Скучная штука – самоизоляция. Народ лезет на стену.
Телевизор надоел, все домашние вызывают раздражение уже своим существованием.
Что еще можно придумать, чтобы жажда жизни забурлила в крови, как нитроглицерин?
Однажды в один темный и дождливый апрельский денек, когда в Москве во всю разбушевался коронавирус, у меня в квартире выключился свет.
Самое печальное, что свет вырубился только у меня. Все остальное человечество в доме осталось при своих. А ведь ничто так не сближает, как общее горе!
Что делать?
Конечно, надо срочно вызывать Льва. Лев – понятие почти зодиакальное, хотя всего лишь служит вольнонаемным электриком второго разряда, починяющим всякий в нашем районе электрический скарб: чайники с отдышкой, флегматичные холодильники "Зил" и даже швейные машинки "Зингер".
Но самое главное, несущий на лице неизбывную печаль своего народа, исторгнутого из рая, Лев починяет чокнутые от переизбытка в их чреве всяческих нехороших новостей и политиков с геморроидальными лицами, телевизоры. Ну, уж а припаять какой-нибудь нехорошо оторванный с мясом провод или иной какой контакт ему раз или два плюнуть.
Словом – человек, как говорится, срушный (с руками).
Нехорошая подлость случилась в моем жилище на улице имени красного командира Фрунзе.
Я позвонил Льву. Лев наотрез отказался ехать за прежний гонорар, тем более в субботу, тем более, когда выходить из дому категорически далее помойки или без дежурной шавки нельзя.
Ставка отступных была увеличена, за Львом обещали заехать, сделать пропуск и отвезти его бренную плоть в целости и сохранности обратно и вообще куда ему угодно.
И Лев снизошел, как благодать!
Льва немедля депортировали из его хибары. Он флегматично поковырявшись отверткой, словно кардиолог в мышце своего больного, поднял полные безнадежного пессимизма тоски глаза на меня. И слово Льва отозвалось тревогой в груди: надо менять проводку.
Надо, - тут же совершенно, надо сказать, безропотно, согласился я.
Но для этого, - в глазах Льва, а особливо в словах его пессимизму прибавилось до критической отметки, - но для этого, повторил он театрально, как Гамлет - надо обесточить дом.
Обесточить в субботу вечером - все равно что как обесчестить школьницу. Ну а что делать? Не сидеть же на карантине без электричества. Ведь телек с новостями про короновирус не посмотришь. В холодильнике курица от уныния повесилась.
Что за жизнь?
И я решился!
Рубильник, коим можно обесточить дом, находился в соседнем подъезде. Для его охраны, покуда Лев не соединит проводки и не зачистит контакт, и решено было отрядить меня, так как больше некого. У брата заболел зуб, а его жена срочно ушла в себя.
Я всегда - крайний. Правда, я попробовал, конечно интеллигентно упорствовать. И даже ругался матом. Но жребий, как говорится, пал.
И вот я, как баран на заклание, приступил к охране рубильника, покуда, стало быть, не появится Лев и не освободит меня из египетского плена.
В соседнем подъезде было тихо. И поначалу эта повинность не очень тяготила. Но это только поначалу. Потому как суббота, она - выходной день не только у распявших Спасителя родственников Льва, но и у прочих благочестивых граждан, мусульман, православных и атеистов. А значит единственным бесплатным удовольствием, кроме, естественной и необходимой принятия вовнутрь небольшой дозы тонизирующего средства для промывки стенок желудка и мозговых извилин, является вышеупомянутый всуе телевизионный ящик с новостями про коронавирус.
Телевизор - все равно, что родственник. И глаза ему закрывают недрожащей рукой не раньше, чем перестанет биться его пульс, покуда эта зараза не смежит очи. А если кто посягает делать это самостоятельно, то тут жди засады. И она не замедлила явиться.
Недолго я тосковал возле рубильника. Тоске свойственно растворяться, если ее разделить хоть с кем-то.
Первой на авансцену вышла старушенция. Старая карга в цветастом халатике. Цветочки на халате поначалу было обнадежили. Но старушенция дребезжащим от злобы голосом поинтересовалась, почему я тут безобразничаю?
Миролюбиво настроенный, в доступных для мозговых извилин старейшины соседского движения терминах я пояснил сложившуюся в моей квартире с электричеством ситуацию. И клятвенно заверил, что с этим безобразием будет в самое кратчайшее время покончено.
Бабушка естественно не бельмеса не поняла. Она слезящимися глазками недоверчиво сверлила меня недоверием. А потом решила было призвать на помощь свидетелей. И оные в виде дебелой тетки с химической завивкой, напоминающую моток проволоки, тут же явились.
Надо сказать, что законопослушные граждане выползали из своих фатер все до одного в масках. Отчего я затосковал еще больше, как главный герой несущегося на всех порах в пропасть триллера.
Маски надвигались, как судьба.
Глаза сдобной гражданки в халате пробурили в моей рубахе неглубокую скважину, куда тот час начали падать стрелы, облитые горечью и злостью: кто посмел… произвол… ты кто такой… вот я тебе сейчас устрою… электричество… а нам какое дело...млять
Все это было выпущено с такой молниеносной быстротой и для пущей убедительности сдобрено категорическими жестами. Я когда-то очень давно закончил музыкалку. И даже пытался подобрать тональность для гражданкиного дивертисмента. И оказалось, что это было – forte.
