Вот сейчас он скажет:
- А вы неправильно делаете.
Он смотрит на меня и говорит:
- А вы неправильно делаете.
Мысленно киваю сам себе, я угадал, я всегда угадываю, потому что нечего тут угадывать, они всегда приходят и говорят одно и то же:
- А вы неправильно делаете.
И я даже догадываюсь, что он скажет в следующий момент:
- А я вот тут тоже попробовал…
Он говорит:
- А я вот тут тоже попробовал…
Киваю. Так я и думал.
- И вот знаете, вы все не так делаете…
Киваю. Сейчас начнет говорить, что воздушный шар в стратосфере луны взорвется, и не долетит, и я должен был на реактивной тяге…
Мой незваный гость говорит про стратосферу и тягу. Незваный гость. Они все незваные. Они приходят сюда, смотрят, как я мастерю воздушный шар, как смотрю с луны в телескоп на далекую землю, как делаю первые неуклюжие попытки подняться в небо. Они никогда не говорят – здравствуйте или – добрый вечер, у них это не принято, так говорить, даже странно, что не принято, что можно вот так просто войти и заговорить, а вот вы все неправильно делаете, а я вот тоже пробовал…
Не выдерживаю.
Спрашиваю то, что научился спрашивать уже давно, одним вопросом сбить с незваного гостя спесь:
- И что… получилось у вас?
- Ага… получилось.
Меня передергивает.
- Ч-что…. П-получилось?
- Да вот… полететь…
- Вы…
- …ну, не я один, мы там целой командой работали…
- И…
Он не договаривает, он уже не со мной, он уже с кем-то там в своем, настоящем мире, и даже не вздумайте по пятнадцать брать, я вас самих потом всех по пятнадцать продам, вы больше и не стоите, кому сказал, по тридцать брать, и что, что дорого, дорого, да мило, дешево, да гнило…
Вот так вот – ни здрассьте, ни до свидания, они всегда так – ни здрассьте, ни до свидания, то врываются ко мне с какой-нибудь болтовней, то исчезают, ни слова не сказав. Это редко бывает, что человек наскоро придумывает какую-нибудь историю, как я с ним познакомился, да что редко – почти никогда, ведут себя люди так, будто мы всю жизнь вместе прожили…
…нет, мне это, конечно, льстит, значит, я получился живой, почти как настоящий, ох уж это проклятущее – почти… Был бы я штампованной мертвечиной, никто бы так со мной не разговаривал о том, о сем, никто бы не врывался в мой мир, не начинал бы с порога, а знаете, а у нам на балкон сегодня звезда упала… а я в ответ должен восхищаться, потому что я в эти моменты себе не принадлежу, это они домысливают, кто кому что скажет, и что ответит…
…мне не до них.
Не до всех не до них.
Я жду, когда придет она.
Она должна прийти, просто… просто потому, что должна, потому что не может быть иначе, потому что её не было слишком долго.
Она приходит – поздновато приходит, когда я её уже не жду, - сразу, с порога начинает про меня и Глэдис, на этот раз я остаюсь жить на Земле (ха! На Земле! После всего, что здесь было!), у Глэдис трехэтажный дом (у Глэдис! Ха!), с внутренним двориком, и тремя спальнями (три спальни для нас двоих? На что вы намекаете?), и все-таки этот мир, который она создала, нравится мне весь, целиком, безоговорочно, даром, что иногда спускаешься по лестнице с первого этажа и попадаешь на… первый этаж, или на втором этаже за французским окном начинается парк. Я хочу про Глэдис, еще и еще – история обрывается как всегда внезапно, мне остается только терпеливо ждать…
.
- …а у вас все неправильно, а у меня вот правильно…
Это опять этот, вот так, с порога – у меня правильно, у вас нет.
Спрашиваю то, что хотел спросить давно:
- А… как вы… сделали?
- Так на реактивной тяге же!
- А поподробнее можно?
Я уже понял правила игры, я буду восхищенно спрашивать и слушать его, а он будет воодушевленно рассказывать, про соплы, про камеры сгорания, про баки с окислителем, про первую космическую скорость, про закон сохранения импульса, про вторую космическую…
Слушаю.
Затаив дыхание.
Он думает, что играет со мной, - очередной в бесконечной череде моих гостей – пусть думает, если ему так легче, а я буду жадно ловить каждое слово, запоминать, что я сделал не так, и что я должен в следующий раз сделать так…
.
