Что выберешь ты? В рубрике рассказываем о противоположных методиках и способах воспитания, отдыха, ухода и развития. В этом номере говорим об усыновлении – за и против.
Автор: Анна Рюмина @hello_crisis
Задумываясь о том, чтобы завести ребёнка, мы никогда не знаем наверняка, родится ли он здоровым, будет ли он хорошо учиться, сможем ли мы быть достаточно хорошими родителями, чтобы его взросление прошло без потрясений. И тем не менее большинство родителей любят своих детей, как бы сложно с ними ни было и какими бы «неудобными» они ни были. Совсем другое дело – осознанно взять ребёнка из детского дома, заведомо психологически травмированного, возможно, не совсем здорового, чужого, не похожего. И тем самым дать ему шанс на то, чтобы иметь любящую его семью, шанс на совсем другую судьбу, нежели ему была уготована. Способен ли каждый из нас на это? Конечно, нет. Ведь тут недостаточно жалости к брошенным детям или желания быть хорошим человеком. А что же для этого нужно? Давайте попробуем разобраться, узнать все «за» и «против» усыновления от наших героев и экспертов и, будучи максимально честным с собой, попытаемся ответить на вопрос: «Мог бы я стать приёмным родителем?»
Мама «против» усыновления
Любовь Белянина @lyubov_belianina
Дети: Ян – 6 лет, Злата – 4 года
Почему вы являетесь противницей усыновления? Связано ли это с вашей личной историей?
Если говорить об усыновлении как о процессе, то, безусловно, я не могу сказать, что я категорически против этого, поскольку все здравомыслящие и чувствующие люди понимают, что это дело важное, нужное, благородное. В моей жизни даже был такой период, когда я сама всерьёз об этом задумывалась, но, честно поговорив с собой, я поняла, что есть некоторые факторы, которые для меня важны и которые стали весомыми аргументами для того, чтобы этого не делать.
Какие ваши главные аргументы «против» усыновления?
Первый фактор стал для меня очевиден, когда я стала мамой. Сейчас у меня двое детей – сын и дочь. И в тот момент, когда я родила первого ребёнка, я осознала, что между своими и чужими детьми есть огромная пропасть, и я никогда не смогла бы полюбить чужого ребёнка так, как своего. Есть такое высказывание: «Чужих детей для матери нет», и я могу с ним согласиться лишь частично. Оценивая свой личный опыт, могу сказать, что до появления своего ребёнка я относилась к детям прохладно, они не вызывали бурного умиления, восторга, желания потискать и поиграть. Сейчас же я с большим трепетом и теплом отношусь к детям в принципе, однако точно могу сказать, что ни одного ребёнка я не смогу полюбить так же сильно, как своих.
Второй фактор заключается в том, что дети, живущие в детских домах, зачастую имеют ряд заболеваний, а иногда и группу инвалидности. И в моём понимании, если ты берёшь ребёнка в семью, то ты берёшь на себя и огромную ответственность за улучшение его психологического и физического здоровья. То есть ты направляешь все свои силы на то, чтобы этого ребёнка вылечить и социализировать. Я понимаю, что мои ресурсы не безграничны – ни финансовые, ни моральные, ни эмоциональные. И брать на себя такую ответственность я не готова.
Третий аргумент – менее значимый, и в то же время более эгоистичный относительно предыдущих: мне нравится, что мои дети похожи на меня и на моего мужа. И речь не только о внешних сходствах, но и о чертах характера, привычках, то есть они в целом очень похожи на нас. Если говорить о ребёнке, которого ты берёшь из детского дома, то, безусловно, у него появятся приобретённые черты, и этот ребёнок будет в чём-то похож на вас, но всё-таки личные качества в большей степени задаются на генетическом уровне, и искать какое-то сходство будет вполне проблематично.
Как вы относитесь к семьям, которые усыновляют 5 и более детей? Какие эмоции они у вас вызывают?
