Анна Зотова
В конце июня
роман
Часть 7
Возвращение Арамиса
Глава 42
Новый учебный год начался невнятно и безрадостно. Всех по горло загрузили никому не нужной работой. Требовалось писать отчеты, выбрать тему для самообразования, приготовиться с классом к какому-то то ли всешкольному, то ли всемирному, то ли всегалактическому Дню матери. Чтобы должным образом его отметить, нужно было заставлять шестиклассников придумывать номера. Ребята же только лупили на Люсю свои круглые глазенки и ничего не предлагали. Еще не отошли от лета. Люся прекрасно их понимала, - она сама в свое время как в последний раз прощалась с природой перед каждым первым сентября. Поэтому отдала приказ: тем, кто ходит в музыкальную школу, придумать хороший музыкальный номер, а тем, кто ходит на хореографию, - подумать над танцем. «Остальные ищут хорошие веселые стихи, желательно, про мать». Срок на раздумье - две недели.
А в целом, все покатилось само собой, словно под гору, - никакого прошлогоднего волнения, ребята знакомые, что делать, как держаться, она уже знала. Работать стало легче… и скучнее.
В первую субботу сентября Люся, как обычно, помогала матери в ремонте. Вернее, помогала работнику Максиму - подавала нужные инструменты, поддерживала полочки в горизонтальном состоянии, чтобы тот мог их правильно прикрутить. Мать сидела в зале, смотрела телевизор и замышляла новые преобразования в своей квартире, в которой она теперь жила одна.
Люся стояла рядом с Максимом на кухне и придерживала конец деревянной рейки, когда увидела, что из коридора стремительно выходит, почти бежит, Веригин, а за ним семенит мать.
- Здравствуй, Люся! - взволнованно сказал он и крепко обнял ее прямо вместе с рейкой, которую с другой стороны держал Максим.
Люся одеревенела вместе с рейкой, Максим присвистнул, а мать вытаращилась на всю эту скульптурную композицию.
Веригин немного загорел, и, как показалось Люсе, стал более эффектным. Свежевымытый, свежевыбритый, хороший костюм, отличная рубашка - вид у него был не столько официальный, сколько чуть франтоватый.
- Мне Татьяна Ивановна сказала, что баба Маша умерла, - сказал Веригин. - Надо сходить в Храм. Собирайся.
Веригин говорил громко, уверенно, как хозяин. И все невольно подчинились ему. Максим сказал, что справится с работой сам. Мать пошла искать для Люси платок, а Люся не тронулась с места. Зачем он обнял ее при матери, при постороннем человеке, как будто это - обычное дело?
А Веригин уже вовсю распоряжался:
- Люся, собирайся быстрее, а то мы опоздаем.
- Опоздаем куда?!
- На вечернюю службу. Нам еще ехать далеко.
Люся не стала при матери и Максиме выяснять, почему она должна ехать с Веригиным. Он с ней об этом не договаривался. Почему он так себя ведет? Но она промолчала, взяла протянутый матерью платок, передала рейку в руки обомлевшего Максима и пошла переодеваться.
На улице Люся остановилась и резко повернулась к Веригину:
- Я рада, что ты, наконец, появился. Но не могу понять одного - почему ты так себя ведешь? Я знаю тебя давно. Мы учились в одном классе. Но я не думаю, что у тебя есть право на такое поведение.
- Извини, - Веригин пошел на попятную. – Просто хотел сделать сюрприз. Ты же знаешь - как снег на голову. Я, можно сказать, почти с самолета, только сумку успел домой забросить. Так же интереснее. С утра ты еще не знала, что пойдешь в храм...
- Да я пятнадцать минут назад не знала.
- Вот видишь, так еще интереснее. Завтра ведь воскресенье, тебе в школу идти не надо. Смотри, какая прекрасная погода, мы все лето не виделись, соскучились. Ведь это же замечательно так провести выходные. Вдвоем, в храме. Или ты и дальше хотела подавать ему инструменты?
- Меня попросили помочь...
- Ну, считай, что я тебя похитил. Пускай они там вдвоем друг другу помогают. Обойдутся сами.
