Автор: slavagrai
От сильного удара в челюсть Креп отлетел к стене. Перед глазами поплыло. Грохот ломающихся стульев тут же растворился в чистейшем звоне, будто в гонг ударили промеж ушей. Откуда-то сбоку закричал Нолик: слов не разобрать.
Это уже слишком. Зря цацкался с "тормозами": не ценят ведь добра, ублюдки. Не хотят толковать по-хорошему...
Креп утёр с подбородка кровь. Сплюнул на пол, поднялся.
— Мало, да? — здоровяк с нашивкой на рукаве осклабился. В тусклом свете блеснул медный зуб. — Ты смотри, не переусердствуй. Некому будет порядок блюсти, мирных граждан охранять, "гиенам" доносить...
Креп рванулся вперёд. Сжатый кулак взорвался болью, и вдвоём с громилой они полетели на пол. Затрещал хлипкий стол — брызнул щепками. По доскам покатилась медяшка.
Занести руку для следующего удара не успел — оттащили за шкирку в четыре руки. Креп намеренно подался назад, сбивая с ног одного из парней. Тут уже не до приличий: законы уличных драк он знал на зубок. Правило одно — успей первым.
И Креп успел. Бил нечестно — в пах. Парнишка взвыл, уткнувшись носом в деревянную щепу. Молодой совсем, не старше Нолика, а всё туда же...
С третьим пришлось бы туго, но неожиданно подоспела помощь. Под сводами бара грохнул выстрел. Тонко взвизгнула девица, прячась за спиной кавалера. С потолка посыпалась крошка, все разом притихли. И только Нолик подоспел, огрев последнего громилу подносом.
Дважды.
Ударил бы и в третий, но Сморчок окликнул:
— Тише, пацан! Нам тела выносить недосуг. Это, — он обвёл дулом револьвера глазеющую публику, что повскакивала с мест, — относится ко всем несогласным, сочувствующим и протестующим. Идите протестовать в другое место, там вас выслушают. Бар на сегодня закрыт. Завсегдатаям бесплатная выпивка, но уже завтра, пардон муа. А сейчас — все вон отсюда.
— Вот именно! Проваливайте! — жестяной поднос приласкал встающего в последний раз, пониже спины, и тот, споткнувшись, рухнул снова.
Вакса, парящая над барной стойкой, расхохоталась. Но через миг улыбка пропала.
— Брось, Нолик, пусть идёт, — сорвавшись с места, она подлетела к Крепу, который поднимался на ноги. — Ты как? Сильно досталось?
— Ерунда, — он сплюнул. — Бывало хуже.
Усмешка получилась кривой: разбитая губа кровила, и довольно ощутимо. Провожая взглядом посетителей, он потёр плечо. Вздрогнул, когда ладошка Ваксы коснулась лица — всё равно что прикосновение холодного желе. Каждый раз одно и то же. Креп никак не мог привыкнуть...
— Они вернутся, — Вакса вздохнула, обращаясь уже ко всем. — Вы же знаете. Их с каждым разом всё больше. Город шатается от основания — того и гляди, рассыплется по винтикам, и что тогда?
В баре воцарилась тишина. Сморчок сосредоточенно протирал револьвер. Креп ощупывал рёбра. Нолик застыл в обнимку с подносом. Должно быть, сам не верил до конца, что поучаствовал в драке, и невероятно гордился собой.
Ворчливо звякнул колокольчик над входной дверью. Задели головой, уходя в спешке. Если кто-то из них проговорится по пути до коконов, визита "гиен" не избежать.
Креп обвёл взглядом учинённый погром, шумно втянул воздух и закашлялся. Кровь продолжала сочиться из носа. Если подумать, это его вина. Его задача — решать конфликты мирно. Выпроваживать пьяниц и решать споры между посетителями. Но не ввязываться в разборки напрямую. Да ещё из-за политики. Мерзко всё это, неправильно. Всё равно что в грязи извалялся...
Креп покачал головой.
— А нам ли, гениям, решать? Что будет, того не объедем.
Да и решишь тут, когда голова раскалывается на сотни кусков. Так, что хочется лечь прямо здесь и не вставать до утра. А лучше — до обеда. Но Сморчок непреклонен.
— Как всегда прав, старина. Нам — выносить этот бардак. Считайте уборку наивысшей целью. И чтоб в семь утра все стояли здесь, — узловатый палец ткнул Нолика в грудь.
— Ну де-ед...
Звонкая оплеуха заставила пацана отскочить.
— Сколько раз повторять: не зови меня так! К тебе, дорогая, — это он уже Ваксе, — это не относится. Можешь прогуляться в кои-то веки, посмотреть, что на других платформах делается. Хватит силёнок?
Она кивнула.
— Должно хватить.
— Ну, значит, решено, товарищи. Все по койкам! Нолик, за тобой свет. И положи поднос наконец. Все края погнул, паршивец!..