Такими семьями я восхищаюсь. Это здорово, что есть такие люди, особенно если они занимаются этим бескорыстно. Такие семьи делают этот мир лучше.
Давайте пофантазируем. Есть ли вероятность того, что вы измените своё мнение в пользу усыновления? И что такого могло бы произойти, чтобы вы решились на этот шаг?
Я очень много думала на этот счёт и пришла к выводу, что это могло бы произойти в моей жизни только при каком-то определённом стечении обстоятельств. Например, если вдруг кто-то из близких друзей или подруг погиб, и у них остался бы ребёнок. Или же если бы мне встретился ребёнок, который остался без родителей или близких родственников, которые могли бы его поддержать. То есть это, с одной стороны, очень маловероятный сценарий, а с другой – в какой-то степени вынужденное решение. А вот самостоятельно на такой шаг: заполнять анкету, искать ребёнка, собирать полный пакет документов – я бы, скорее всего, не пошла. То есть при стечении обстоятельств, если это будет необходимо, я допускаю такой вариант, но усыновлять ребёнка по собственной инициативе и в той ситуации и при тех обстоятельствах, которые есть сейчас, я не стану.
Мама «за» усыновление
Алёна Тутурина @alenatuturina
Дети: Иван – 17 лет, Богдан – 15 лет, Степан – 10 лет, Дарья – 10 лет
Взять приёмного ребёнка – огромный и ответственный шаг. Что сподвигло вас на это?
Я мечтала взять приёмного ребёнка с самого детства. Затрудняюсь сказать, с чем это было связано, но я росла с абсолютно чётким ощущением и пониманием того, что, когда я стану взрослой, у меня и свои дети будут, и приёмный ребёнок. Когда я начинала общаться со своим будущим мужем, а мы тогда были совсем юными (мне было 13 лет, а ему около 18), я задала ему вопрос: «Когда мы поженимся, у нас будут приёмные дети?» Его ответ был для меня очень важен. Я должна была понять, мой ли это человек. И он сказал: «Да, конечно». Я поняла, что наши позиции в этом вопросе сходятся, и мы продолжили встречаться и потом поженились.
Я читала, что при усыновлении родителям нужно быть готовыми к тому, что у ребёнка могут быть проблемы со здоровьем, что здоровых детей в детских домах практически нет. Что вы думаете по этому поводу? Насколько это оказалось близко к вашей истории?
Появление в нашей семье приёмного ребёнка было достаточно нестандартным. Я знала, что детей находить очень сложно, что система их удерживает, не хочет с ними расставаться из-за денег, выделяемых в детские дома. Знала, что крайне сложно найти здорового ребёнка и что сложно найти ребёнка в Москве. Мы были готовы на определённые диагнозы, но не на все.
В нашей ситуации всё сложилось совершенно иным образом. Закончив школу приёмных родителей и собрав документы, я было подумала, что ничего не получится, потому что поиск ребёнка виделся очень сложным, нужно было куда-то ехать или лететь, а у меня на тот момент было уже трое детей младшего школьного возраста, которых не так-то просто оставить дома.
И вдруг звонок из опеки: «У нас девочка, которую возвращает приёмная мать». То есть вдумайтесь: до 5 лет девочка жила в своей семье, она там оказалась не нужна, её отдали в детский дом, потом первое удочерение и возврат. Если бы я не взяла её сразу же, то она во второй раз поехала бы в детский дом, и от таких ситуаций детская психика уже не оправится. Крайне сложно пережить повторное предательство.
Поэтому передо мной стоял конкретный ребёнок, и был вопрос, взять ли его к себе или отправить в детский дом. Я выбрала первое, без сомнения. Мои мысли были как у женщины во время родов: она в этот момент мало что соображает, но понимает, что появится ребёнок, через какую-то боль, какие-то эмоции, и надо их пережить.