Люся хотела сказать ему, что она сама будет решать, когда и что она будет делать, но опять промолчала. Может быть, надо иногда поплыть по течению, принять все, как есть, довериться чужой воле. А воле Веригина ей было доверяться радостно и приятно. Он вовлекал ее в какой-то восхитительный вихрь, где время неслось быстрее света, вспыхивали яркие огоньки, по голубому небу быстро плыли легкие облака, и все вокруг заливало солнце. Ей казалось, что стоит только вырваться из этого вихря, и окажется, что вокруг ночь, холод, дождь и тусклый осенний пейзаж.
«От того, что я схожу с ним сегодня, я ничего не потеряю, унылая писанина никуда не убежит. От меня кусок не отвалится», - подумала Люся совсем как бабушка Соня.
В церкви они стояли рядом, слушали хор. Веригин объяснял Люсе, где и что находится, что означает то или иное действие священников. Перед ними стоял пожилой седой батюшка и принимал исповедь. К нему подошел мальчишка-подросток и что-то начал ему рассказывать.
- Исповедуется. Смотри, какие у него красные уши! - сказал Веригин, показывая на мальчика.
- Что же он ему такое рассказывает, что он мог такого натворить? Он же маленький, - спросила Люся.
- Из школы сбежал, двойку получил, - предположил он. – А я хотел бы увидеть твои красные уши во время исповеди.
- Не дождешься!
- Очень даже дождусь, вот увидишь.
Стоять вечернюю службу пришлось довольно долго, Люся очень устала и была рада, когда они с Веригиным вышли за ворота.
- В следующий раз будешь стоять одна, а я буду пономарить, - сказал Веригин.
- Не буду я стоять, у меня ноги болят.
- У всех болят с непривычки. Ты к Богу, Спасителю нашему, пришла и не можешь часок на месте постоять, а ведь он жизнь за тебя не пожалел.
- Это ты из книжки «Летописцы победы» цитируешь? Она у тебя настольная, что ли? - Люсе смешно было сопоставлять Веригина-комсомольца и Веригина-богомольца.
- Ну ладно. Давай ты на следующие выходные причастишься. Со среды постуешь, в субботу на вечерней исповедуешься, в воскресенье - причастишься. Я пригляжу, чтобы ты мясо не ела.
- Я не поняла, с чего это вдруг. Я не желаю исповедоваться.
- Что значит, не желаешь? – не понял Веригин. - Да что ж ты такого натворила, что не можешь исповедоваться? Я тебе помогу, ничего тут страшного нет. Можно написать свои грехи на листочек и отдать священнику. Ну ладно, не буду настаивать, мы еще вернемся к этому вопросу. Давай сходим к реке.
Они гуляли вдоль реки. Он рассказывал о том, где проводил летние месяцы. Больше всего ему понравилось в Дивеево. Там хранятся мощи Серафима Саровского. Потом он начал рассказывать про других святых. Люся шла, пыталась его слушать, но ей было совсем неинтересно про святых и про мощи. Она хотела говорить про жизнь. Веригин заметил это и решил сопроводить свою речь красочными примерами. Он рассказал про мощи какого-то святого, которые хранятся в одном монастыре, что эти мощи имеют постоянную температуру тридцать шесть и шесть, у них растут ногти и волосы, и еще они не тлеют. Люся отвернулась к реке и стала смотреть на огоньки в воде, на вечерний закат, постепенно опускающийся на город. Она не могла до конца разобраться в себе и в том, что сейчас происходило. Наверное, она все же его ждала, иначе не пошла бы с ним. Возможно, ждала зря, хотя еще полчаса назад ей так не казалось. Теперь же все выглядело абсурдно - он вытащил ее из маминой квартиры, затащил в храм, стоящий невесть где, куда Макар телят не гонял, заставил стоять до полного изнеможения, а теперь принялся ей «байки из склепа» рассказывать. Уж лучше рассуждать про «отношение порядка», чем про покойников, у которых по-прежнему растут ногти.
Веригин, судя по всему, ощутил, что в ее настроении что-то поменялось, начал виновато заглядывать ей в глаза, - должно быть, понял, что перегнул палку.
- Что же ты так задумчиво на воду смотришь? Ты бы сказала что-нибудь!
- Про мощи?
- Нет, просто что-нибудь скажи.
- Ладно. Смотрю я на тебя, Веригин, и мне непонятно, что с тобой. Откуда такая одержимость всеми этими покойниками и суевериями? Ты же комсомолец, вроде, был, тебя в пионеры принимали. Физику, астрономию, химию, биологию изучал. Географом быть собирался. И тут вдруг - мощи.
