Артём Ачкасов
Я долго размышлял над тем, что же такого особенного в Севере, что он так привязывает к себе навсегда. Ведь Арктика не забывается. Приходит во сне. Есть же какие-то причины, почему этот суровый край манит, притягивает меня к себе, как железные опилки к сине-красной подкове магнита. В детстве у меня был такой конструктор. Много металлических пластинок и реек, крошечные болтики и гаечки. Картонная коробочка с этими самыми опилками, магниты. Электромоторы и плоские пятивольтовые батарейки, контакты которых было так приятно замыкать языком, чувствуя бодрящее пощипывание.
Конечно, некоторые из причин лежат на поверхности. Мои родители долгие годы работали на Чукотке. Дед был первым директором прииска "Ленинградский", где добывали открытым способом золото. Гигантские драги на реках, горизонты шахт. Мой отец работал там горным инженером. Мать — химик — уехала к нему, бросив науку, и на севере писала картины, раскрыв свой художественный талант. На картинах — красочная тундра, невысокие сопки, полярная ночь, луна, освещающая утлые постройки рабочих поселков. Поделки из моржовых бивней. Распиленные алмазной пилой камни, на каждом — словно картины, напоминающие северное сияние.
И вот я оказался там. Не на Чукотке, но в Якутии. И понял, что Север суров. За что его любить? Сплошная борьба за выживание, что мне наглядно продемонстрировали руины и кладбища техники в Тикси. И все же оказавшись тут, я понял, за что. Часть причин — на поверхности, под которой вечная мерзлота, еще не слышавшая о глобальном потеплении.
В отсутствии привычных раздражителей, вроде интернета и цивилизации, понимаешь, из чего на самом деле состоит жизнь. Ценишь простые бытовые радости, общение и взаимовыручку. Все действительно ценное обретает умноженный смысл, все ненужное представляется шелухой. Пелена спадает с глаз.
В путешествии по бескрайней арктической пустыне, значение имеет лишь плечо друга и твой урчащий вездеход. Сегодня тут я просто турист, но хорошо понимаешь самоотверженность (возможно, не всегда осознанную) людей, живущих и работающих в этом краю, равно как и то количество незабываемых, мощных ощущений, которые они получают.
Чистый воздух, прозрачное небо, почти стерильная вода в реках. Форпосты цивилизации тут — не зоны покрытия высокоскоростным интернетом. Ничего подобного нет. Цивилизация — это ты сам, твои друзья, и не каждый день встречающиеся на пути признаки того, что человечество действительно существует.
На очередном пригорке у одного из протоков Лены — один из кордонов Усть-Ленского заповедника.
Сегодня тут никого нет — у заповедника сменилось руководство, и сотрудники отправились на обучение. На вертолете, или же кораблем, на котором до Тикси несколько дней пути — не знаю…
Полуразрушенные постройки, с неизменными артефактами вокруг.
Оленьи рога, черепа, зубы мамонта. Обломки радиоэлектронного оборудования, поршни от двигателей "буранов" — или генераторов?
Внутри — все признаки успешного выживания.
По соседству на обитых железах деревянных санях — старинная буровая.
Что и когда искали геологи в мерзлоте, остается загадкой, даже когда я держу в руках кусочки керна или ржавые буры.
Рядом с буровыми — расшатанные самодельные вездеходы и комплектный с виду ГТС, кабина которого накрыта выбеленным дождями и ветрами брезентом.
Осмотрев кордон, движемся дальше.
Переваливаясь через плоские шапки барханов, плюхаемся в воду.
Пустыня позволяет мчаться на всех парах, для "Шерпа" это около 26-30 км/ч.
Наш новый друг Пух скачет рядом, не отставая, но в поднявшейся песчаной буре его почти не видно.
Пару раз берем его в кабину, хотя он и не просит. Песок летит псу в глаза, он не скулит, но видно что ему тяжело. Помор замечает: "в начале своего побега он явно был покруглее".
К вечеру добираемся до очередной стоянки, долго выбирая место, где дует поменьше.
Устье одной из речушек выглядит оптимистично с точки зрения рыбалки.
Пока разбиваем лагерь, парни успевают натаскать из реки несколько небольших хариусов. Когда мы пытались купить лицензии на рыбалку перед поездкой, на нас в соответствующей организации смотрели, подняв брови. "Чем будете ловить, сетями? Ах, удочкой, рыбки на ужин? А чего к нам пришли? Ловите на здоровье!" Выловленный хариус, предчувствуя смерть, стремительно меняет окраску, шкура переливается всеми цветами радуги. В течение нескольких минут наш Помор готовит из рыбы настоящий деликатес. Ужин — круче чем в любом ресторане.
Остается лишь принять горячий душ, и усесться у костра.
Небо внезапно загорается зелеными всполохами Aurora Borealis.
Угли в костре взрываются искрами, которые роятся, как мысли в голове. Как же тут здорово!
Понимание, почему мы так любим Север, приходит на молекулярном уровне. Его трудно описать словами, но просто поверьте — единожды оказавшись тут, вы всегда будете грезить возвращением. Гарантирую.
Фотографии сделаны на Olympus OM-D E-M1 Mark II
Продолжение следует!