…Приходит она – как всегда в тот момент, когда я её уже не жду, когда уже отчаялся ждать, хотя, казалось бы, не забывал про неё ни на минуту. На этот раз она придумывает, как я забрал Глэдис с собой, домой, на луну, и мы были счастливы – мне мало этого «мы были счастливы», я хочу большего – она дает мне большее, она дает мне дом у подножья Прямой Стены, уютную спальню, где мы будем проводить немало ночей, цветущий лунный сад с лунными камнями, среди которых снуют лунные зайцы…
…что-то меняется, Глэдис медленно, но верно, тает от неведомой болезни, и я слишком поздно понимаю, что виной всему климат луны, которого Глэдис не перенесет. А дальше она думает сразу в двух направлениях, в двух вариантах – в одном я хватаю Глэдис и везу назад, домой, на Землю, а во втором варианте я не успеваю понять, что происходит, Глэдис умирает у меня на руках, шепчет слова любви…
Это не страшно, говорю я себе, это ненадолго, это только один из вариантов, как мы будем вместе с Глэдис – а завтра будет еще какой-нибудь вариант, и еще какой-нибудь, и еще.
Это важно.
Очень важно.
Тем более важно, что на самом деле никакой Глэдис нет.
Там.
На земле.
.
- …а вы все неправильно делаете…
Я ненавижу его. Я ненавижу своего гостя, которого так недавно слушал с замиранием сердца, я ненавижу его за то, что он сказал мне, как надо, что он помог мне добраться до земли по-настоящему – и увидеть мертвую безжизненную планету, на которой нет ни намека на причудливые города, странных людей, которые не любят чужаков, Глэдис, которая спасет меня…
…я ненавижу его.
Если бы его не было, я бы никогда не узнал правды, страшной правды…
- А вы все неправильно делаете…
Вот так вот заходит, как к себе домой, ни здрассьте, ни до свидания, и с порога –
- А вы все неправильно делаете.
Меня передергивает, как неправильно, с какой это радости неправильно, я же сам жадно выслушивал его, как нужно делать, я же сам торопливо записывал космические скорости и отклонения от орбиты…
А нет.
Нате вам.
- А вы неправильно делаете.
И – снова, как по заказу:
- А я вот тоже в космос поднимался…
Вежливо киваю, старательно изображаю интерес:
- Да вы что…
- …только это надо не соплами вашими всякими делать…
Спрашиваю, опять же, как можно вежливее:
- А как же тогда?
Он начинает говорить. Вдохновенно, восторженно, со знанием дела – с трудом продираюсь через искривления пространств и шестимерные континуумы. Ничего, ничего, говорю я себе, я всегда могу переспросить, уточнить, а объясните мне вот это вот, а почему так, а формулу можно, а на пальцах мне эту формулу можете? Ну про меня же в каком веке написали, а вы в каком веке живете, у вас там прогресс далеко впереди, нам такое и не снилось… А вы расскажете, да? Вот спасибо…
…он уходит – как всегда внезапно, не уходит – исчезает, вырванный в круговорот реальности, куда он спешит, на работу, или с работы, или ведет автомобиль…
Записываю, торопливо, лихорадочно, домысливаю, как могу – я даже не спрашиваю себя, почему на этот раз тот же самый человек говорит мне уже совершенно другие вещи.
Мне некогда думать об этом…
…меня ждут далекие звезды…
.
…она приходит, когда я её жду – потому что теперь я жду её все время. Она начинает с какой-то душераздирающей истории, как Глэдис умирает на моих руках, и я мысленно ору про себя, что это уже было, было, было, в самом начале, когда Глэдис помогает мне бежать из тюрьмы…
…нет, сегодня она хочет, чтобы было так, чтобы мы расстались, чтобы мы потеряли друг друга, чтобы нам было больно.
Я жду.
Терпеливо жду. Я не знаю, сколько это продлится – день, год, век, - я только знаю, что это кончится.
Кончится.
И она сделает так, что мы с Глэдис снова будем вместе.
Так и случается – ни с того ни с сего, с бухты-барахты, мы с Глэдис лежим на берегу моря Спокойствия, на залитом солнцем пляже, ласкаем друг друга, разгоряченные тела под ладонями… потом будем плескаться в прохладных волнах, и мне волнительно, что Глэдис может утонуть, может, это она так задумала, что Глэдис утонет, и я опять останусь один…
Нет.
Не тонет.
И я не остаюсь один.
