Начало по этой Дзен-гиперссылке.
***
«А я никого не люблю, и не любила» – грустно подумала Изабелла. В кулисах появился хозяин балагана, он сочувствующе улыбнулся ей, снова приложил палец к губам. На секунду показалось, что всё вокруг словно окутал туман, предметы стали какими-то вязкими, потеряли абрисы. Но эта секунда быстро кончилась…
Действительность начала обретать чёткость. Размытые контуры исчезали, становились резкими, ясными. Девушка опять оглянулась, не понимая, где она. Балкон стал каким-то угловатым, с большими прозрачными окнами. А под ним не было привычной площади, не просматривались соседние дома, и наступал уже вечер. Почему-то казалось, что она находится очень высоко над площадью, убеждаться в этом не хотелось, слишком страшным казалась сама мысль всмотреться в эту бездну. Но где-то в глубине сознания зрело и крепло понимание того, что эта бездна привычна и обыденна, в ней нет ничего страшного.
Одежда тоже казалась чужой, непривычной. Не было тяжёлого, многослойного платья; ноги, открытые на всю длину, обтягивала до колен плотная тёмно-синяя ткань. Откуда-то пришло название: «леггинсы», и вскоре она перестала чувствовать инородность этой казавшейся ещё недавно совершенно неприличной одежды.
То, что было надето на ней сверху, открывало руки ниже локтя, живот, а также оттопыривалось на груди. Топик, вот что это! Постепенно уходило всё, связанное с настоящей жизнью, а всё необычное, непонятное, дикое и непривычное становилось родным и понятным: и ничем не прикрытые короткие волосы, и странная мягкая обувь на тонкой подошве, и золотая цепочка на лодыжке. Последняя тень удивления промелькнула в голове, когда она подняла к лицу плоскую блестящую коробочку, которая вдруг засветилась огнями и зазвучала красивой мелодией.
Она долго смотрела на игру огоньков, потом вспомнила, что нужно делать и провела пальцем по прозрачной крышке, на которой красовался портрет юноши с короткой причёской и выразительными синими глазами. Смартфон – мысль прозвучала отдалённым эхом, и больше ничего уже не напоминало девушке о старинном городе, узких улочках и ворохе нелепой одежды, стесняющей движения…
– Белка, ну ты чё, опять трубу кинула куда-то, найти не можешь?
– Сам ты Белка! – огрызнулась она. – Ещё раз так назовёшь, пошлю на фиг. Послушаю папеньку и выйду замуж за Па́рика. Он богатенький, не то, что ты!
– Ага, давай! Парик пацан конкретный, твои выбрыки терпеть не будет, не то, что я! Это точно!
– Ладно Юр, кончай гнать! – примирительно произнесла девушка, – Только больше не называй меня Белкой, сколько же можно тупить? Сказала ведь – Бэла! С одним «л», как у Лермонтова! Ты где?
– В Караганде! На аллейке тут рядом, в кафешке. Давай уже, спускайся, а то припрутся твои родаки, и не пустят!
– Иду уже, иду!
Юра ждал за столиком под тентом открытого кафе неподалёку, потягивая светлое пиво из бутылки. Бэла плюхнулась рядом, недовольно проворчала:
– А мне не мог взять, кавалер?
– Ох, блин, как же это я? Счас закажу такую же! – Он приподнялся, запустил руку за спину, вытащил ещё одну бутылку. – О, молодцы. Уже доставили! Прошу, мадмуазель!
– Трепло ты, Юрчик! – девушка потянулась к нему, поцеловала. – Спасибки!
– Ладно уж, пей на здоровье. Как с папенькой, говорила?
– Толку с ним говорить… Он ведь как? Всё конкретно спросит, по пунктам: где жить собираетесь, на что жить, а твой университет, а если ребёнок? Это всё, скажет, несерьёзно, а я вас обеспечивать не собираюсь…
– Да, сурово… А ты чего ответишь?
– Чего-чего! Что я ему расскажу? Про работу твою дивную и зарплату дерьмовую? Про хату, которую нам снять не на что? Про диванчик на кухне, который нам у твоих предков светит в лучшем случае? А, ну его, надоело! И вообще, он вчера весёлый пришёл с корпоратива, а в таком состоянии не говорит о делах, сразу обрывает. Зато я у него пару копеек выцыганила «на мороженое», давай зависнем где-нибудь, развеемся?
– Зависнем, конечно, куда ж мы денемся! – парень обречённо махнул рукой. – Лучше б папенька твой за меня словечко замолвил, пристроил куда, ты же знаешь, я работать могу, да только с улицы на хорошие места не берут!
– Слушай, ну кончай кишки мотать, и так тошно! Смотри, вон пацаны с программами, куда-то приглашают, узнай, чё там у них?
Юра поднял руку, сделал ладонью приглашающий жест. Шустрый паренёк в жёлтой футболке оказался самым расторопным и подскочил к парочке, опередив двоих конкурентов. Он быстро вручил ребятам программки и привычно затараторил:
– Наше новое арт-кафе «За углом» даёт умопомрачительный креативный ремейк старинной драмы мистера Шекспира, про безумную любовь и пролитую кровь, про острую шпагу и заколотого беднягу, про фейковый яд и похоронный обряд…
– Ладно, хватит по ушам ездить! – Юра грубовато остановил распространителя. – Давай два билета, только самые лучшие, понял?