В детских домах детям часто ставят несуществующие диагнозы, и родители потом эти диагнозы снимают. В нашем случае оказалось по-другому: у Даши первая группа по здоровью (то есть ребёнок здоров), но при этом ни читать, ни писать она не умела. Она не строила предложения, не знала времён года – вообще ничего. И мы сначала списывали это на педагогическую запущенность, потом на адаптацию. Мы занимались с ней с утра до ночи. Она уже 4 года в семье, и только сейчас опытные нейропсихологи ставят нам диагноз «синдром дефицита внимания». Если бы тогда, в детском доме, где полно врачей, психологов и педагогов, её бы обследовали и поставили диагноз, то у неё было бы гораздо больше шансов хорошо учиться. Нам сейчас таких дичайших усилий стоит учёба, вы даже себе не представляете. Мы не вылезаем из двоек и троек, и она по-прежнему не умеет складывать в пределах десяти, а ей уже 10 лет!
Какие чувства вы испытываете к биологической матери вашего ребёнка? Сочувствуете ли вы ей, благодарны или, может, осуждаете её? Был ли страх, что биологическая мать начнёт требовать восстановления её в родительских правах?
Я не боялась появления кровных родственников, напротив, мне было интересно посмотреть, кто эти люди, как они выглядят, какой будет Даша, что в ней заложено физиологически. Меня безумно удивляло, что ребёнком вообще никто не интересуется. Я брала её не для того, чтобы скрыть от родных и как-то самоутвердиться, а для того, чтобы спасти человеческую жизнь. Я хотела взять ребёнка, который не нужен, который засиделся в детском доме, что, собственно, и произошло. Я готова была поддерживать отношения с кровными родственниками, если они появятся. Я не вижу необходимости разрывать эти узы. Ребёнок всё помнит (она пять лет там жила). Насколько я знаю, её там не били, не обижали, я с ней об этом говорила, просто люди пили. Мать спилась, в итоге она, к сожалению, умерла, Дашу она так больше и не увидела.
Многие мамы сталкиваются с тем, что им требуется некоторое время для того, чтобы привыкнуть к ребёнку после рождения, осознать свою новую роль и принять новый образ жизни. Как проходила ваша адаптация после усыновления ребёнка? Была ли «притирка»?
Я считаю, у меня не было выбора. Никаких тёплых чувств резко не возникло – было очень мало времени. Мы были знакомы с девочкой буквально одну минуту, мне её показали, дали её карту. Оказалось, что девочка здорова, что на неё не претендуют кровные родственники. Рядом стояла истеричная женщина, которая взяла её, а теперь не хочет, потому что «девочка плохо себя ведёт и много ест» – это были её причины для возврата ребёнка в детский дом! Я понимала, что ситуация абсурдная. Я сказала: «Я возьму её», – и тогда женщина начала кричать, что не отдаст ребёнка, пока с неё не снимут опеку, что девочка останется у неё, а потом пусть её направят в детский дом.
Опека встала на мою сторону, просто физически отгородила меня от этой женщины, чтобы я смогла выбежать с девочкой.
Для того, чтобы рассказать об адаптации, нужно ещё раз подчеркнуть, что наш ребёнок пережил не просто расставание с родителями и попадание в детский дом, что и так огромная травма. Она пережила расставание с родителями в возрасте пяти лет. И не только с родителями, но и с бабушкой, тётей, родной и двоюродной сёстрами. Она росла в большой семье, пусть и неблагополучной, откуда её вырвали. После этого она была в двух сиротских учреждениях и в одной приёмной семье.
Сказать, что наша адаптация была сложной, значит ничего не сказать. Я рассчитывала на более лайтовый вариант. У нас был опыт воспитания троих кровных детей, мальчишек, и я понимала, что мы готовы дать любовь и заботу. Мы были полностью открыты к этому, и дети наши хотели, и их сердца были открыты к новому ребёнку. Но Даша сразу же всё расставила на свои места. Она сказала: «Я решаю». Это была главная фраза наших первых месяцев жизни с ней. Она хотела решать всё за себя. Взрослые предавали её, она знала, что им нельзя доверять. Поэтому она, 6-летний ребёнок, мне, 35-летней тёте, говорила, глядя в глаза, как подросток, немного нагловатым тоном: «Я решаю». И я понимала, что если мы сейчас не выстроим субординацию и границы, то ничего у нас не получится.