Всё хорошо.
Она…
…я называю её – она, отсюда, из своей, ненастоящей реальности, я не вижу её имени…
Я жду, когда она придет.
Потому что это единственный способ побыть с Глэдис.
Потому что там, в глубинах космоса, у далеких звезд – ничего нет, только мертвые земли, бескрайние пустыни, и нет недоброго чужого народа, который заточит меня в темницу, и нет Глэдис, которая спасет меня и погибнет сама, вернее, не погибнет, я не допущу, чтобы она погибла, я…
…там нет Глэдис.
Там.
А она придет и сделает так, чтобы Глэдис была.
.
- А вы все неправильно делаете.
Вот опять, опять, вот, пожалуйста, пришла беда… откуда не ждали…
Опять вламывается ко мне, как к себе домой, ни здрассьте, ни до свидания, опять –
- А вы неправильно делаете.
Я уже не удивляюсь, я уже давно не удивляюсь, почему они приходят каждый раз, говорят – а вы не так делаете, - и я делаю так, так, как они сказали, и у меня получается – что-то, о чем я раньше не смел и мечтать, настоящие перелеты – все дальше, дальше, - а потом они снова приходят, и снова говорят – все не так, и снова открывают мне тайны вселенной…
- А вы все неправильно…
Сжимаю зубы. Он некстати, совсем некстати, потому что сейчас пришла она, а это значит, будет Глэдис, так и есть, Глэдис, сегодня мы с Глэдис сидим на веранде своего дома, в плетеных креслах, мы прожили вместе целую жизнь, сколько всего вкладывается в эти два слова – целая жизнь, сколько там было, уже и непонятно, что именно было, но – было, столько-столько всего, столько воспоминаний…
- А вы все неправильно…
…он начинает втолковывать, и я должен его слушать, и это невыносимо, что я должен его слушать, в то время, как пришла она, и будет Глэдис, а я должен слушать про трехмерное пространство, замкнутое само на себя в четвертом измерение, и как выйти за пределы этого пространства, и…
…ну а как я хотел, говорю я сам себе, у меня тираж… я не знаю, какой у меня тираж, но немаленький, а это значит, что меня одновременно читают… много кто читает одновременно, а это значит, что приходится слушать и тех, и этих, и разрываться между ними всеми, а я хочу Глэдис, только Глэдис, никого больше…
…я не слушаю его.
Я только делаю вид, что слушаю, это очень просто – делать вид, кивать, слушать, но не слышать, не запоминать…
.
- …ты идиот, говорю я сам себе.
Это уже потом, много потом, когда я спохватываюсь, что он давным-давно не приходит, давным-давно не говорит – а вы все не так делаете.
Вот тогда-то я и говорю себе:
- А ты идиот.
Я не понимаю, почему я идиот, вернее, так – какая-то часть моего сознания уже чувствует, что я натворил, а другая часть моего разума упорно отказывается понимать, что не так…
- Ты идиот… ты понимаешь, почему они каждый раз говорили новое?
Потому что…
- …потому что ты слушал их… ты делал, как они тебе говорили из будущего, ты тем самым переписывал свою историю, свою книгу, - и в веке паровых котлов и воздушных шаров появлялись реактивные двигатели, и потом из будущего тебе расскажут уже что-то новое…
Я отмахиваюсь от самого себя, мне уже неважно, что будет там, в будущем, я уже понимаю, что если даже покину пределы вселенной, я не найду там Глэдис, потому что Глэдис не там, Глэдис тут, рядом, - достаточно дождаться её…
Я зову её – она…
- …ты идиот.
И снова говорю себе – ты идиот.
- А… а что такое?
Какая-то часть меня вспоминает, почему я идиот, какая-то другая часть меня еще не может вспомнить, что не так…
- Ты оригинал читал?
- К-какой оригинал?
- Свой оригинал, балда…
Даже не спрашиваю – что там, понимаю, что надо открывать и читать, строку за строкой, внимательно, каждую буковку, да что такое…
Не выдерживаю:
- Это издание, что ли, какое-то сокращенное?
- Да нет… обыкновенное издание.
- А…
- Все верно. Никакой Глэдис там и в помине не было.
- Тогда откуда…
- …а сам как думаешь?
- Нет, ну правда… стой… это что, это она все придумала?
Он не отвечает, я уже и сам все понимаю, придумала, как есть придумала, как появилась Глэдис, как вывела меня из тюрьмы, как погибла сама…
…Глэдис…
…милый образ, ускользающий от меня безнадежно…
- Теперь понял? – спрашиваю я у самого себя, - теперь дошло, да?
