На Введенском Немецком кладбище в Москве находится неприметная могила одного из героев русско-турецкой войны, дивизионного врача и главного врача лазарета 3-гренадерской дивизии, участника битвы под Плевной А.И.Ваттерна.
.
На могиле написано по-немецки: "Alexander Wattern. Geb. 1823. Gest. 1907. Mit Schwester Natalie Dembt" - "Александр Ваттерн. Родился в 1823 году. Умер в 1907 году. С сестрой Натали Дембт".
Удалось найти точные даты рождения и смерти: 7 февраля 1823 - 19 января 1907.
Я уже рассказывал, как пару лет назад неожиданно нашел потомков своих родственников из рода Дембтов - потомков Константина Дембта, который был женат на сестре моего прадеда Юлии Троицкой. Крестной их сына Бориса была бабушка Наталья Ивановна Дембт - сестра Александра Ваттерна, похороненная вместе с ним.
У Александра Ивановича Ваттерна не был семьи. В старости он всю свою любовь отдал потомству сестры Натальи.
На расскажем, наконец, о самом генерале Ваттерне. Предупреждая возможных критиков, надо сказать, что в дореволюционной Русской армии военные врачи не носили воинских званий - они числились в статской службе. Но у Александра Ивановича было статский чин соответствующий военному генеральскому. Он за свои заслуги в военной медицине был произведен в чин Тайного советника, что соответствовало чину генерала-лейтенанта.
Яркое описание службы А.И.Ваттерна во время Русско-Турецкой войны мы находим в замечательной книге священника Вакха Васильевича Гурьева "Письма священника с похода 1877-1878 гг.".
" По несчастью, место для бивуака нашего лазарета указано на лугу, на котором стоят еще бивуаки разных частей наших войск ежедневно прибывающих сюда и тех, которые прибыли еще ранее нас. На этом небольшом лугу раскинуты бивуаки нескольких батарей и летучих артиллерийских парков, да двух полков нашей 2-й бригады и еще нескольких запасных батальонов. Масса лошадей, водимых на водопой, масса людей, идущих то в город, то из города, так разбили, смесили грязь, что в более низких луговых местах образовались непроходимые и непроездные болота. А тут еще недостаток фуража для лошадей, невозможность добыть сухих дров, чтобы сварить горячую пищу солдатам или развести костры, чтобы их отогреть хоть сколько-нибудь, словом — на бивуаке бедствие! ".
"Не успели мы приехать в Трестеник и поставить свои палатки, как изо всех полков начали подвозить больных, так что на другой же день (то есть вчера, 25 октября) у нас было 88 больных, а сегодня ожидаем еще значительного подвоза: сейчас приехавший старший врач Фанагорийского полка говорит, что он обогнал на дороге порядочный транспорт с больными Сибирцами, которых будет человек 40, если не больше. Куда же мы их помещать будем? Подвижные дивизионные лазареты, подобные нашему устраиваются всего только на 83 человека".
"С транспортом отправляется врач, несколько фельдшеров, санитаров и лазаретной прислуги — всех их нужно обеспечить продовольствием на несколько суток. Вот когда я воочию убедился, что за хорошая, высокочестная, истинно христианская душа наш дорогой Александр Иванович! Все и везде сам: и повозки осмотрел, и всех до единого больных, и говядину, и чай, и котелки; словом, ни единая телега не тронулась с места без его самого тщательного осмотра. Что, если б о каждом транспорте больных и раненых так гуманно, так добросовестно заботились? Наверно не было бы нигде того, что мы видели и слышали в Альтернации."
"9-го числа погода изменилась; с полуночи пошел дождь и хлестал целый день. А тут как на беду в этот именно день назначена отправка нового транспорта с больными, которых у нас на вчерашнее число состояло 354. Мой дорогой сожитель, Александр Иванович, проработав ночью до трех часов, с рассветом уже полетел в лазарет и чаю не стал дожидаться. Весь день он пробыл в лазарете, пока не осмотрел и самолично не отправил все до единой, до последней телеги-будки… И чай и обед носили ему в лазарет. "
" неусыпный труженик Александр Иванович садится за свою нескончаемую письменную работу... сидит поэтому мой бедный сожитель и работает за десятерых. Посмотрели бы вы на него в такие минуты: в дубленом полушубке, в меховой шапке, в валенках, с согнутой спиной, с измученным лицом, заваленный кипами бумаг, он представляет из себя в это время поучительный и вместе высокий образец честного труженика. О, если бы так работали все наши должностные лица!.. "
" работает за десятерых, а я, как мне все кажется, не делаю и за одного путящего работника… Что же мы тут делаем? Я уже писал тебе, что на долю нашего лазарета досталось более 700 раненых, а теперь, с больными, у нас всего 987 человек. По взаимному соглашению между врачами, ежедневные работы распределяются так: с раннего утра и до обеда идут перевязки и, так называемые, визитации каждого врача по вверенному ему отделению; после обеда хирурги отправляются в ампутационную, а прочие опять по отделениям, за недоконченные поутру визитации. Работы в операционной затягиваются иногда далеко за полночь; затем расходимся по домам, чтобы завтра повторять то же самое; так прошла первая рабочая неделя; так пройдут, должно быть, и многие следующие недели, пока не выручит нас какой-нибудь военно-временный госпиталь, ожидаемый из-за Балкан. Что же я-то делаю? Подожди, сначала я расскажу тебе, что делает мой сожитель, этот истинно удивительный человек. Встаем мы поутру в семь часов; умывание, одевание и чаепитие продолжается до восьми часов; за чаем начинаются деловые доклады, прочитываются и подписываются приготовленные в канцелярии бумаги, сдаются для переписки