***
Автоматический подъёмник лязгал, пощёлкивал и скрежетал, перемалывая зубами изношенные цепи. Креп не мог избавиться от мысли, что ещё немного, и перегрызенный трос исчезнет в глотке Города, канет в чёрном пищеводе. Сам же Креп рухнет на дно — прямиком в Подбрюшье, откуда никто не выбирался.
— Болит? — сочувствие Ваксы причиняло больше боли, чем ноющая челюсть.
Кого и следовало жалеть, так это девчонку.
Сколько ей было? Семнадцать? Восемнадцать? На пару лет старше Нолика, не больше. А вот поди ж ты — схлопотала пулю вместо дурного папаши. На том самом месте, где Креп сегодня сцепился с "тормозами". Из того револьвера, которым Сморчок разгонял зевак.
В ту самую ночь, когда он пропустил смену в баре.
Вакса давно простила Сморчка за дрогнувший палец. О вине Крепа, казалось, и вовсе не думала: его ведь не было рядом, когда она истекала кровью на дощатом полу...
Он сжал зубы и покачал головой. Вакса неверяще вздохнула и провалилась сквозь платформу подъёмника. К таким фокусам Креп привык. Со временем девчонка становилась сильнее.
Ещё полгода назад она не могла покинуть стены бара, привязанная невидимой нитью к злосчастному месту. Потом начала выходить за дверь, и вот пожалуйста — разгуливает по другим платформам.
Креп не знал, хорошо это или плохо. Следы были редкостью, даже для Города. Здесь застревали только те неприкаянные, кто умер в пути. Раньше, говорили, их было больше — старые остались жить в Кратере. О том, что с ними сталось, можно только гадать: скорее всего, истончились и пропали. Теперь уже насовсем.
Век следов был недолог в сравнении с человеческим. Да и сами они были загадкой. Высоколобые "учёные" с верхних палуб могли твердить сколько угодно об утечке энергии из Источника, но правда была в том, что они хрена лысого не смыслили в потустороннем потоке и той дряни, что изливалась из колодцев десятилетиями.
Это сейчас факиры остались в прошлом. Они свою задачу выполнили — земля на долгие мили вокруг превратилась в выжженную пустыню, через которую они ползли без устали и цели. Креп давно перестал верить в то, что есть на свете сказочное "где-то" — с высокими соснами, цветами и... морем.
Он знал, что Вакса мечтает о море. Синие волны, белые чайки — красивые, но пустые слова, заменившие детям истории о колдунах и драконах.
Глаза девчонки, такие же синие, горели восторгом всякий раз, когда она слушала россказни Сморчка. А тот и рад повыделываться, когда в хорошем настроении. Нечасто, но бывали у старика "минуты доброго деда", как называл это состояние Нолик. Обычно такое случалось под градусом — в канун Дня Города или ещё какого праздника: Сморчок был горазд придумывать их сам. И щедро наливать посетителям — чтобы выпили за здоровье "недовнуков".
Как бы он ни открещивался, всё равно считал Нолика своим. Да и Вакса ещё до того, как застряла в баре, наведывалась к ним чаще, чем к себе домой. Как говорил Сморчок, лучше никакого бати не иметь, чем жить с таким уродом. Девчонка молчала, но Креп был уверен, что в глубине души она согласна.
Впрочем, даже это не могло заставить её винить или ненавидеть отца.
Несмотря на имя, она была светлым пятнышком на изъеденной коррозией изнанке Города. Самым светлым из всех, что Креп когда-либо встречал.
— Приехали! — Вакса вынырнула из "подполья".
Подъёмник затрясся в агонии, лязгнул зубами и затих. Креп шагнул вперёд, оказавшись в длинном полутёмном коридоре. Тусклые аргоновые лампы освещали пятачок у лифта и запасной лестницы, теряясь по обе стороны от развилки — там, где начинались коконы.
В углах ютилась тьма. Стоило пройти чуть дальше, и она угодливо ложилась под ноги — стелилась мягким ковром, скрадывая звуки шагов.
Вакса бесшумно летела рядом. Она умудрялась каким-то чудом подстраиваться под его шаги, не отставая и не забегая вперёд. Больше не делала попыток заговорить: видела, что Креп не в настроении.
Чувствовала с полумысли. Понимала с полуслова.
Случалось, их принимали за родню. Светлые глаза, острые скулы, коротко стриженые светлые вихры, что делали Ваксу похожей на мальчишку, — сходство бросалось в глаза. Быть может, где-то в другой реальности, отделённой от нынешней тонкой мембраной, так оно и есть. Там, за чередой колодцев и голодных чудищ, у другого Крепа была семья. Мать, отец... и младшая сестра в растянутой куртке. С россыпью веснушек и пятнами мазута на улыбчивом лице.
