Тридцать второй год работаю психиатром на «Скорой». Но, надо прямо сказать, видок у меня не врачебный. Причем далеко не врачебный. Одинокий зуб во рту. Небритость отнюдь не сексуальная. Кепченка дермантиновая еще от папаньки моего покойного осталась. Куртченка болоньевая с пятнами нестираемыми. На пальцах перстни зековские, но не потому что «там» побывал, а потому, что, будучи подростком фигней занимался. В руках авоська с нехитрым содержимым. Да еще добавьте сюда рожу угрюмую, улыбки не знающую. Ну, а главное, я неопопхмеленный, как скотина, а от того злой и неадекватный. И собрался я, значит, на работу с утра пораньше. Ноябрьская тьма-тьмущая, с неба всякая мокрая гадость сыплется. И вот, наконец, удача – маршрутка моя единственная. И счастье-то какое, что места сидячие есть. Ну, знаете, в «Газельках» сзади рядками друг напротив друга. Расплатился я честь по чести и решил вклиниться между приятной такой дамочкой лет сорока и толстой бабищей неопределенного возраста. И так знаете, так глупо получилось, водитель резко дернул, а я в аккурат на колени той самой приятной бабенки сел. Был бы я опохмеленный и умиротворенный, то галантно бы извинился и инцидент исчерпал. Но тут все пошло, как нельзя хуже. Хотя, справедливости ради, бабенка сама виновата, разоралась почем зря: «Ты куда лезешь-то, бомжара! Да по тебе вши стадами ползают!». Ну и я, каюсь, в долгу не остался: «А нечего, говорю, жопы такие отращивать, чтоб протиснуться между вами нельзя! А по тебе самой вон мандавошки скачут вприпрыжку!». Ну та дамочка и разошлась, вытащила какую-то ксиву красную и заорала водителю: «Если вы сейчас этого урода не высадите, то я его в отдел сдам, а ты с рейса снимешься!». Ну что мне делать оставалось? Не потассовку же устраивать с мордобитием? Вышел я культурно и мирно. А другой-то маршрутки ждать бесполезно. Можно бы и с пересадкой, но деньги забыл взять, только мелочь еще на одну поездку. Вот и почапал я до родной «Скорой» пешкодралом. А это, надо сказать, не близко. Вот и опоздал я минут на двадцать. А у входа медицинский корпус, как назло, «сладкая парочка» стоит: начмед Кочкина и ее верная слуга начальник оперативного отдела Черенко. Хронометраж, суки, проводят. Так, говорит, Кочкина, пишите объяснение, Юрий Иванович за ваше опоздание. А вот нихера, говорю, уважаемая Ольга Андреевна, я сейчас же напишу заяву по собственному желанию и безо всяких объяснений. Кочкина тут же сдала назад и включила добрую бабу: «Юрий Иванович, успокойся. Хочешь похмелиться – иди к Семенычу, механику. Только по-тихому, без фейерверков!». В общем, пришел я к Семенычу, обрадовавшись, что снова стану человеком. А этот господин уже все использовал для собственного очеловечения. Грустно... Вызов за вызовом… Рутина одним словом. И вот очередной вызов. Задыхается кардиобольная. Хоть мы и психиатры, но врачебных-то бригад-то не хватает. Поехали. Причем быстро поехали, со светомузыкой. Приехали в райотдел полиции. А там та самая приятная дамочка, которая меня из утром из маршрутки выгнала хрипит, булькает и задыхается в собственном кабинете. Гипертонический криз, осложненный отеком легких. Ну и устроили мы тогда танцы с бубнами! Дамочку напичкали всем, чем можно, прям как фаршированную курицу. С нас самих пот ручьем льет, руки дрожат от напряжения. А ну душе-то радостно: спасли тетеньку-то! И захорошело ей так, что она начала от госпитализации отказываться. И даже меня узнала, представляете! И извинилась, мол подумала сперва, что вы бомжик, вот и выгнала из маршрутки.
Конец этой истории мог быть более романтичным: нашли друг друга два одиноких сердца: полицейский следователь и психиатр, и зажили они, душа в душу и умерли в один день. Но нет, не сложилось. Да, случайно встречаемся. Ее здоровье обсуждаем. А о чем нам еще говорить-то? Вот только я намертво скрываю, что я психиатр. Я ей кардиологом представляюсь. Да… Вот такая история ни о чем…
PS Все имена и фамилии изменены