ:
«Ничего страшного, я с тобой».
«Но ведь и ты не умеешь?» – удивилась я, неожиданно вспомнив о несбывшейся маминой мечте.
«Мы все умеем». − Ответила «мама» и засмеялась. Первый раз с того момента как мы встретились с ней после похорон.
Очнулась я от удара по лицу. Точнее – от звука пощечины. Открыла глаза и увидела перед собой лицо того, единственного ухажера, который еще не успел сбежать от меня.
Мамы рядом не было. Ее не было нигде и я, сорвавшись с места, набросилась на своего спасителя с кулаками и визгом, и успокоилась только после того, как получила еще одну оплеуху.
Подняться в гору сама я не могла, поэтому была подхвачена на руки и, благо весу во мне было меньше сорока килограмм, благополучно доставлена домой. Кое-как, почти ничего не соображая, я переоделась в сухое и рухнула на диван.
Проснулась почти к обеду и то, только потому, что по дому разнесся запах свежезаваренного чая с мятой.
Услышав, что я заворочалась, мой спаситель зашел в комнату, сел рядом на диван и потребовал, чтобы я все рассказала.
Добрых два часа я рассказывала ему о наших встречах с мамой, а когда дошла до того момента, что собака спряталась от меня в будку, он встал и вышел из дома. И почти тут же в комнату забежала собака. Это был снова мой пес. Мой Верный, который весело крутился вокруг дивана, и старался лизнуть меня в нос.
Вошел мой спаситель и, подав мне кружку с чаем, начал свой невероятный рассказ.
«Почему-то не мог уснуть. Всякая дрянь в голову лезла. Уже в полдвенадцатого выключил телевизор и только начал дремать, как меня как будто током шандарахнуло. Подскочил, и понимаю, что мне к тебе бежать надо. До сих пор не соображу, откуда это пришло. Штаны натянул, а на рубашку уже время не хватило. Бегу – ворота распахнуты и опять же, как будто голос какой говорит, чтобы я к речке бежал. Подбегаю, а на воде от луны – дорожка, а на этой дорожке, ты, как поплавок, то вынырнешь, то опять скроешься. Хорошо хоть река не широкая.
Вытащил, начал искусственное дыхание делать, а из тебя вода, как из волка нупогодишного, фонтаном. Думал, не откачаю. Вроде сделала глубокий вздох, закашлялась, а потом опять дышать перестала. Перепугался я. Не знал что делать, вот и залепил пощечину. Ты и очухалась. Так что, ты теперь в долгу у меня. А на том берегу никого не было. Не знаю, с кем ты разговаривала, и кто тебя утопить хотел?»
А мне почему-то вспомнились наши детские ночи на сеновале и рассказы деда Савы о призраках, и о том, как мы мечтали с ними встретиться и как храбрились: "Раз в нос, пусть знают, с кем связываться".
Да только это я не знала с кем связалась.
Оставшиеся дни своего отпуска я провела вместе со «спасителем». А так как чувствовала я себя абсолютно разбитой, то он решил отпоить меня куриным бульончиком и чаем, траву для которого брал у соседки, знаменитой на всю округу травницы.
Осеннее солнышко грело по летнему, и мы целыми днями просиживали на берегу той самой, чуть не забравшей мою жизнь, речки.
К концу недели он сказал, что боится оставлять меня одну и предложил переехать к нему. Я, естественно, отказалась. Но оставаться одной, действительно, было очень страшно и, хотя я так и не осознала до конца, кто приходил ко мне в образе мамы, но новых встреч боялась и больше не хотела. А тут и покупатель на дом нашелся.
Пришлось снова идти к сестре.
Однако зятек «развил такую бурную деятельность», что мне пришлось срочно собирать монатки и бежать. А куда? Выбор, увы, был невелик. И хоть я и была благодарна «ухажеру» за спасение, но становиться его женой в мои планы никак не входило. Однако судьба распорядилась по-своему. Пообещав, что не тронет меня, ведь этого не произошло в доме, когда он ухаживал за мной, и, сказав, что я могу жить у него, сколько захочу, обещание свое, тем не менее, он не сдержал. И стала я жить с ним уже в качестве жены. Правда, расписались, когда дочери было уже почти пять лет.
Около двух месяцев все было нормально. На работе наладилось и я, как сказал главврач, начала принимать божеский вид.
Все началось по новой после того, как я забеременела.
Однажды ночью я очнулась (именно очнулась, а не проснулась), от того, что муж тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидела, что сижу на диване, а ведь ложилась-то я на кровать, а рядом со мной стоит перепуганный, до трясучки, муж. И щеки у меня от слез мокрые.