...Креп остановился. Коридор 2А жилого уровня закончился тупиком. Раззявленная щель клапана напоминала голодную грустную пасть. Заждалась хозяина.
Он привычно скользнул внутрь. В углу загорелась крошечная лампочка. Морщась от боли, Креп стянул сапоги, а затем и рубашку. Умылся в пластиковом "корыте" — безобразном потомке раковины, который заменял собой все прочие средства гигиены. Скудной дневной нормы хватало на раз: вода мигом окрасилась красным. Сбитые костяшки чесались; левая сторона лица постепенно набухала лиловой синью.
— Может, покажешься завтра доктору? — Вакса маячила за плечом. Жалась к лампе бледным мотыльком.
Если подумать, они все были мотыльками в своих проклятых коконах. Ворочались в тесноте, подобно гусеницам — без надежды когда-либо взлететь. И от этого становилось ещё более мерзко — признавать, что в чём-то "тормоза" были правы.
— Зачем? — он искренне удивился. — Рёбра целы, а остальное заживёт, как на собаке.
Креп вытянулся, насколько позволяла короткая лежанка, и упёрся ступням в стенку кокона. "Эффект дылды" — так называл его проблему Сморчок. У старика для всех находилась пара ласковых: Ваксу он называл последышем — мол, до следа ещё не доросла. Что до Нолика, то парнишка не уставал твердить, что он "не без палочки", чем вызывал смех и сальные шуточки завсегдатаев. Бедняга ведь не виноват, что в свои шестнадцать обладал разумом шестилетнего ребёнка.
Быть может, и к лучшему. Все беды приходят от умников, не от дураков.
— Пойдёшь туда одна? — он поднял голову, встретившись взглядом с Ваксой.
Она кивнула.
— Встречу кого-нибудь из наших. Хочу побывать в Холодном доме, а потом — сразу обратно.
— Только не ищи неприятностей, их и так хватает.
— Обещаю, — она зависла над ним и легонько поцеловала Крепа в лоб. — Спокойной ночи, дылда.
Креп зажмурился. Липкий холод от прикосновения растёкся по телу: захотелось плотнее завернуться в одеяло и провалиться в спасительный сон.
Вакса не виновата, что так получается. Она просто мертва — этого никто не исправит.
— Спокойной ночи, последыш, — ответил он в пустоту.
Глаза открывать не обязательно. Он и так чувствовал: Вакса ушла.
***
Рассвет растекался по небу алой кляксой. Солнце пряталось в туманной дымке, и казалось, что Город не ползёт по опустошённой земле, а плывёт — подобно старинному галеону — среди молочно-белых вод.
На деле всё было не так красиво — просто Вакса предпочитала видеть вещи по-своему. Вместо гигантских гусеничных колёс — крепкие доски борта; вместо скелетов башен и лопастей ветряных двигателей — мачты и паруса. И гордый флаг на верху шпиля городской ратуши.
Отсюда, с открытой платформы, её можно разглядеть без проблем. С тех пор как Город стал на колёса, сменилось уже три мэра. Имени нынешнего Вакса не знала. Он был просто Мэром. Как и город — просто Городом. Других поселений на своём пути они не встречали, так что отсутствие названия никого не волновало. Да и что тут можно придумать? Нью-Кратер? Глупо звучит.
Первый Кратер действительно был воронкой — дырой в земле, оставленной одним из факиров. Со временем её расширили, отстроив настоящий подземный город. Даже тогда, спустя десяток лет после появления на земле первых колодцев, он делился на Верхний и Нижний ярусы.
Вакса вздохнула. Некоторые вещи никогда не меняются.
О Годах Гибели она знала немногое. Только то, что слышала от других следов, или находила в историях Сморчка за тоннами лишней шелухи.
Первые колодцы появились почти сотню лет назад. Искрящиеся двери-круги, из-за которых никто не возвращался. Они манили, звали и притягивали к себе, словно топкая трясина, сводя с ума тех, кто оказался поблизости. Терявшие рассудок превращались в факиров — бомбы замедленного действия, что сгорали заживо, уничтожая всё вокруг.
Понадобились считанные дни, чтобы стереть города, обратив их в пепел.
Всякий раз, думая об этом, Вакса содрогалась. Целая планета пылала ярким костром в тот год.
Потом наступило затишье, и пришла новая беда — вестники. Те, что балансировали на грани, противостоя Зову. Всё ещё обладая разумом, они стремились познать новые возможности — так рождались колдуны, проклятые, новые боги, несущие в себе знак чужого мира.
Или миров? Они не знали, что там, за сияющим кругом. После того, как на земле осталась горстка людей, никто не изучал природу колодцев. Все хотели лишь выжить.
Жителям Кратера удалось. Когда-то он казался оплотом безопасности: ровно до тех пор, пока сектанты не обосновались поблизости.
