Хемуль устал и повесил свой длинный нос, Хемуль устал, как умеет устать лишь Хемуль. Если бы завтра желание вдруг сбылось — это б могло называться: сломал систему. В доме с утра суматошно: и крик, и гам, всем наплевать, что у Хемуля сердце колет, бегают прямо бессовестно по ногам. Думает Хемуль: оставьте меня в покое,
что суетитесь и ходите колесом. Вещи теряются, вещи играют в прятки.
Хемуль мечтает вернуться в тот дивный сон, где он один. Одиночество так приятно.
Сон — невесомые плавают островки, сон — мухоморы, и травы щекочут пятки.
Сон — на мосту не хватает одной доски. Путь до мечты никогда не бывает гладким.
Дальше дорога по мостику над водой через стрекоз, через лунные занавески, здесь не поют ни цикады, ни козодой, или поют тишину (по одной из версий).
А тишина — это музыка для души. Каждому звуку судьба оказаться лишним.
Очень стеснительно шепчутся камыши, рыба — и та здесь молчит раза в два потише.
Сон — заплетенные корни, зелёный мох. Сон — светлячковый фонарь, что висит на ветке. Редкие звезды, желтушные как горох, тоже, естественно, светятся тихим светом.
Хемуль обеими лапами только "за".
Сон — набежавшее облако взбитым кремом.
Там, под высоким дубом, закрыв глаза, мир созерцает отшельник — старейший Хемуль, не отвлекаясь на кучу дурацких тем, не задаваясь вопросами "либо/либо".
И не дрожит даже кисточка на хвосте, редкий имбирный волос не встанет дыбом.
Гуру имеет право молчать и знать.
Думает Хемуль: "Как же он мудр и светел". Старая-старая Хемулева жена из ниоткуда врывается в сон как ветер.
Хемулева жена не выносит мозг, в медном тазу варенье мешает ложкой:
"Что ты расселся? Давно починил бы мост. Путь до мечты получается слишком сложным".