воспоминания школьных лет
Шел 1974 год, мой десятый класс. Я учился в спецшколе № 50 "с преподаванием ряда предметов на немецком языке", той, что во дворе за кинотеатром "Форум". Сам немецкий преподавала, в том числе и мне, моя родная, ныне здравствующая тётушка.
И вот то ли в конце зимы, то ли в начале весны в нашу школу приехали: О.Табаков, А.Леонтьев и, если не изменяет память, К.Райкин. Выяснилось, что они просто ошиблись дверью. Дело в том, что правее моей школы - в соседнем дворе - была ещё одна школа № 232, в ней я тоже учился, всего год - ходил в первый класс. А к 1974 году она уже стала "театральной". В неё-то Табаков с компанией и ехали, чтобы посмотреть-послушать и отобрать восьмиклассников, которые через два года должны будут стать студентами актёрского курса Табакова в ГИТИСе, а после актёрами его будущей "Табакерки" на Чаплыгина.
Поняв, что ошибся школой, Табаков тем не менее решил остаться и посмотреть на наших восьмиклассников. Я был уже в десятом классе. Вся школа знала о моём "помешательстве" на театре. И наша завуч Лидия Александровна (свой в доску парень) нашла меня и погнала на третий этаж, а по дороге учила соврать Табакову, будто я восьмиклассник. Учитывая, что я в школьные годы выглядел явно моложе своих лет, сделать это было нетрудно. Одновременно учителя разыскали мою тётушку и сообщили, что в школу приехал сам Табаков, что он ищет талантливых ребят и что Асаф сейчас будет ему читать. Возле класса, в котором проходило прослушивание, собралась толпа учеников из самых разных классов. Раздвинув плотные ряды, Лидия Александровна вместе со мной протиснулась к двери класса, ввела в класс и представила меня сидевшим за партами в центре класса Олегу Павловичу, Авангарду Николаевичу и Константину Аркадьевичу, как самого влюблённого в театр из всех учеников школы, мечтающего стать артистом.
Я и теперь помню охватившую меня робость, окаменение и страх, которые испытал, стоя посередине у доски. Табаков расплылся в своей неповторимой, обожаемой всей страной улыбке. Заговорил в его обычной шутливо-иронической манере. Спросил, что я буду читать. Я ответил - "Вересковый мёд" Стивенсона в переводе Маршака. Это было моим дежурным чтецким "блюдом", имевшим неизменный успех.
"Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей..."
Послушав балладу, Табаков попросил почитать что-нибудь ещё. Я стал читать Пушкина - «Кюхельбекеру».
"В последний раз, в тиши уединенья,
Моим стихам внимает наш Пенат!.."
Короче говоря, мои декламации и разговор с Табаковым продолжались около полутора часов. А когда Табакову сказали, что моя тётушка преподаёт в моей же школе, он попросил её позвать. Тётушка пришла и её разговор с Табаковым происходил при закрытых дверях. Я нервно расхаживал по коридору в ожидании приговора.
Моя семья была категорически против поступления в театральный. Объяснение было простое: без блата ты не поступишь, а никакого блата нет. Несмотря на то, что мой дед близко приятельствовал с Виктором Розовым и Савелием Крамаровым, часто бывавшими в нашем доме. Моя мечта об актёрстве и сопротивление семьи к десятому классу переросли в настоящую войну.
И вот, наконец, тётушка вышла из класса. Подозвала меня, мы зашли в её кабинет немецкого языка. Слова Табакова, которые она мне пересказывала нарочито спокойным бесстрастным голосом, показались мне хотя и окрылявшей, но несбыточной фантастикой, моя мечта стать артистом получила необычайную нежданную поддержку. Дословно Табаков сказал вот что: "Будет преступлением, если этот мальчик станет поступать не только в какой-либо институт, кроме театрального, но и на какой-либо факультет, кроме актёрского".
Моя тётушка, будучи человеком трезвого ума, спросила: "Олег Павлович, а Вы можете гарантировать его поступление на актёрский?" На что Табаков честно и резонно ответил, что гарантировать это никто не может.
Табаков должен был набирать курс только через два года. Мне, не поступи я в институт, светила бы армия. В итоге я поступил на физхим МИСиСа, проучился один год, ставший для меня адом, а летом 1975-го прибежал к Табакову в Современник на Чистые пруды. Он в Современнике тогда директорствовал. Было лето, театр был пуст, дверь в кабинет Олега Павловича на четвертом этаже была открыта настежь. Табаков меня сразу узнал и начал расспрашивать - что я, как и где. Узнав про институт стали и сплавов, Олег Павлович произнёс: "Боже мой, стали, да ещё и сплавов!"
Увы, новые обстоятельства сложились таким образом, что ни на его курс, ни на актёрский факультет я так и не поступил. В 1976 году я стал студентом театроведческого факультета ГИТИСа. Но история с прослушиванием меня Табаковым и его комплименты в мой адрес, окрылившие меня, остались в благодарной памяти на всю мою жизнь.
