Холодный рассвет показался в окнах деревенского дома. Только что взошедшее солнце проникло внутрь деревянного помещения и слабо осветило убогую мебель. Перед окном стоял старый дубовый стол, серый, обшарпанный, с желтоватой скатертью, порванной в нескольких местах. Напротив расточала приятное тепло некогда белая, а сейчас покрытая копотью и пылью печь. На ней лежали тряпки и высушенная трава, что достались хозяйке от бабушки. Справа на высокой кровати лежала женщина. Она укрылась пуховым тёплым одеялом, край которого свисал до пола, и смотрела куда-то в угол, туда, где стояли иконы. Её красные воспаленные глаза будто окаменели и только тусклый блеск говорил о том, что они принадлежали живому человеку. Старинные часы, мерно тикавшие каждую секунду, не привлекали её внимания. Положив руку под голову, женщина едва дышала. Где-то на улице послышался звонкий крик петуха, Дарья вздрогнула и перевела взгляд в окно.
Её лицо резко ожило, через секунду она встала и подошла к пыльному старому зеркалу, что висело на стене. Медленно собрав короткие волосы в маленький, еле заметный хвостик, Дарья посмотрела на себя. Отражение оставляло желать лучшего – сказывались бессонные ночи, полуголодный образ жизни и постоянные горькие воспоминания. Она надела очки и равнодушно отвернулась от зеркала, которое не вызвало в ней никаких эмоций. В печке кипел чайник, но женщина не обратила на него внимания и, завернувшись в тёплую бабушкину шаль, вышла на улицу, где ударили первые заморозки и земля покрылась тонкой коркой льда. На пороге её встретил пробирающий до костей ветер, который незамедлительно растрепал собранные волосы.
Бабушка Дарьи жила в глухой деревеньке, в этом забытым богом месте, но тут всё ещё осталась доля того старого времени, когда жизнь кипела в сёлах и мало кто помышлял о городах. Здесь её никто не знал, но все догадывались, что она внучка усопшей Прасковьи Ивановны - для дочери женщина была слишком молодой. Ещё не осела могила старушки, как Дарья неожиданно приехала в деревню с большим чемоданом и ввалившимися глазами, под которыми навечно поселились темные круги. Она никогда не приезжала навестить единственного родного человека: бабушка всегда сама навещала её, поэтому в селе внучка никого не знала, и принялась обустраивать свой одинокий быт без чьей-либо помощи.
Этим утром пастух уже был на ногах, гнал небольшое стадо коров и овец по дороге и собирал оставшийся скот. То и дело слышались удары кнута и невнятная брань деревенского мужика, который не давал скотине разбредаться по округе. Слухи об одинокой «городской» уже просочились в его уши, и когда тот проходил мимо её дома, то неодобрительно качал головой. Обычно Дарья быстро разворачивалась и скрывалась за ветхой дверью, но сегодня, когда сердце больше не могло оставаться в одиночестве, женщина набралась храбрости и, стараясь говорить твёрдым голосом, прокричала:
- Здравствуйте! Что же вы всё качаете головой?
- Доброго здравечка, - хрипло и как-то грубовато ответил мужчина, не смотря в её сторону. – Не гоже так, одной то! Хоть бы кур завела! Пропадёшь! Зимы у нас холодные, жрать-то охота чего!
- Да зачем мне куры?..
- Вот, все вы так! Понаедут здесь! – он плюнул и скрылся за поворотом, оставляя неприятное впечатление от разговора.
Дарья вздохнула и посмотрела на широкое поле, которое раскинулось так далеко, что не хватало глаз. Она знала: именно туда поведет пастух деревенское стадо.