новые, за вчерашнюю ночь собственноручно им написанные, отдаются приказания и распоряжения разным чинам лазарета, с подробным и обстоятельным указанием кому что делать. В девятом часу начинается поход: прежде всего Александр Иванович обходит все дома, где помещаются больные и раненые, и справляется об их нуждах и потребностях; затем заходит в болгарские пекарни, в которых приготовляется хлеб для лазарета, и отведывает его; потом осматривает кухни, справляется, готовятся ли порции для больных и раненых и какие именно; далее отправляется уже в свое отделение для обычной визитации. На его долю достались лихорадочные и тифозные: здесь он работает до двенадцати часов и более и затем уже ополчается на брань, хотя и не кровопролитную, но тем не менее весьма жестокую и упорную… Районом этой бескровной войны служат: конак (дворец) окружного начальника, квартира коменданта и городской магистрат. Ежедневно то в той, то в другой части этого района совершаются нередко очень жаркие битвы, стычки, схватки… И бьется наш энергичный ратник, бьется за свой, родной ему лазарет, во-первых, за помещение: раненые и больные размещены невообразимо тесно и неудобно. В городе есть много обширных, пустых домов с выбитыми окнами и дверями, с разрушенными печками или каминами — нужно только поправить все это хоть как-нибудь, и помещение, самое просторное и более или менее удобное, готово; недостает только сочувствия местной администрации, и из-за этого сочувствия загорается битва… Отговариваются тем, что якобы нет рабочих, нет материалов — это совершенно неправда: и то, и другое можно найти и здесь, а еще возможнее выписать из Габрова, из Сливно, из Чирпана — эти города нисколько не пострадали, и в них торговая и рабочая деятельность кипит ключом; было бы желание и средства, оттуда всего можно достать… Во-вторых, за продовольствие: местная администрация имеет в своих руках огромные, оставленные турками склады муки, галет, рису, кукурузы; в ее руках весь скот, сохранившийся в целом обширном округе… Будь малейшее сочувствие, и продовольствие готово; но этого сочувствия нет, и из-за него ведется ежедневная жестокая битва… В-третьих, за котлы: для приготовления горячей пищи такому количеству раненых не имеется достаточного количества кухонной посуды, котлов, кастрюль, горшков; все это есть в турецких складах, но выдать согласились только с боя и после нескольких стремительных атак… В-четвертых, за одеяние: у всех почти раненых нет белья, нет одежды, нечем прикрыться от холода. В руках администрации опять огромные запасы всего этого в тех же турецких складах; но этим запасам якобы не успели еще сделать надлежащих описей, хотя со времени занятия нашими войсками Казанлыка прошел уже почти целый месяц… Словом, что ни шаг, то препятствие… Телеграммой в Габрово нам приказано было взять с собою только хирургические инструменты и перевязочные материалы; о медикаментах не говорилось ни слова. Перебираясь через Балканы налегке, мы могли взять с собою из своей и без того весьма скудной лазаретной аптеки только весьма немногое, самое необходимейшее; приняв здесь огромную массу больных и раненых, врачи наши очутились в большом затруднении — лечить нечем, лекарств не имеется… Между тем, в руках местной администрации находится огромная аптека, оставленная теми же благопопечительными о нас турками; из-за этой аптеки поднялась уже настоящая баталия… Оказывается опять, что не успели еще сделать надлежащих описей хранящимся в этой аптеке медикаментам и аптечным запасам… Ну, как же после всего этого не воевать? Как не кипятиться? И воюет наш доблестный ратник и устно, и письменно… За прошлую неделю ему удалось сбить неприятеля с некоторых позиций благодаря, в особенности, энергическому подкреплению, явившемуся в лице нашего корпусного обер-контролера. После такого ежедневного более или менее положительного побоища Александр Иванович возвращается домой к трем часам пополудни, иногда и позднее, в это время мы обедаем; за обедом являются писаря с разными недоумениями касательно порученных им для переписки бумаг; заходят и врачи со своими объяснениями и заявлениями о вновь встреченных ими каких-либо случаях, более или менее серьезных или сомнительных. Обед наш проходит всегда весьма оживленно: кажется, что одним нам, т.е. вдвоем, без посторонних посетителей, еще ни разу не удавалось пообедать… А в пять часов — в операционную, и до полуночи, а то и долее… А пополуночи — за письменную работу на завтрашний день… Неужели это не труд? Как же мне не смотреть на этого человека с глубочайшим уважением? Да и не меня одного он возбуждает и бодрит, для всех, для всего лазарета он служит сильнейшим импульсом… "
"заболел наш дорогой Александр Иванович, у него открылось кровохаркание с жестокими спазмами в груди и спине… Так наши предчувствия и предсказания сбылись, к сожалению; бессонные ночи и непомерные труды взяли свое… Все наши врачи горячо принялись за него, урезонили прежде всего дать дневку, уложили его в постель и настойчиво потребовали, чтоб он не вставал, ничего не говорил и не думал (легко сказать!) о текущих делах лазарета и дал бы себе совершенный, невозмутимый отдых. "
-----------------
Вакх Васильевич Гурьев (1830 - 1890), протоиерей, писатель. В 1871 году назначен полковым священником 10-го Гренадерского Малороссийского полка в Варшавском военном округе, а затем благочинным 3-й Гренадерской дивизии и полковым священником 9-го Гренадерского Сибирского полка. В этом звании в походе 1877-1878 годов вместе с передвижным лазаретом этой дивизии.