Подробности за давностью лет забывались, и люди начинали придумывать свою правду. Кто-то рассказывал про "войну чужих и подземников", кто-то — о растущем числе колодцев. Следующие годы терялись в памяти мутным эхом, а к городским архивам доступ имели лишь избранные.
Сходились все на том, что оставаться на месте стало невозможно. Число следов множилось: энергия пожирала самую суть, лишая жителей простого и привычного — смерти.
На счастье, нашлись инженеры, вспомнившие об утопическом проекте прошлого — "Шагающем городе", идея которого умерла, толком не родившись.
На выходе же получился Город Ползущий. Или Ползучий, как передразнивал Нолик.
Город-бродяга. Город-кочевник.
Вакса любила украдкой слушать разговоры, когда речь заходила о рождении Города. Понимала не всё — уж больно много заумных слов, — но до чего же было интересно!
Глядя на бесцветную землю с высокой платформы, она даже представить себе не могла, сколько понадобилось времени и сил, чтобы построить его таким. Совершенным. Прекрасным в своём гигантском безобразии. Способным жить. Дышать. Ползти вперёд...
Вакса почувствовала тепло и улыбнулась. Рядом с ней материализовался светоч. Потёрся о щёку ласковым котёнком и отскочил.
Единственные создания чужого мира, настроенные дружелюбно. Людей они, правда, дичились — боялись быть пойманными в банки, — а вот со следами ладили, щедро делясь энергией.
— Чего висим, кого ждём? — следом за огоньком появился хозяин.
Скрестив руки на груди, Гуру усмехался. Сквозь необъятный живот просвечивали перила; лысую голову красным ореолом обнимало солнце.
— Да я просто так... смотрю, — она пожала плечами.
— Тьфу. Было бы на что. Там "тормоза" демонстрации устраивают, диверсии готовят, а она рассветом любуется! — несмотря на безрадостные новости, голос Гуру звучал оптимистично. Почти жизнерадостно.
— Всё плохо? — уточнила Вакса.
— Это как посмотреть. До нас с верхней палубы мало что доходит, но суть всё та же: мэра никто не видит, Совет грызётся за закрытыми дверьми, работяги ропщут, присоединяясь к "тормозам" — бездумно, из чувства протеста. Чуешь, как шатается подпорки? — он потянул носом, будто нечто витало в воздухе. — Что-то близится, девочка моя, и затяни меня колодец, если это что-то не грянет в ближайшее время.
Вакса поёжилась. Уж что-что, а убеждать старина Гуру умел.
— Насколько ближайшее?
— Хм, дай-ка подумать... День? Час? Или, может быть, минуты, — лицо его озарила безумная улыбка.
— Мы можем что-нибудь сделать?
Вакса не желала признать это вслух, но ей было страшно. Она боялась остановки пуще второй смерти, ведь это означало гибель мечты — она не сможет увидеть море. Если продолжать ползти, то однажды это произойдёт, нужно только запастись терпением. Но если анархисты добьются своего...
Будет ли второй Кратер? Или все они просто сгинут в пустыне?
Гуру покачал головой.
— Ребята с Третьей пытались. Но раз уж не получилось у них... сама знаешь, мы наверх не ходоки.
Вакса угрюмо кивнула. Чем ближе Источник, тем слабее становился след. Поэтому даже самые сильные из них обживали нижние платформы. Мало кто задавался вопросами — это была аксиома. Непреложная истина жизни после смерти: держись подальше от Источника.
— Ладно, — она бросила последний взгляд на тусклое солнце. — Идём.
Светоч, угадав её намерение, воодушевлённо подпрыгнул и сорвался с места. Вакса устремилась следом.
Они с Гуру летели к Холодному дому.
***
Когда-то во времена Кратера он звался Домом с приведениями. Старая лачуга на берегу Священного озера. Место силы. Место, где такие как Вакса находили себе компанию.
Людям понадобилось время, чтобы принять "возвращенцев" и привыкнуть к ним, так что поначалу Дом прослыл своеобразным гетто. А ещё — он был источником пищи. Энергия следов растрачивалась и нуждалась в подпитке. Именно в воде, "заражённой" колодцами, они находили спасение: ещё одна аксиома посмертного мира.
Вакса держалась в толпе осторожно, беззвучно здороваясь прикосновением руки. Другие следы ощущались иначе, не так, как живые, — обычно.
Люди же были горячими — как пышущие жаром плавильные печи. Кто-то считал это диким, но Ваксе нравилось их касаться. Ерошить волосы Нолику, целовать на ночь Крепа... В этом было что-то настоящее, как если бы она ещё дышала.
Сегодня в Доме было особенно людно. Дети, взрослые, старики — каждый ждал очереди притронуться к святыне.
Резервуар, напоминавший аквариум, стоял в центре Дома на дощатом столе. Но даже это не мешало конструкции выглядеть внушительно — настоящий алтарь посреди импровизированного храма. Внутри аквариума плескалась вода из Священного озера и стайка светочей, что цеплялись друг за друга, напоминая ожерелье. Или сияющую гирлянду с празднования Дня Города.
