Найти в Дзене
Вести с Фомальгаута

Гуманотека

…нет, что (имя скрыто) сумасшедший, мы знали всегда, но чтобы он был безумен настолько – это было откровением даже для меня, даром, что я знал его, кажется, всю жизнь, если не больше. С чего ему пришла в голову бесполезная и бессмысленная идея – читать – кажется, не мог объяснить даже он сам. Когда кто-то пытался втолковать ему, что в этом нет никакого толку, неужели мало перекачивать в голову файлы, - он буквально становился на дыбы, метал громы и молнии. В этом был весь (имя скрыто), он не терпел возражений, для него существовало только его собственное мнение – и ничье больше.

Нет, с ним, конечно, все понятно, но вот какого черта меня понесло за ним в гуманотеку – этого не понимаю даже я сам. Не то, чтобы мой друг обладал каким-то чудодейственным даром убеждения – он вообще никогда никого ни в чем не убеждал – просто ухитрялся зажигать других своим бредовыми идеями так, что хотелось бросить все и вся, и бежать за ним на край света. Так я и сделал, направился за ним в гуманотеку, терпеливо ходил между рядами хранилищ, смотрел в бледные бескровные лица, спрашивал себя, как их можно читать. Кажется, ответа на этот вопрос не знал даже сам (имя скрыто) – но не подавал вида, выбирал со знанием дела, как будто и правда понимал, что происходит, что таится за ледяными футлярами.

Вспоминаю уже сейчас – тогда мне еще не было страшно, тогда, в гуманотеке, страшно мне стало потом, когда мы уже оказались в доме (имя скрыто) и он закрыл дверь на несколько оборотов. Когда мой друг потянулся к футляру, я сделал последнюю попытку остановить его – впрочем, безуспешную – и через пару секунд мы уже смотрели на то непонятное, неведомое, чем-то похожее на нас, в чем – если верить легендам – таились несметные сокровища древних познаний.

А потом он пошевельнулся. Нет, он еще не поднимался, он еще только подергивался и смотрел на нас мутными глазами, как будто пытался осознать…

…пытался осознать…

…нас охватило разочарование – мой друг так долго выискивал, что почитать, а в результате нашел пустоту, вакуум, обманку, где ничего не было, куда ничего не записали, вернее, пустота сама в себя ничего не записала. Мне говорили когда-то, что эти, из гуманотеки, записывали на себя сами – каким-то неведомым образом…

А потом случилось самое страшное.

Когда вот это, страшное, непонятное, неведомое – зазвучало.

Проще сказать, что я сразу бросился прочь – опрометью – и это будет неправдой, я еще стоял и смотрел на него, казалось, несколько вечностей подряд, - прежде чем ноги снова стали повиноваться мне, я бросился прочь из окна с какого-то там этажа, на ходу расправляя крылья…

…хочется сказать, что я сам нашел в себе силы вернуться в дом моего друга – через месяц, через два месяца – и это будет неправдой. (имя скрыто) сам прислал мне сообщение, сам позвал меня к себе, обещая показать что-то невероятное, из ряда вон выходящее, чего я не забуду до конца своих дней.

Я пришел – хотя что-то подсказывало мне не появляться в доме, где творятся такие жуткие и удивительные вещи – и то, что я увидел, превзошло все мои ожидания. То, взятое из гуманотеки, стремительно менялось – с него как будто исчезали покровы, оболочки, то, что скрывало самую суть – ряды чего-то изогнутого, причудливого, тонкие линии, удивительные конструкции.

Смотри, - сказал мне (имя скрыто), - смотри…

Мы смотрели, завороженные невиданным зрелищем, мы понимали, что происходит, нашего примитивного разума хватало только на одно – осознать, что мы присутствуем при чем-то невыразимо прекрасном и величественном.

Разумеется, (имя скрыто) не остался безнаказанным, разумеется, его судили – за порчу имущества гуманотеки, когда вместо целехонького экземпляра он вернул нагромождение причудливых линий. (имя скрыто) пришлось долго доказывать, что именно это и нужно было делать, именно ради этого и затевалась когда-то вся гуманотека – чтобы открывать самое сокровенное слой за слоем. Путь от преступника до национального героя, раскрывшего тайну хранилища дался моему другу удивительно легко.

Разумеется, я на фоне (имя скрыто) всегда выглядел не то, чтобы неудачником, а так сказать, на вторых, на третьих ролях, чем-то обыденным, чем-то простым, чем-то, что никогда не достигнет высот. Однако, даже я не мог представить себе, что со мной случится вот такое, нелепое, безумное, я бы даже сказал – постыдное…

…когда исчез экземпляр, который я взял в гуманотеке.

Нет, я сам виноват, я должен был понимать, что экземпляры двигаются, и куда они передвинутся – неизвестно, но я никак не ожидал, что взятый мной экземпляр уйдет куда-то в никуда, так, что я его вообще не найду. Мне приходилось говорить случайным знакомым, как я наслаждался удивительным чтением редчайшего экземпляра, я не мог признаться, что упустил его, вот так глупо, так нелепо – упустил его. И чем дальше, тем больше мне казалось, что от того, что я его упустил, произойдет что-то страшное, что-то плохое, что-то…

...я нашел его у реки, даже сам удивился, что нашел – он сидел на берегу, делал странные вещи, подхватывал ладонью воду, касался её губами.

А потом он зазвучал. Я уже слышал его звучание, но тогда оно показалось мне бессмысленным – но сейчас у меня появилось странное чувство, что надо стоять и слушать вот это звучание – непонятно, зачем, но стоять и слушать, зачем я вообще слушаю это, когда мы до сих пор не можем разгадать, как понимать срывание покровов и обнажение тончайших конструкций, и все-таки я слушаю – непонятно, зачем…