Как-то пару месяцев назад я писал статью "Заметки о небалетном поведении", где рассказывал о плохих парнях балета (изначально статья так и называлась). Сейчас, я думаю, логично будет рассказать и балеринах, часто не отличавшихся примерным поведением.
Сразу спойлер: о Волочковой не будет ни слова. Про ее подвиги итак всем известно, не вижу смысла переписывать одно и то же в тысячный раз.
Первая, о ком пойдет речь, это мадмуазель Пети. Это - французская балерина 18 века, о которой мало что известно. Танцевала она в Парижской опере и была довольно заметной балериной. Но в отличие от Мари Салле или Ла Камарго, бывших в ту пору ярчайшими звездами, о ней практически ничего невозможно найти. Но в анналах истории остался следующий случай.
Как известно, в те времена вовсю процветала традиция, когда танцовщицы, попав в театр, попадали практически автоматом и на содержание к какому-либо богатому "поклоннику балета". И хотя этот факт не был секретом, в открытую все же об этом не говорилось. Но вот однажды, когда о мадмуазель Пети стали распространяться слухи, обвинявшие ее в недозволенных связях, она перешла в контрнаступление. Выступила в печати, где в открытую заявила о том, что поступала танцевать в Оперу с единственной целью: извлечь выгоду из своей красоты, и что ее осанка и манера держаться - абсолютно нормальные средства достижения цели. При этом, она сравнивала профессию балерины с профессией откупщика (распространенная и ненавистная профессия во Франции 18 века): дескать, и там, и там важны хладнокровие, ловкость и умение обращаться с клиентами. И если откупщики обязаны своим положением богачам, то она - лишь своей красоте. При этом, как она говорила, мужчины, которых она разорила, ее любили, а откупщиков все ненавидят и осмеивают.
Надо ли говорить, что это был очень откровенный и смелый ход. Откупщики оскорбились, выпустили ответ, началась "война памфлетов", как ее окрестили. Она ничем не закончилась, но поведение Пети не могло не вызвать восхищения.
Кстати, мы уже упомянули Мари Салле и Ла Камарго. Они также не были пай-девочками, и их дерзость, по тем временам, не знала границ. Первая осмелилась отбросить пышные одеяния, в которых тогда выходили балерины, кринолин и фижмы, и выходила в одеяниях наподобие греческих туник. Надо ли говорить, что ее танец по тем временам выглядел слишком откровенно. В Парижской Опере, где она танцевала, у нее из-за этого были проблемы. А когда она попыталась перейти в менее ограниченную правилами Комеди Итальен, Людовик Пятнадцатый пригрозил ее арестовать.
Кстати, разбила она и не одно сердце. Ее называли "жестокой скромницей", а ее внимания безуспешно добивались знаменитые люди тех времен. Например, известны тщетные потуги Вольтера, который и дал ей это прозвище. Салле жила с англичанкой Ребеккой Вик и завещала ей свое имущество.
Вторая, Мари Анн Камарго, дерзнула обрезать платье аж до самых лодыжек (неслыханная по тем временам дерзость). Ей это было нужно для того, чтобы делать прыжки, заноски, и другие технические сложности, которые женщины в те времена не делали (а делали лишь мужчины). В общем, все это было вызовом, выглядело по тем временам откровенно, и неудивительно, что и сама Камарго имела бурную личную жизнь, которая сопровождалась скандалами (ее дважды похищали любовники), и благодаря которой она приобрела как материальное состояние, так и дурную славу.
Языческая танцовщица 19 века Фанни Эльслер также не отличалась смиренным поведением. Наверное, здесь определенная связь с тем, что и на сцене она запомнилась прежде всего своим темпераментом, и не классикой, а более характерными танцами.
Эта ограниченность выходила иногда ей боком. Когда Эльслер, выиграв противостояние с Тальони, заняла место примы Гранд Опера, она решила довершить свой триумф на чужой территории и покусилась на святое - решила станцевать "Сильфиду", в образе которой все представляли только Тальони. Надо ли говорить, что исполнение этой партии вызвало шквал критики. Неудивительно: своим земным танцем Эльслер лишила балет поэтичности. Как писал один из критиков, "воспоминания (о Тальони - прим. автора) мстят за покушение на их чистоту".
Но Эльслер не остановилась и покусилась еще на один знаковый балет, в котором блистала Тальони - "Деву Дуная". На сей раз "тальонисты" подготовились, и в первом акте при появлении Эльслер начался свист и шиканье. "Эльслеристы" попытались тех усмирить, завязалась драка, закончившаяся лишь с вмешательством полиции.
Рассталась с Оперой Эльслер довольно резко и скандально. Когда она заболела, то ее роль в "Сильфиде" отдали молодой Люсиль Гран, только приехавшей из Дании. Это вызвало гнев балерины, и когда ей предложили новый контракт, она разорвала его в клочья и укатила в Америку, став первой звездой балета, уехавшей за океан.
Уже упомянутая Люсиль Гран также рассталась со своим первым театром, Королевским балетом Копенгагена, со скандалом. Она отказывалась танцевать то, что говорил ей главный балетмейстер Август Бурнонвиль, и в итоге покинула театр. В статье о музах балетмейстеров мы уже упоминали эту историю. Надо лишь добавить, что ослушание Гран создало порочный прецедент: следом против всевластия балетмейстера стали бастовать и другие балерины.