Другие огоньки парили на головой или сидели на потолочных балках. Без них Холодный дом превратился бы в Ледяной.
Вакса повертела головой, выглядывая Гуру: тот, как всегда, был в эпицентре внимания. "Ну и ладно, всё равно обещала не задерживаться", — она двинулась к аквариуму, ощущая мелкую рябь. То, что у живых, называлось "мурашками по коже".
Сам процесс напоминал электрическую подзарядку, и первые разы показались для Ваксы пыткой. Она попросту захлёбывалась, не в силах принять и распределить всё, что получала. Зато потом, стоило ей отойти, ощущала небывалый прилив сил: с каждым разом взаимодействие проходило всё лучше.
Однако сейчас что-то было не так. Светочи тревожно замигали, сжались разом, потускнев, до размера искры. Пол под ногами закачался; платформа накренилась, и Вакса рванулась вперёд в глупом человеческом порыве удержать аквариум.
Осколки брызнули в стороны. Ваксу окатило не водой — жидким огнём. Она не успела понять, что случилось — только голос Гуру, кричавшего что-то остальным, ворвался в сознание. А затем пришла боль — забытое, реальное чувство, — и Вакса закричала сама.
Её слизывало пламя, рвало и раздирало на миллиарды атомов. Казалось, само время течёт сквозь неё, уходя бесконечной воронкой в сердце Города.
Сердце, что билось из последних сил, готовое вот-вот замереть.
Незримая волна прокатилась по уровням, лестницам и переходам. Светочи вспыхнули в агонии, облепив призрачное тело, и наступила тьма.
Вакса ослепла.
***
— Стаканы протри! — дед швырнул в него тряпкой.
Нолик промычал нечто смутно напоминавшее протест. Он был занят. Складывал птицу из бумажного полотенца. Он слышал, что раньше такое называлось ари-гами.
Красивое, непонятное слово.
А вот птица получалась так себе. Кривой клюв, тонкая шея, крылья разного размера... Одно задиралось слишком высоко, и птица опрокидывалась на стол.
Нолик попытался запустить её в воздух, но та упала как подбитая. Пришлось переделывать.
Высунув кончик языка, он трудился над поделкой, пока та не смялась окончательно. Другого полотенца у Нолика не было.
Значит, подарит так. Пусть будет Чайкой, решил он. Вакса любила чаек.
А он любил Ваксу.
Но об этом никто не узнает. Ни дед, ни уж тем более Креп.
Нолик спрятал Чайку во внутренний карман. Потянулся за стаканами, но те зазвенели ещё до того, как он до них дотронулся. Затряслись все разом, зазвякали стеклянными боками. Пол заходил ходуном, да так, что Нолик едва не свалился со стула.
С потолка посыпалась крошка. Лампочки лопались одна за другой.
Нолик вскинул руки, защищая голову. Зажмурился и начал считать до десяти: он делал так всякий раз, пытаясь отгородиться от страха.
...Всё прекратилось после семи. Наступила тишина. Креп выбежал за дверь. Дед поднялся из-за стойки: кустистые брови сошлись на переносице.
— Ну, началось. Вива ля революсьон, вашу мать.
— Что это значит? — Нолик округлил глаза.
Те немногие посетители, что были в баре, поспешили наружу, и он двинулся следом, но дед осадил:
— Не высовывайся пока.
Комок обиды поднялся к горлу. Вот так всегда. Нолик — дурак, Нолик — никчёмный, только и может что мусор мести да посуду мыть. А как что случится, так сиди и не высовывайся...
— Взрывы на Третьей, — Креп вернулся быстро, — "гиены" все там. Ни черта не разобрать, но, кажется, стреляют.
— По "тормозам"?
— По всем. Думаешь, там разбирают в суматохе?
— А вот это уже плохо, — дед скрылся в подсобке и появился с карабином.
Креп поймал брошенное ему ружьё.
— Хуже то, что платформа на соплях держится. Ещё один взрыв, и рухнет нам на головы. Вот где веселье начнётся!..
— Надо идти наверх.
Нолик вздрогнул. Вакса появилась неожиданно — просто возникла в метре перед ним, непохожая на привычную Ваксу. Слишком бледная, слишком неживая... Неживее обычного. Глаза — чёрные провалы.
На Нолика дохнуло холодом — ледяная змейка скользнула вдоль спины. Он шагнул вперёд, чтобы обнять, но напоролся на "стену" и отпрянул.
— Что с тобой? — голос дрогнул. Не могли же его Ваксу подменить за те часы, что они не виделись?
— Нолик, я всё расскажу, но потом, — она обернулась к Крепу. — Я видела Источник. Нужно добраться до него раньше, чем это сделают "тормоза"...