Как он потом рассказывал, проснулся от того, что я начала с кем-то разговаривать. Но слова были невнятными, и он не понял, о чем шла речь. Немного поговорив, я встала с кровати, ну, мало ли, подумал он. Может быть по своим делам собралась, но я направилась не к выходу из комнаты, а к стоявшему у противоположной стены дивану. А потом перед его глазами разыгрался целый спектакль.
«Смотрю, − рассказывал муж – ты к дивану идешь, а сама аж светишься вся. Подошла, и давай кого-то обнимать, а ведь никого рядом не было. У меня аж кудри распрямились. Села ты, повернулась к этому невидимому, и давай что-то рассказывать. Откуда, не знаю, вспомнил я несколько слов из «отче наш» и давай их повторять. Повторил несколько раз, а потом этот кто-то как будто тебя от себя оттолкнул, ты на спинку откинулась и заплакала. Тут уж я соскочил с кровати, и давай тебя трясти»
Слушаю я мужа, мастера по розыгрышам, и не знаю, то ли верить, а то ли нет. Ничего не помню. И как на диване оказалась, тоже не помню. И чтобы разговаривала с кем или обнималась…
Посидели, поговорили, муж строго настрого приказал мне молитву выучить, и спать легли. А наутро его в командировку отправили. Сказали, что на неделю, а оказалось, что почти месяц он там пробыл.
А на следующий день после его отъезда призрак мамы появился снова.
Только в этот раз все было по другому. И выглядела она по другому. Сильно постаревшая и, как бы ссохшаяся. Тем не менее, это была она.
Но в этот раз она не подходила ко мне. Не садилась рядом и не разговаривала. Но я знала, что она думает и я, так же как и она, без слов, и, не вставая с постели, отвечала на ее вопросы.
− Ну как? – спросила она в первый вечер. – Довольна, что мать под монастырь подвела? Я же насчет тебя договаривалась, в глаза лезла, а теперь в немилость попала.
− Мама, − начала я, но тут же была остановлена
− Не мамкай! Посмотри, во что я из-за тебя превращаюсь.
И я смотрела. Я понимала, что мне нужно отвести от нее взгляд, пыталась вспомнить хоть одно слово из молитвы, ругала себя за то, что не послушалась мужа и не выучила ее, пыталась отвести взгляд, но у меня ничего не получалось.
Проснулась я от сильной головной боли. От такой, что даже не могла подняться. Не дождавшись регистратора на работе, главврач отправил ко мне скорую, а потом и терапевта. Мне выписали больничный и я, чуть ли не теряя сознание от страха, осталась одна.
На следующую ночь все повторилось. Мама стояла напротив моей кровати и «говорила» мне о том, что хотела спасти меня от будущих бед, коих хватит на семерых с лихвой. О том, что я неблагодарная дрянь, и что я еще не раз пожалею о том, что не пошла с ней. Она «говорила» а у меня было такое ощущение, что каждое ее слово – это маленький гвоздик, вбиваемый мне в голову. Так и не дав мне сказать в оправдание ни слова, она исчезла.
Проснувшись наутро, я обнаружила, что головная боль пропала, но вместо нее появилось какое-то ощущение пустоты. Но на фоне вчерашней адской боли это казалось мне счастьем.
А потом мама стала приходить каждый день, за исключением субботы и воскресенья. Уж не знаю, чем ей не нравились эти дни. Приходила, и молча вставала напротив моей кровати. И уже не было никаких разговоров, но зато я стала чувствовать, как от меня к ней тянется тоненькая-тоненькая нить, тоньше паутинки, и через эту нить мои силы перекачиваются к ней.
Наверное, это так и было, потому что с этого дня я снова стала слабеть физически.
Ночью, когда я, глядя ей в глаза, цепенела от страха, я лихорадочно вспоминала слова молитвы, клялась себе, что как только наступит утро, пойду к бабушке-соседке и перепишу слова. А когда наступало утро, я напрочь забывала о своем намерении.
И чем дальше, тем хуже. Снова на работе стали замечать, что со мной творится что-то неладное, но гинеколог успокоила меня, сказав, что во время беременности, особенно в первом триместре, может и вес снижаться, и настроение падать, да и память ухудшиться тоже может. И главврач, чтобы облегчить мне жизнь, перевел меня временно санитаркой. Я должна была приходить после работы и убирать его кабинет и бухгалтерию. С этим я кое-как справлялась.
А потом дело дошло до того (причем шло оно стремительными шагами), что я стала проходить мимо дома. И опять меня к Ишиму тянуть начало. По селу поползли слухи, что я «тронулась»...
Окончание здесь
Тепла вам и света! С уважением, Валентина