Каждый психолог скажет вам о том, что детям нужны чёткие границы: «это мама и папа, я их слушаюсь, потому что они меня любят и делают для меня хорошо». Даша, естественно, этого не понимала, и каждое моё замечание она встречала фразой «это я решаю, это я сказала». Когда я в ответ на это говорила «нет», дальше было очень страшно. Вся наша адаптация была очень страшной. Она ложилась на пол, мычала и билась затылком о пол. Мычала потому, что не умела плакать, разучилась. Если в детском доме ты плачешь, то тебя либо наказывают, либо не обращают на тебя внимания. Поэтому она била и истязала себя, она била меня, мужа, детей, она сметала всё на своём пути, ломала, разбивала всё, что только можно.
Поэтому говорить о появлении тёплых чувств к такому ребёнку-волчонку достаточно сложно. Наша нервная система защищает себя, и вместо того, чтобы открывать своё сердце, ты начинаешь эмоционально отдаляться, закрываться. И так длился наш первый год. Могу сказать, что это был самый сложный год в моей жизни, когда ребёнок высасывал просто всю энергию. Она была доброй, хорошей, она рисовала, помогала, но при этом каждые 3 часа в неё как будто вселялся чертёнок и она говорила: «Предположим, я сейчас хочу купаться». На это я отвечала: «Даш, мы сейчас не будем купаться, мы сейчас идём гулять, мы это запланировали, а купаемся мы вечером». Тогда она ложилась на пол и начиналась истерика, причём истерики могли длиться по несколько часов.
Если Дашина адаптация к нам длилась около полугода, и уже через полгода психолог сказал, что она нас любит, обожает и жизни своей без нас представить не может, то моя адаптация длилась крайне долго. Любая её истерика отодвигала меня от неё. Эта адаптация длилась порядка трёх лет. Спасло меня только одно – то, что я начала вести свой блог в Инстаграм. В нём я стала очень честно и открыто говорить о том, что я себя чувствую какой-то ущербной из-за того, что у меня нет безумной любви к приёмному ребёнку. О том, что я думала, мечтала, хотела, но моё сердце по-прежнему не выдаёт того объёма любви, который я хотела. И приёмные мамы стали мне отвечать и благодарить меня за то, что я об этом говорю прямо, потому что они думали, что такая проблема только у них, и они боялись об этом говорить, опасаясь осуждения.
Мой блог стал моим спасением, моей психотерапией. И люди стали отмечать, что постепенно я стала по-другому относиться к Даше, они замечали это со стороны. И это было огромной позитивной поддержкой, потому что мы часто зацикливаемся на проблемах и на близком расстоянии не видим хорошего, а издалека это видно. Я получаю огромное количество писем благодарности за то, что я говорю правду. Ведь приёмные мамы зачастую предпочитают говорить аккуратно о том, что они «любят и обожают», для того, чтобы убедить в этом себя и других, чтобы люди не осуждали. Потому что люди не понимают, как это так. Я бы сама не поверила. А адаптационные издевательства ребёнка над тобой в это время закрывают твоё сердце всё плотнее. Со временем оно открылось. Сейчас ситуация совершенно иная. Сейчас я не представляю нашей жизни без этого ребёнка. Она уникальна. Она – первая помощница. Очень любит нас радовать кулинарными изысками: в десять лет уже сама готовит печенье, может помыть пол. И теперь она прибегает с большими глазами и уже говорит не «я решаю», а «мамулечка, я хочу тебя порадовать».
Где и как оказывают квалифицированную психологическую помощь приёмным родителям и детям? Какие льготы положены и на что стоит обращать внимание с юридической точки зрения? Ответы на эти и другие вопросы вы найдёте на страницах нашего журнала.