— Иначе городу конец, — ещё один след появился посреди бара. Тучный лысый мужик, имени которого Нолик не знал. Или не помнил. — По крайней мере, это всё, что я понял из сбивчивой истории вашей подруги.
— Это всё, что я сама сумела понять, — отозвалась Вакса.
— Постой, ты разве не говорила, что следы не могут подобраться близко к Источнику?
— Что-то изменилось, Креп. Мне кажется, теперь я смогу. Он хочет, чтобы у меня получилось. Но в одиночку я не справлюсь.
— Охрана не сможет навредить тебе, милая. В отличие от него, — дед кивнул на Крепа.
— Я могу пойти! — Нолик подался вперёд.
Он не понял ни слова из сказанного, но если Ваксе требовалась помощь — неважно в чём...
— Сядь! — рявкнул дед.
Он и раньше на него злился, но таким Нолик видел деда впервые.
— Всё будет хорошо, — Вакса сделала попытку улыбнуться. — Я бы не просила, если бы это не было так... важно.
Нолику отчего-то почудилось "страшно" в последнем слове.
Креп переглянулся с дедом и кивнул.
— Идём. Подъёмники наверняка встали, но я знаю дорогу к Четвёртой. Если повезёт, обойдём "гиен" — у них сейчас другие заботы .
— Наши ребята вас проводят. Докуда смогут.
— Спасибо, Гуру. Останешься здесь? — в голосе Ваксы мелькнуло беспокойство. — На всякий случай.
— Разумеется, — толстяк завис над барной стойкой.
— Подожди! — Нолик понял, что дальше тянуть нельзя. — Это... тебе.
Помятая Чайка зацепилась за ворот, крыло оторвалось и, кружась, полетело на пол.
— Нолик... — она запнулась. — Ты же понимаешь, я не могу её взять.
— Тогда ты держи! — он сунул птицу Крепу. — На удачу.
Несколько секунд все молчали. Дед смотрел на Ваксу, Вакса — на Крепа, Креп глядел в пол. Наконец, он вскинул на плечо карабин, развернулся и вышел. Тоскливо звякнул колокольчик над дверью.
Нолик наклонился. Сжал в ладони белое крыло. Утёр нос рукавом.
Когда она вернётся, он сделает другую чайку. Лучше первой.
***
Вакса беззвучно неслась вперёд. Шаги Крепа отдавались эхом позади. Стиснув зубы, он прибавил шаг, стараясь за ней поспеть.
Вокруг царил хаос. Такого скопления народа Вакса не видела даже на Дне Города. В коконах и на рабочих местах не осталось никого: горожане толпились на платформах, запрокидывали головы, в ужасе ахая. Кто-то в суматохе искал детей, женщины причитали, карманники и мародёры принялись за дело. К взрывам на Третьей добавились драки, звон бьющегося стекла и металлический грохот.
Вакса ощущала боль. Город стонал.
Он продолжал ползти вперёд, как продолжает идти раненый — по инерции, теряя кровь, всё медленнее...
Она видела Источник. Верила, что сможет найти его. Спасти. Не дать погаснуть.
По обе стороны от неё летели другие следы — будто маленькая армия, — и перепуганные люди вжимались стены, позволяя Крепу беспрепятственно миновать лестницы.
Подъёмники и впрямь не работали. Креп перепрыгивал через две ступеньки, каким-то чудом ориентируясь в паутине пролётов.
Первое препятствие возникло, как только жилые уровни остались позади. Следы прошли сквозь группу анархистов, как нож сквозь масло. Их было шестеро — ослеплённых светочами. Креп приложил двоих, а вот с баррикадой ничего не смог поделать в одиночку.
— Идите прямо, — он встретился с Ваксой глазами, указав на шпиль колокольни, — я догоню у Храма.
— Только будь осторожен. Без тебя мне внутрь не попасть.
— Напомни ещё раз, на чьей мы стороне, — он дёрнул разбитыми губами в усмешке. — Защищаем Источник от плохих парней, а дальше что?
— Всё что угодно, Креп. Я не знаю, — выдохнула она едва слышно.
Объяснять стало некогда. Да и могла ли она? Облечь в слова всё то, что пронеслось перед глазами за краткий миг перерождения. Вакса не знала, что произошло с ней в действительности, но знала, что каждая минута на вес золота.
Она дышала с Городом в едином темпе. Ощущала вспышки пожаров — горящие язвы на металлической коже. В глотке бурлило, клокотало — очередная волна вот-вот вырвется наружу.
Быть может, революция была лишь симптомом, и Город умирал уже давно.
Сам, без чьей-либо помощи.
***
Пуля угодила в железную подпорку — задела плечо лишь вскользь. Креп выстрелил, целясь в руку одному из "гиен". Второй замешкался.