Но я не растерялся, хотя про forte ничего не сказал. А просто меланхолически повторил свою выходную арию с речитативом, имевшую, как мне показалось, некоторый успех у старушки. Но ожидаемого эффекта не последовало.
Мало того, к рубильнику начали подтягиваться и другие. И эти разных веселых оттенков маски и особливо настрой их обладателей не сулил мне ничего хорошего.
Страшен в праведном негодовании в субботу вечером человек. Да еще в маске. Страшен, как коронавирус!
Медленной походкой человека, пребывающего в предпоследней степени нервического припадка и трезвости, приплыл откуда-то из подъездной преисподней благообразный дядечка с седой, какой-то художественной шевелюрой, выгуливающий по утрам во дворе свою грязно-белую моську. Ложно-классические седины в чем-то обнадежили вначале. Правда, мое исполнительское мастерство от частого повторения выходной арии заметно ухудшилось. И уже не только не внушало собравшимся никакого доверия, но и обозлило подъезд. Ненависть ко мне объединила народ.
Кроме того, я впопыхах выскочил без маски, а стало быть, находился еще в статусе разносчика коронавируса!
Ситуация накалялась.
Как натура творческая, а потому нервная, я начал сбиваться с миролюбивых интонаций на откровенную ругань, что для человека образованного, как говорится, не подобает. Правильно ругаться я не умею. А потому делал это с пафосом и не всегда в доходчивых для простого человека выражениях. Зачем-то вспомнил совсем не кстати Розанова и что-то о злобных мещанах. Словом, впал амбицию.
Реакция хозяина злобной моськи оказалось на редкость неадекватной. Он потребовал, чтобы электричество было включено. И немедленно. В противном случае «эта сволочь» будет устранен от рубильника - физически.
- Как же вы не понимаете, придурки, - нарушив все классические правила риторики, окончательно вскипел я, - там же живой электрик, если вы повернете рычаг рубильника, его убьет электрическим током?
- А нам что? - отозвались маски в едином порыве. – Сейчас же отойди от рубильника, а не то сейчас милицию вызовем.
Возникла, как пишут в романах, гнетущая пауза!
А потом толпа соседей от слов перешла к решительным действиям и надвинулась из тьмы.
Но я, опьяненный негодованием, однако, взял себя в руки и решил стоять до конца.
Пожалуй, грустно подумал я, с двумя, с тремя я еще справлюсь.
К примеру, дядечку с моськой, тетку с мотком проволоки, ну и заодно старушенцию для кучи я на некоторое время нейтрализую…
Гоша, Гоша, как ты наивен, Гоша!
Тут откуда-то из-за спин еще более черной тенью, чем тьма подъезда, показалась медвежья туша таких гигантских и неохватных габаритов, что оптимизм мой как-то сам собой и сразу увял.
- Вася, - выдохнула толпа в едином порыве, - пойди разберись…
Вася начал без лишни предисловий, без, как говорится, разлюли-малины:
- Сейчас я его, - сказал он достаточно благодушно для того, чтобы я утратил веру в собственные силы, - урою.
Я поверил Васе сразу и безоговорочно. Но в первую очередь я пожалел не себя, а Льва. Хороший был электрик, подумал я.
В конце концов, согревает одно, а именно, что я не один покину сей мир в его минуты роковые. Впрочем, напоследок я возопил, про себя, где-то очень в глубине души
- Господи, - взмолился я, - отец родной, ты у нас со Львом общий: Яхве, Старый Завет, Бог-отец, - помоги своим двум непутевым сыновьям.
Из глубины своего отчаяния возвах я ко Всевышнему. И возможно не только к Нему, но и что-то еще добавил от себя, как протопоп Аввакум, как же без этого. Все это адресовалось в основном Васе, конечно. Вася был в тот момент абсолютным мировым злом и символом озверевшего мещанства в подъезде.
Нельзя сказать, услышал ли Бог-отец молитвы своего беспутного праха, но только в тот самый ответственный момент, когда я уже решал перед бесславной кончиной у рубильника, куда лучше дать Васе:
а) ногой в живот или
б) в пах или
в) и туда, и сюда, -
входные врата ада разверзлись и на пороге явился, словно пророк Илия, электрик Лев.
Лев благодушно улыбнулся и радостно выпалил:
- Ну чего, придурки ,блин, разорались? Сейчас включим.
Рубильник включили. Ток побежал по электрическим проводам.
Толпа неожиданно, словно тесто в кадке, осела и рассосалась. Жизнь в телевизоре зашевелилась и ожила. Скандал увял.
Икающего от волнения и слез меня увел восвояси Лев. А я по инерции сжимая кулаки, все, кажется, то ли пытался доказать свою правоту или смазать хоть кому-нибудь по харе в маске.
Льва вернули в лоно семьи и субботы. А свет зажег в душах и умах людей надежду на то, что все же в жизни, несмотря на присутствие в ней негодяев, вырубающих рубильники на самом интересном месте и коронавируса, все же есть справедливость. Не всегда, но есть.
А значит, жизнь опять бьет разводным ключом по темечку. И жить страшно и весело. Но иначе что это за жизнь, когда не страшно и не весело?
Не жизнь это, а мещанство.
Если бы коронавируса не было, его следовало бы срочно выдумать.
Ведь ничто так не сплачивает массы, как общее дело, какое бы бесполезное оно не было!