Конфликтовала с Бурнонвилем и другая балерина Королевского балета - Андреа Крецмер. Чтобы не выходить на не нравившийся ей балет, она сказалась больной, чем сорвала спектакль. Театральный врач доложил, что она симулирует, и ее заключили в тюрьму - Голубую башню. В результате длительного заточения, как писали, "ее разум помутился". Здесь лишь нужно пояснить, что причина, по которой Крецмер заключили в тюрьму, а Гран нет, проста - первая была из бедной семьи, Гран же из дворянской.
Из-за частых скандалов Бурнонвиль и в дальнейшем лишался талантливых балерин.
Про Анну Павлову писали, что на умеет скандалить не хуже Шаляпина. Например, часто она требовала оркестр играть то помедленнее, то побыстрее, то выбрасывала целые фразы из музыки, а что-то, наоборот добавляла. Попытки оспорить эти решения вызывали ее гнев. При этом, будучи в возбужденном состоянии, не могла толком объяснить что ей надо - она не знала музыкальных терминов, и это еще больше приводило ее в ярость. Тем не менее, резко разразившись, буря также внезапно сходила на нет.
Павлова умела капризничать как никто. Ей ничего не стоило поссориться, расплакаться, топая ногами, на улице большого города Америки или Европы. Она могла своим упрямством довести до отчаяния самых терпеливых «взрослых».
В 1911 году скандальная хроника Лондона эхом отозвалась в русских
газетах: прима дала партнеру Михаилу Мордкину пощечину - ей показалось, что ему досталось больше оваций. После этого они вместе не танцевали.
Одна скандальная история связана с именем американской балерины Марии Толчиф. Вообще, Марию вряд ли можно назвать склочницей или скандалисткой. Все эмоции она старалась проявлять на сцене. И действительно, в историю она вошла как балерина с невероятной энергией, чей танец отличался страстью и скоростью.
Однако в книге Дианы Соллуэй о Рудольфе Нурееве описывается следующий случай. У Толчиф были кратковременные романы сначала с датским танцовщиком Эриком Бруном, а потом с Рудольфом Нуреевым буквально через несколько месяцев после того, как он не вернулся в СССР. Однажды в Копенгагене должен был состояться концерт, где должны были танцевать все трое, а Толчиф и Брун должны были составить дуэт (например, чтобы станцевать па-де-де из "Дон Кихота"). Нуреев, постепенно влюблялся в Бруна, и Толчиф заметила это. Понятно, что на ее эго это подействовало достаточно остро. Однажды, на одной из репетиций Нуреев отвел Бруна в сторону, чтобы обсудить с ним совестный обед без Марии. Об этом Нуреев сказал Толчиф. Та, понимая что ее "отцепляют", закатила грандиозную истерику, с визгом выскочив из костюмерной. За ней бросился Нуреев, следом - Брун. Труппа Королевского балета с интересом наблюдала, как они носятся по театру друг за другом. Толчиф пригрозила Бруну уехать, и тот отменил обед. В итоге концерт состоялся, но из Копенгагена Толчиф улетела уже одна.
В историю балета Сильви Гиллем вошла как "мадмуазель нет". Ее своенравие проявлялось постоянно. Очень быстро возведенная Рудольфом Нуреевым, худруком Гранд Опера в ранг примы, Гиллем стала потихоньку, что называется, "качать права". Ей все больше хотелось танцевать только то, что она хочет, и когда хочет. А хотела она, в основном, танцевать современную хореографию. Из-за этого она все чаще ссорилась с Нуреевым. Надо сказать, что танцевать то, что хочется, в истории Парижской оперы удавалось лишь одной танцовщице - великой Иветт Шовире. Да и то, ей пришлось дважды до того, как ей пошли навстречу на таких условиях, покинуть театр. Гиллем такой трюк провернуть не удалось, и она разорвала отношения с театром. А поскольку перебралась она в стан заклятого врага - "Ковент гарден", то получился чуть ли не международный скандал. Известно, что министра культуры Франции в ту пору, Жака Ланга, вызывали в Национальную Ассамблею, где ему пришлось отдуваться за инцидент.
О своих конфликтах с Нуреевым Гиллем говорит так: "Даже если он Нуреев, это не значит автоматически, что он прав. Он слишком резко повышал голос и ничего не хотел обсуждать. Его мнение главное - и точка". Правда, на вопрос о том, в чем он конкретно был неправ, отвечает очень неопределенно.
Гиллем и дальше не изменила себе. Она отказывалась танцевать с не понравившимися ей партнерами, постоянно спорила с хореографами (балетмейстерами), доказывая, что зрители, вообще-то, приходят смотреть на нее, а не на их хореографию. При этом, была уверена, что во всех тех людях, с которыми она вступала в конфликт, тщеславия и гордыни было гораздо больше, чем у нее.
После ее перехода в Ковент-Гарден одна из местных старожилок говорила, что Гиллем не хочет иметь с коллективом ничего общего. "Не разговаривает с нами, не хочет делить с нами гримерку, не есть с нами в одной столовой". На что Гиллем ответила: "Если мне нужно узнать, какова погода на улице, мне достаточно взглянуть за окно, мне не надо для этого идти в столовую".
В любом случае, скандалы Гиллем не перевесили ее талант, и в историю танца она вошла, прежде всего, как талантливейшая балерина. А один из ее партнеров и коллег по Гранд Опера 80-х годов, Лоран Илер, отзывается о ней, как о глубоко честном человеке, всегда выбирающем правду, отважном, свободным, всегда могущем высказать то, что она должна высказать.
Если понравилась статья, подписывайся, ставь лайк, делись с друзьями. Всем хорошего настроения, побольше движения, и любите балет!