Мощным рывком перемахнув через перила, Креп сбил его с ног, ударив прикладом. Отправлять стражей на тот свет он не планировал. Зато ребята в форме старались, как могли, принимая его за подрывника. Разбившись на пары, они перекрыли лестницы, ведущие на верхнюю платформу. Там, за стенами ратуши, поджав хвосты, дрожали члены Совета. Искали решение или думали, как спасти свои шкуры? Креп не любил азартные игры, но нынешнюю власть, пожалуй, не любил больше, а потому с удовольствием поставил бы на второй вариант.
Бросив бесполезный карабин, он подобрал пистолеты. Такие были только у "гиен". Гражданским вообще было запрещено иметь оружие, но тут Сморчок обскакал все законы.
Мимолётного взгляда на плечо хватило: жить будет. Перешагнув через законников, Креп продолжил подъём.
Перед глазами мелькали железные ступени, перила, каркасы. Над головой надрывался колокол. Вакса, должно быть, уже там.
Размеренное дыхание сменилось рваным: воздуха не хватало. В груди разгорался костёр.
Успел.
Она ждала его. Крошечная фигурка у серой стены. Совсем одна. Единственная, кто сумел подняться.
Креп бросился наискосок через площадь. Первым порывом было схватить за руку, как живую, и потянуть в сторону Машинной Крепости. Она ведь стояла на виду, не защищённая никем и ничем...
— Креп!
Вакса взвизгнула.
Он слишком поздно заметил гиен за высокой оградой. Пуля вошла под рёбра, но даже это не смогло его остановить. Только замедлило.
Он слышал крик Ваксы. Протяжный, вибрирующий на одной единственной ноте.
Сам воздух всколыхнулся над площадью, будто прокатилась ударная волна. Огоньки светочей мелькали лихорадочными вспышками. От нахлынувшей боли Крепу показалось, что сам мир перевернулся вверх ногами, рассыпавшись фрагментами калейдоскопа...
***
— Креп? Сюда! — Вакса чуть не плакала. — Слышишь меня? Скажи хоть что-нибудь...
Алая кровь сочилась меж пальцев. Он шёл за ней бездумно, как глухой слепец, шагавший по инерции. Она потянулась к нему, собрав всю силу на кончиках пальцев. Ладошка легла на рукоять пистолета. Вакса зажмурилась. Невероятное усилие воли: три быстрых выстрела, один крик, и тишина. Оружие выпало из ослабевшей, бестелесной руки.
Слабость прокатилась новой рябью.
Барьер вокруг Источника истощал, и только Креп мог его снять.
— Сюда. Идём. Только, пожалуйста, не останавливайся, — мольба в сорвавшемся голосе.
Вакса проклинала себя за то, что не могла помочь. Зажать рану, подставить плечо...
Он вскинул голову. Он наконец её услышал!
— Сюда, Креп, ещё чуть-чуть....
До Машинной Крепости оставалось несколько шагов. А казалось — целая пропасть.
Мельтешение светочей, что закрывали обзор, прекратилось. Самые юркие малыши скрылись в замочной скважине: раздалось шипение и лязг металлической двери. Дорога была свободна.
Креп привалился плечом к стене, а потом и вовсе сполз на землю. Закашлялся. По подбородку потекла кровавая ниточка слюны.
— Кажется, времени у нас немного, последыш, — хриплый голос едва слышен, но Вакса не слушала.
Она молча звала на помощь.
***
Креп сглотнул. Вкус солёного металла во рту, а значит, дело плохо. Но страха не было. И даже боль вдруг куда-то исчезла, растворилась. На смену ей пришло нежданное тепло и нечто сродни щекотке.
Он опустил взгляд: десятки огоньков приникли к ране, прижигая края. "Что толку, если пуля застряла внутри?" — промелькнула мгновенная мысль, но Креп понимал, что это означало.
Время.
Поднявшись на ноги, он покачнулся. Не без труда, но всё же перешагнул порог Крепости. Щёлкнул тумблер, зажглись лампы аварийного освещения.
— Что мне делать?
Он обернулся к Ваксе, которая выглядела хуже него. Судя по тому, что девчонка замерла снаружи, она не могла "перешагнуть" черту.
— Внутри Крепости... поле. Нужно... отключить, — даже простые слова давались ей с трудом.
Креп осмотрелся. Замкнутый куб Крепости напоминал рубку: пульт управления со шкалами, рычагами и кнопками. Он не имел представления, что с этим делать. Разве что...
Обойдя возвышение в центре куба, он отыскал кабель от запасного генератора. Бесконечная серая змея, что свивалась в клубок, выскальзывая из липких от крови пальцев, наконец привела его к "гнезду". Креп рванул, взметнулись искры.
Комната управления погрузилась во тьму. Спустя долгий миг начали загораться светочи, и мягкий жёлтый свет залил всё вокруг.
— Только взгляни, — Вакса оказалась рядом.
