В узел связи прибыли два «деда». Они служили по третьему году, потому считались настоящими «дедами».
Были не совсем настоящие. В этом году армию перевели на двухгодичную службу. Почти половина солдат служила по второму году и должны были «дедами» считаться. Из-за этого в частях возникали непонятки, иногда перераставшие в конфликты. Но об этом в другой раз.
А в части, где служил Сурков, дедовщина отсутствовала. Не то, чтобы совсем, но не было никаких притеснений «молодых», издевательств, унижений.
Дедов просто уважали, вернее, относились к ним с уважением. Выражалось это в том, что по субботам, когда производилась генеральная уборка, деды в ней не участвовали. Они отдыхали.
А прибывшие откуда-то «деды» об этом не знали.
Первый завтрак с их участием прошёл, как обычно.
Утром солдатам полагались чай, булочка, два кусочка сахара и десять граммов сливочного масла. Забегая вперёд скажу, что, когда часть заступила на боевое дежурство, пайка увеличилась, стали получать так называемый лётный паёк: масла двадцать грамм, сахара четыре кусочка, яйцо варёное, паштет. Да ещё и стакан молока. Сначала всё это поедалось с аппетитом, но уже через несколько дней «старики» стали отдавать часть пайка молодым, поскольку «молодые», после домашних харчей, всегда были голодными. Делились без всякой корысти, не пропадать же добру.
Отвлекаясь, замечу: на втором году службы аппетит намного уменьшался, раза в два, а, извините, морды – увеличивались, также чуть ли не вдвое. Загадка для диетологов, однако.
Так вот, возвращаясь к теме: булочка с маслом и сахаром вприкуску – куда там каким-нибудь эклерам на гражданке. Цимус!
Обычно как: тот, кто сидит ближе к маслу, тот и делит его на равные, на глазок, разумеется, десять частей – столько сидело за каждым столом.
Вот в первый завтрак прошло всё, как обычно.
А на следующий день новоприбывшие «деды» расселись за разные столы. Для удобства скажу: звали их как не помню, а фамилии Мартынюк и Уханов.
Мартынюк роста среднего, но такой плотный, широкоплечий блондин с рыжинкой, с крепкими руками.
Уханов наоборот высокий, тощий, хилый даже. Чернявый, на вид, как венгр или там румын. Волосы и глаза чёрные, улыбка белозубая. Хотя улыбался он редко.
Так вот. Сели они за разные столы и сразу взяли плошки с маслом, ножи и стали делить. Отрезали чуть не по половине и себе на булочки положили. А остальное поделили на девять частей – это, значит, всем остальным.
Народ промолчал: неудобно как-то за жратву собачиться.
Но Сурков по жизни не терпел всякую несправедливость.
Утром следующего дня он молча взял плошку с маслом на своём столе, здесь сидел Мартынюк, потом протянул свою длинную руку на соседний стол, где сидел Уханов, взял плошку и там. Спокойно разделил и тот, и другой куски на десять равных кусочков, поставил «Ухановскую» плошку им на стол, а свою на середину своего стола. Солдаты разобрали свои пайки. Никто не произнёс ни слова. В том числе и Мартынюк с Ухановым. Они просто угрюмо промолчали.
Это была суббота, день генеральной уборки. Свои деды ушли на спортплощадку качать мышцу перед дембелем. Молодые сдвигали койки, одни стали натирать паркет мастикой, другие выносили матрасы во двор – пыль выбивать.
Было лето, на Байконуре жара несусветная, но на «площадке», так называлась расположение части (жилое), росло очень много деревьев, по бетонированным канавкам текла прозрачная вода, так что жара особенно не ощущалась. (Сейчас думается: в степи, практически полупустыне водопровод, канализация, другие удобства – это же здорово!).
Никакой промышленности, кроме котельных в Байконурских степях не было, поэтому дышалось хорошо.
Мартынюк и Уханов никуда не ушли, они толкались на лестнице, и всем было понятно почему. Они хотели разобраться с «салабоном» Сурковым.
Ну, правда, - это же наглость несусветная, пойти против воли «дедов».
Сурков тоже это понимал и ждал «наезда».
Он подозвал к себе Славку, земляка – тоже с Алтая – и сказал негромко:
- Слав, сейчас меня эти позовут выйти, сам понимаешь. Пойдёшь со мной?
Славка, парень худой, как жердь, худее Уханова, но по характеру крепкий, можно даже сказать, вредный, кивнул:
- Что делать будем?
- Ты ничего, только на секунду отвлеки этого, - он кивнул на Мартынюка, - не бойся, отвлеки как-нибудь и всё. По плечу что ли хлопни. А я разберусь.
- Ты что, Миш, - возмутился Славка, - я ему врежу просто.
Сурков сурово взглянул на приятеля. Понял.
- Если хочешь, врежь, конечно. Но главное этого отвлеки, а с худым, что хочешь делай.
Славка кивнул.
Вскоре к Суркову подошёл Уханов.
- Слышь, Миш, - надо же имя узнал. – Давай выйдем, поговорим.
Сурков пожал плечами и сразу направился к лестнице.
Славка пошёл за ними.
Мартынюк окинул взглядом насупленного Славку и тоже пошёл вниз.
Мишка, если честно, драться не любил, хотя приходилось. Даже довольно часто. И всё из-за привычки заступаться за кого-нибудь послабее, то есть за справедливость.
А ещё из-за роста и крепкого организма, которыми его Бог не обидел. Почему-то встречаются люди, которых хлебом не корми, а дай обидеть человека посильнее. Проще говоря – побить.
Ну и …
Он и сейчас шёл без всякого желания драться, но что делать?
Они вышли на крылечко, Михаил внутренне изготовился к бою. Хотя, по-честному, мандраж был. Небольшой.
Славка стоял поближе к Уханову.
Они все смотрели друг другу в глаза.
У Мартынюка в глазах не было никакой злости, а наоборот какое-то миролюбие.
- Миш, - начал он, - ну на фига ты так?
- Как?! – резко, даже агрессивно ответил Сурков.
- Ну… - Мартынюк как будто не знал, что говорить или делать дальше. - Ты б, сказал, что ли…
Сурков понял, что битвы не будет. Просто разговор. Обыкновенный, как у цивилизованных людей.
- Ты б, Мартынюк, врубился сначала, что у нас так не делается.
- Ну, я врубился…
- Всё? – грубо спросил Сурков.
Мартынюк промолчал, а Уханов вообще поник носом.
Позднее, на спортплощадке Сурков видел, как накачанный с виду Мартынюк с трудом подтянулся один раз на турнике, а Уханов вообще к турнику не подошёл. И заставить некому – деды ведь.
Но, видимо, не из-за слабости физической «деды» не стали драться. Они тоже были за справедливость.
Вскоре они уехали по домам. А откуда они родом Сурков не знал.
Откуда она берётся – дедовщина эта Сурков тогда не задумывался. Об этом он стал думать много лет спустя. Почему! Но это другая история. Или истории.
Интересно – ставьте лайк.