Случись это на десять лет позже, реакция была бы иной, но в августе семьдесят седьмого смерть Элвиса волновала единиц. Примерно, как известие о том, что Дин Рид утонул в собственном бассейне, не выдержав конкуренции с Майклом Джексоном.
У каждого из скорбящих был свой маленький "Элвис" и персональный повод для скорби. Кто-то оплакивал свою молодость, в которой, скажем честно, песен, спетх именно Пресли, было не так уж и много.
Кому-то хотелось ощутить себя "с понтом" американцем, потерявшим национальное достояние. Кому-то просто нравилось красивое имя покойного. Но, в целом это было сугубо внутреннее дело США, пошедших на попятный при Никсоне.
Смерть Элвиса Аароновича казалась такой же далекой от современности, как смерть Ивана Ильича Головина в одноименной повести графа Толстого.
Для меня это был повод выпить и покрутить пластинки, старательно собранные, вопреки господствовавшей моде, еще при жизни Короля. Перемежая возлияния визитами в эфир, где гремели вещи с последней, еще не дошедшей в Союз пласинки пластинки - Way Down и Moody Blue.
Летние каникулы заканчивались обычным путем. Никаких признаков культа личности покойного не наблюдалось. Знакомые соболезновали штампами: "еще молодой", "такой симпатичный", "жил бы и жил".
Элвис звучал и воспринимался как при жизни - немного старомодно, но своеобразно. Мало кому приходило в голову анализировать творчество певца, чье имя связано исключительно с молодежным танцем пятидесятых годов, хотя девяносто процентов его песен никак не назовешь танцевальными.
Самая неприметная из них казалась эхом "чего-то большего", напоминая тесные врата, за которыми адепта ожидает невообразимое озарение.
Это касалось не только религиозных гимнов, но и сугубо светского материала, ни капли не похожего на "истерические надрывы" доармейского периода, по выражению одного из наших журналистов.
Помимо кантри, влияние черного ритм-энд-блюза и соула на уникальный, но синтетический стиль Пресли, было столь значительно, что вместо Elvis Is Back читалось Elvis Is Black.
Одна единственная буква проясняла смысл "вечного возвращения" к первооснове. Хотя, никаким "блэком" он, конечно, не был, выполняя миссию "связующего звена", отлитого из чистого золота алхимиков.
Среди тех, чьи песни он так старательно и деликатно адаптировал сиют имена Clyde McPhatter, Little Willie John, Jerry Butler, James Brown.
Апофеозом его последнего, предсмертного концерта стала Unchained Melody - хит Роя Гамильтона, связанного с Элвисом личной дружбой.
А как он исполнил You Don't Know Me Рэя Чарльза!
Изнывая под "черным солнцем меланхолии", он никогда не опускался до вульгарной имитации блюзовых приемов, низводящих песни этого жанра до уровня "шансона" и "блатняка".
Элвис неизменно выглядел обособленно и торжественно. Точнее сказать, таким представлялся его образ, когда мы слушали If I Can Dream или Only a Strong Survive. Посмотреть на поющего Элвиса было негде.
Фото и название диска Elvis Is Back излучают оптимизм, подкрепленный первыми тактами первой вещи "Сделай так, чтобы я узнал", написанной Отисом Блекуэллом.
Возвращение Короля растянулось на семнадцать лет, и земная часть этого процесса завершилась в этот день.
К созданному им за эти годы вполне подходят слова, адресованные другой Личности, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг.
Воистину так.
Elvis Aaron Presley (January 8, 1935 – August 16, 1977)