– Нет, ну до чего дошли! – Бэла покачала головой. – «Ромео и Джульетта» в арт-кафе, среди публики, между столиками! Как они там играть-то будут, а?
Они поднялись и медленно пошли в сторону арт-кафе, которое и вправду было за углом, совсем рядом.
– А так и будут, – Юра отчего-то развеселился, – Джулька свой яд не успеет выпить, как его какой-нибудь халявщик из-за столика стянет и вылакает! А у Ромки свистнут кинжал и он начнёт шарить по столикам, чтоб заколоться столовым ножом. Вот смеху будет!
– Дурак ты, Юрка, и уши у тебя… Это же классика, драма, трагедия! Почти что про нас. Там ведь тоже родаки их довели.
– Да не, у тех круче, вроде как воевали они. А тут твои олигархи с моими пролетариями даже говорить не будут. Ну, и ваще…
– Слышь, Юр, – перебила его девушка, – а ты, если б меня увидел вот так, ну, типа, отравленную, закололся бы?
– Ага, щас, закололся! Я б тебя в реанимацию отвёз!
– Скучный ты, Юра! Нет в тебе романтики. Ладно, вроде пришли, давай заходим, начнётся скоро, посмотрим что ли, чё эти креативщики там начудили!
Странный какой-то зал, подумала Бэла, когда они вошли. Но ещё более удивило её то, что представление уже было в разгаре. Ромео бродил с одной стороны зала, Джульетта – с другой, они ещё не видели друг друга, а только слышали.
Бэла резко повернулась, чтоб возмутиться обманом: почему сместили время начала спектакля? Почему в зале нет столиков, слишком темно, и по закопчённому потолку пляшут трепещущие тени, словно на стенах горят свечи, а не бра. К ним спешил лысоватый толстяк, кого-то напоминающий, раздражающе знакомый.
Он улыбался ей, протягивал руку, что-то говорил. Воздух вокруг словно заколыхался, стал гуще, помутнел. Она с удивлением почувствовала на себе вместо привычной одежды какие-то длинные складчатые и тяжёлые одеяния с кружевами, оборками и лентами.
Попыталась нащупать телефон, чтоб позвонить кому-нибудь, зацепиться за привычный, устойчивый мир, но рука вместо гладкого корпуса ощутила что-то шершавое, длинное, но уже почти привычное.
«Только бы не упасть» – успела она подумать, падая в тёмную, вязкую бездну. А на убогой сцене с самодельным занавесом, над телами юных влюблённых плакали, обнявшись, бывшие враги – Монтекки и Капулетти…
– Моя госпожа? – Донатий склонился над ней, сидящей в кресле, и сжимающей в руке сложенный веер, – Представление окончено, нам пора идти!
Девушка словно очнулась, подняла голову. Внимательно посмотрела на своего спутника, оперлась на его протянутую руку, встала. Они не спеша направились к выходу среди уважительно расступающейся публики, вышли на площадь. Тут же подкатила карета, ловкий молодой кучер соскочил с козел, открыл дверцу и почтительно поклонился. Они уселись на мягкие сиденья, и карета неспешно покатилась по дороге – кучер хорошо усвоил, что юная графиня не любит ездить быстро.
– Что скажете, моя госпожа? Понравилось вам представление в балагане?
– Донатий, – девушка была необычно серьёзна, – отчего ты никогда не зовёшь меня по имени? Отчего называешь госпожой – мне не нравится это титулование, не называй меня так! Какая я тебе госпожа – твой род знатнее и богаче моего, титул – не хуже, а состояние – гораздо больше. Ты относишься ко мне, как к маленькой девочке, но при этом почтительно называешь госпожой.
Я действительно, словно маленькая девочка путешествовала сегодня по другим мирам. То я была в Вероне во времена Шекспира, пыталась спасти влюблённых. Потом ощутила себя совсем в другом мире, на мне был очень диковинный костюм, я держала в руках какие-то диковинные вещи, говорила на диковинном языке… Но опять я чувствовала себя Джульеттой, только это была Джульетта из какой-то другой страны, нездешняя.
Я словно стала понимать какие-то вещи, которые не понимала раньше, что-то произошло, Донатий! Этот странный балаган, странный хозяин, странные его слова…
– Наверное, ничего странного, Изабелла. Иногда всё вокруг кажется необычным, но этот мир достаточно прост. Надо только принять его, таким, как есть, и не думать о том, где кончается явь и начинается сон. Ты права, Изабелла, мне пора уже относится к тебе, по-другому, ты повзрослела, а я не заметил этого.
– Я не знаю, Донатий, может и так. Но на сегодня сны кончились, я вернулась домой… И мне почему-то кажется что на площади уже нет этого балагана, что комедианты торопливо сложили шатры с костюмами, и несутся теперь в своих повозках в другое место, а гривы их коней развевает встречный ветер…
Карета подъезжает к дому отца Изабеллы. Или к замку Капулетти. Или к квартире Бэлиного папеньки. Но, возможно, это и не карета вовсе, а дорогой автомобиль. И кто знает, какие узоры выткутся на этом островке, какой пласт проявится… Кто знает…