Отшвыриваю от себя книжку, пропади оно все, сгинь, сгинь, пропади, пропади я сам…
.
- А вы все неправильно делаете.
Вежливо киваю. Делаю вид, что слушаю. На самом деле ни черта я не слушаю, и не собираюсь даже, и могу не орать сам себе – ты чего, давай, запоминай, записывай, - я жду, когда придет она.
Она.
И Глэдис.
Глэдис, которой нет.
Она приходит – на этот раз мы плывем на лодке по кристально чистому озеру, и я молюсь кому-то, чтобы ничего не случилось, чтобы лодка не перевернулась, чтобы…
.
- …темнеет, моя госпожа…
Глэдис вздрагивает, оборачивается, смотрит на слугу, мотает головой:
- Оставьте… оставьте…
Слуга уходит, Глэдис остается одна на вершине башни, смотрит в бесконечную даль. Кто-то должен прийти – она помнит, кто-то был, понять бы еще, кто этот – кто-то, был же кто-то, должен был прийти, даже не прийти, а как-то иначе – бесконечно издалека, уже когда должен был прийти, - и до сих пор никого нет…
.
…просыпаюсь.
Сердце колотится, как бешеное.
- А вы все неправильно делаете…
Подскакиваю на кровати, терпеливо выслушиваю очередного того, кто пришел и сказал, что я все делаю неправильно.
Терпеливо записываю, да, да, как скажете, да что вы говорите, двадцать семь измерений, бизонная теория, ой, извините, бозонная, а бозона, это что такое? А-а-а, бозон… а что это?
.
…беспомощно колочу кулаками в стену, хочется разломать все, над чем работал – пропади оно все, пропади, пропади, все равно ни хрена не получится, это мне не сопло на реактивной тяге, тут сам черт ногу сломит…
.
Вечером приходит она.
Краем глаза смотрю, что мы там с Глэдис – я уже знаю, Глэдис не тут, Глэдис где-то там, бесконечно далеко – там…
.
…бескрайняя пустыня.
Очередная мертвая пустыня на моем пути.
Я и не ждал, что здесь будет не пустыня, я и не ждал, что я найду Глэдис так быстро, я понимаю, что должно пройти много времени, прежде чем я найду тот мир, где высокая башня, а на ней стоит Глэдис и ждет меня – но что-то слишком долго тянется это – много времени, чересчур долго, я уже тоже не могу ждать…
…перемещаю кабину еще на несколько миров, выискиваю хоть что-то, где могут быть признаки жизни – хоть какой-то жизни, из которой когда-то может проклюнуться разум, пусть даже бесконечно далеко впереди.
А дальше остается ждать.
Терпеливо ждать.
Когда появится кто-то и скажет –
А вы все неправильно делаете.
И начнет расписывать, а как правильно, а я буду восторженно слушать, и кивать, да вы что, да вы что, да неужели, да вот это да…
.
Снова и снова перечитываю это:
.
- …темнеет, моя госпожа…
Глэдис вздрагивает, оборачивается, смотрит на слугу, мотает головой:
- Оставьте… оставьте…
Слуга уходит, Глэдис остается одна на вершине башни, смотрит в бесконечную даль. Кто-то должен прийти – она помнит, кто-то был, понять бы еще, кто этот – кто-то, был же кто-то, должен был прийти, даже не прийти, а как-то иначе – бесконечно издалека, уже когда должен был прийти, - и до сих пор никого нет…
.
Сжимается сердце. Она где-то есть, Глэдис, моя Глэдис, - слова и строчки не врут…
…не врут…
.
- …ты… ты это написал?
Спрашиваю у самого себя. Показываю строки –
«- Темнеет, моя госпожа…»
- Ты… ты?
Я молчу, я не отвечаю сам себе, я и так понимаю – я…
- …зачем… зачем?
Я снова не отвечаю, я и так понимаю – зачем…
- Чтобы… чтобы я снова слушал тех… тех…
- …которые приходят и говорят, а вы все не так делаете.
.
…прислушиваюсь к мыслям, которые тянутся из того мира, из мира живых и настоящих.
- …а вы все не так делаете…
…и где-то в отдалении её мысли, мысли про то, как мы с Глэдис…
Я замираю.
Я смотрю на себя.
Я жду, куда я пойду…