Под сводами Крепости происходило то, чего он никак не ожидал. Конструкция в центре куба вдруг выпустила лепестки, раскрывшись как диковинный цветок, внутри которого...
— Он жив, — выдохнула Вакса. — Я... я думала, Источник — это что-то вроде нашей воды из Священного озера, но, господи, Креп, они заточили в сердце Города настоящего вестника! Вот почему он говорил со мной! Он...
— Умирает.
То, что находилось внутри цветка-саркофага, лишь отдалённо напоминало человека. Провода, трубки, клапаны — он был опутан ими, словно муха, попавшая в паучьи сети. С болезненно выцветшей, тонкой, как бумага, кожей, что обтягивала хрупкие кости. Год за годом из него высасывали энергию.
Ну конечно! Механизмов было мало: ветряных башен, лопастей, двигателей. Чтобы махина Города продолжала ползти вперёд, нужна была энергия колодцев. А теперь исправно работавшее сердце сбивалось с ритма.
— Почему они ничего не сделали? — он завороженно глядел, как светочи опускаются на иссушённое тело. — Учёные, инженеры — те, кто сотворил это.
— Они не знают, как, — покачала головой Вакса. — Умеют только забирать.
— Его можно как-то излечить? Раз он говорил с тобой...
— Нет. Не вылечить. Только заменить.
Смысл сказанного не дошёл до Крепа не сразу.
— Ты всё знала... С самого начала.
— Это было не знание — скорее, предчувствие, но да, я соврала Сморчку и Нолику. Тебе необязательно оставаться.
От голоса Ваксы внутри что-то переворачивалось и рвалось на мелкие части.
— Посмотри на меня, последыш, — он улыбнулся через силу. — Я не жилец.
В её глазах застыла боль.
— Прости.
— Да брось. Ты его слышишь?
Она кивнула.
— Думаю, он готов.
В подтверждение её слов вестник испустил последний вздох, и Город вздрогнул до самого основания.
Вакса подлетела ближе, и Креп наклонился вперёд. Алая птица с оторванным крылом, сидевшая в кармане, выпорхнула на волю. Подарок Нолика опустился на грудь умирающего вестника — туда, где от сердца отходила тонкая трубка.
Слова стали не нужны. Он ощутил, как руки Ваксы обвили шею, и закрыл глаза, не то слившись с целым миром, не то разлетевшись на тысячи миров.
Он больше не чувствовал исходивший от Ваксы холод. Наоборот, она казалась как никогда реальной. Тёплой.
Живой.
***
— Дед! — крик Нолика и мёртвого из могилы подымет. — Иди сюда!
Сморчок чертыхнулся. Чай, не молоденький уже — бегать сломя голову.
Отложив бумажку с аккуратно выведенными цифрами, поднялся с места. Бар был пуст. Никто нынче не пил — все работали в поте лица. Те, кто не занят в производстве, чинили каркас, повреждённый взрывами. И даже следов больше не осталось — исчезли до последнего.
Громкоговорители надрывались каждое утро: Совет готовился к выборам. С объявления о скорой остановке минула неделя. Город тормозил, замедляясь. Мимо проплывали песчаные холмы и ошмётки сухих водорослей.
У двери Сморчок замер и поднял голову. Повинуясь непонятному мальчишечьему порыву, щёлкнул ногтем по колокольчику. Тот зазвенел впервые за семь дней, радостный оттого, что о нём вспомнили.
Искать нового вышибалу Сморчок не спешил. Кто знал, что будет завтра? Эре движения пришёл конец, потому что двигаться больше некуда.
Завернув за угол, он остановился у края платформы. Нолик едва не прыгал на месте, указывая пальцем вдаль. Туда, где меж песчаной полосой и бескрайней простынёй неба тянулась синяя тесьма воды.
— Ну вот и приехали, — ни радости, ни сожаления в голосе не было.
Сморчок и сам не знал, что думать. Им ли, гениям, решать. Что будет, того не объедут.
— Приползли, — улыбнулся Нолик, но тут же погрустнел.
Тревожный знак. Говорить по душам Сморчок не умел, и потому прибегнул к любимому ходу.
— Ну что, налюбовался? Марш обратно, полы себя не помоют.
— Ну де-ед...
— Не дедкай мне, — он пригрозил кулаком, и когда парнишка скрылся внутри, вздохнул.
Ничего предосудительного. Старикам свойственно вздыхать, глядя, как солнце золотит новорождённый купол. Его тончайшие нити сплетались в сеть, обнимая целый Город: от самых окраин и до ратуши, над шпилем которой кружили чайки.
Источник: http://litclubbs.ru/writers/2306-polzuchii-gorod.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
Литературные дуэли на "Бумажном слоне": битвы между писателями каждую неделю!
- Выбирайте тему и записывайтесь >>
- Запасайтесь попкорном и читайте >>