- Люся, я понял, ты устала, на тебя сегодня столько навалилось.
- Да уж.
- Пригласи меня к себе на чай… Мне надо тебе что-то сказать. Здесь как-то неуместно.
- Про мощи?
- Нет, зачем ты издеваешься? Я ведь искренен с тобой. Мне, правда, нужно все объяснить тебе.
Дома у бабушки после ужина он повел Люсю в ее комнату, усадил на ковер, сам сел рядом и сказал:
- Люся, я знаю тебя давно. Мне еще никто не нравился так, как ты. Никого лучше тебя я не знаю. Цель общения мужчины и женщины - брак. Я хочу, чтобы мы с тобой тоже пришли к этому. Но мужчина должен содержать семью, а я пока живу на деньги отца. Я хочу окончить духовное училище, потом поступить в семинарию. Когда я встану на ноги - мы сразу поженимся. Хорошо, что ты работаешь учительницей, - это подходит для жены священника. Но этого мало. Ты должна стать воцерковленным человеком. Я принесу тебе книги из библиотеки, познакомлю с нужными людьми. Ты должна ходить причащаться. При нашем училище существует церковь. Будешь ходить туда. Да, так будет лучше всего.
- Не поняла. Что лучше? – Люся слегка оторопела от того, что он наговорил.
- Подождать со свадьбой, а пока начать воцерковляться. У нас будет дружба, которая лучше, чем любовь. Тебе сперва надо научиться жить по-другому, глядеть на людей иначе, полностью измениться. Зато, когда ты всему этому научишься, на тебя снизойдет такая радость, такая Благодать...
- Да, ладно, тебе, Веригин, со своей благодатью, - осадила его Люся, которая не была уверена в том, что собирается становиться «женой священника». Ей не понравились все эти «я хочу - ты должна». - Мне и так хорошо, и я не уверена, что хочу восхищаться мощами, я советскую школу окончила.
Люся смотрела на него и расстраивалась. Больше всего ее волновал вопрос: «Действительно ли он любит ее? Интересна ли она ему?» Наверное, нет, раз он ее менять хочет. Говорит про какие-то библиотеки, книжки. Пришел сюда как врач - исцелять и окормлять ее собрался. Когда любишь человека, ты его принимаешь, - тебе в нем не то, что все нравится, но в нем не должно быть ничего такого, что ты не приемлешь. А он собрался заменять в ней несущие конструкции, переделывать заново. Разве она этого хочет?
С другой стороны, если она его выгонит, то с чем останется? Пойдет заводить знакомства к Марине? Задирать ножку перед фотографом? Станет учительницей-передовицей и будет делать карьеру в педагогике?
Бабушка старая, - она умрет, как умерла баба Маша. Мать теперь ничем не интересуется, кроме интерьеров и тряпок. И останется Люся одна в этой квартире, и будет по ночам ее окружать звенящая тишина. А ей так хочется, чтобы здесь звучал топот детских ножек, детский смех... Люся чуть ли не впервые в жизни ощутила, что именно к этому она и стремилась всю жизнь.
Сможет ли ей это дать Веригин? Формально, он ей это сейчас и предлагает, правда, с отсрочкой и каким-то странным способом. К тому же он пока ничего не требует - никаких обещаний и прямых ответов. «Надо подумать, посмотреть, что будет дальше», - размышляла Люся, провожая Веригина, который опять рисковал не успеть на последний автобус.
Вернувшись, она прошла в комнату к бабушке, села с ней рядом на диван:
- Бабушка, я такая глупая. Ни в чем не разбираюсь. Я даже не понимаю, что мне говорят, и чего от меня хотят, - и Люся пересказала свой разговор с Веригиным.
Бабушка задумалась:
- Ну, а что тут понимать? Дело известное. Парень он статный и красивый, к тебе хорошо относится, я вижу. Ты его не гони, он смягчится, - все с возрастом смягчаются. Если вы вместе будете стараться, у вас обязательно что-нибудь сладится.
- Самое главное, чтобы старались мы в одном направлении, - вздохнула Люся, - а в этом я совсем не уверена.
- Поживем - увидим.
И они стали смотреть телевизор.
(продолжение следует)