Погибающие наши сёла, когда-то живописные и ухоженные, имеют в наши дни тяжелый для сердца любого русского человека вид запустения и разрухи.
Дома покинуты. Там, где когда-то пахло горячим хлебом, смеялись дети и от дневных трудов в поле отдыхали взрослые, теперь только дикий бурьян в человечий рост, скрывающий бугры домовищ с кучами битого кирпича от печек, да ямы от погребов. Кое-где остались ещё и стены без крыш, с покосившимися окнами, вырванными полами и обломками мебели. Любопытный путник, отважившийся зайти в такой дом, непременно увидит в красном углу полочку, где когда-то стояли иконы, а напротив, на другой стене, иногда и старые, пожелтевшие фотографии. Смотрят с них простые и добрые лица людей, здесь когда-то живших… Отчего-то не всегда забирают их потомки, переселяясь навеки в большие города, где есть и жизнь, и работа, и достаток. Бог судья… Но лучше не забредать в такие места: бурьян по весне и лету кишит клещами, а в ямах и среди битого печного кирпича очень любят лежать гадюки. Делает шаг человек, а прямо из-под ноги, извиваясь и шипя, отползает чёрная, сально-жирная лента. Большую часть года места такие тоскливо-одноцветные: сизые, бурые, серые до того, что кажется, что и небо-то над ними голубым не бывает. И только месяц май, яркий и щедрый, на время скрывает мрачную картину, преображая всё вокруг. На деревьях, вётлах и берёзах, появляются клейкие, нарядные ярко-зелёные листочки. Под будылками мёртвого бурьяна пышно прорастает молодая крапива. Дороги застилает праздничным ковром трава-мурава. Любили наши предки обсаживать дорогие, приметные для себя места кустами сирени, и цветение её – вершина майского счастья нашей природы.
Нежно-сиреневые и белые щедрые соцветия на фоне буйной, дикой зелени – вот она, истинная живая душа таких заброшенных мест. И видно становится сразу: вот здесь, в обрамлении кустов сирени на полянке стояла когда-то деревянная церквушка или часовенка, а здесь радушный хозяин посадил в палисаднике малый кустик, а он разросся и цветёт и по сей день, а там, на отшибе, сельское кладбище скрыто за цветущими кустами. Повсюду горьковато-пряный, душистый запах сиреневых цветов. Воздух напоён им, как щебетаньем птиц, как майским солнечным цветом. Не сдаётся земля, хранит память и продолжает жить!
Почти так же выглядело село Отрадное в пятнадцати верстах от того города, где жил Тобик. Расположилось оно при впадении в Хопёр-батюшку той самой речушки, на берегу которой оставили мы на время наших друзей, идущих по тропинке малой не весть куда за птичкой-трясогузкой следом. И был в том селе один единственный жилой дом, и жила в нём всеми на свете забытая старая женщина. За домом, на базу, корова, гуси да куры, вдоль бревенчатой избы дрова, а во дворе колодец с ледяной вкуснейшей водой. Вот и всё. А когда-то было Отрадное местом благодатным, населённым и славным…
В далёкие века ордынские не было здесь постоянного народа: на весну и лето приходили на обильные пастбища кочевые татары с бессчетными отарами овец и табунами коней, а к осени и в зиму, когда кочевая орда уходила в южные низовые земли, шли сюда на промыслы ватаги мокшан, мещеряков и русских из-за больших Ценских и Сурских лесов, добывали мёд, рыбу и зверя. Так и велось, пока не подошла вплотную к вольному Хопру окрепшая Русь. При царе Алексее Михайловиче отписал себе порожние эти земли ловкий пензенский подъячий, и поселил здесь десяток мужиков, из рязанских земель беглых. Да только обустроиться мастеровитым рязанцам как следует не пришлось: раз пожгли и разорили их кубанские татары, другой раз – низовые донские казаки. Так и горевала деревушка пятью землянками, малой пашенкой «для себя» да отарой овец хозяйских, пока не замирили степь казачьи заставы и служилые люди царя Петра. При государыне Елисавете прикупил эти земли генерал, в сражениях побед не одержавший, но зато преуспевший в приобретении имений очень сильно. Как-то доехал он до новых своих владений, на коне поднялся на горку над Хопром, окинул взором просторы необъятные, да и сказал приказчикам: «Экая землица привольная, прямо душе отрада! Пригоните-ка сюда мужичков побольше, да срубите мне здесь усадебку липовую, белого тёса, на охоты сюда наезжать стану. А деревню так и назовите – Отрадная, нечего ей Подъячим хутором да Разорёнкой называться».
Ретивые управляющие господскую волю в точности исполнили: надёргали из разных генеральских имений, тамбовских и пензенских по большей части, крестьянских дворов, по одному, по два, по три, да силой согнали из родных мест в Отрадное. Горькой да тяжкой поначалу была жизнь переселенцев, без родни, на земле необжитой. Но выдюжили мужички, отстроили избы и пашню целинную подняли. А как обустроились, то и поняли, какая благодать на новой Родине: и земли чернозёмной вволю, и покосов, и пастбища, и леса, и промыслов. На каждый двор по десятку детей нарождалось, а то и побольше. Так-то к концу века восемнадцатого стало в Отрадном двести дворов. Выстроили крестьяне церковь, и стала деревенька бывшая селом именоваться. Барин, однако, в имение своё больше не приехал, а в скором времени отдал Отрадное в приданное за дочерью.
Так и менялись полвека господа, коих крестьяне и не видели, покуда не поселилась в селе новая госпожа – уж всем барыням барыня! Носила по мужу она фамилию, достославную в России, и сама была кровей самых что ни на есть знатных: умна, спесива, строга, величава, красива – всем взяла.
Отстроила новую большую усадьбу, мужиков терпеть не могла и почти всех по степным выселкам расселила. Притом отрадненские, хоть барыню свою и не любили за высокомерие, во всей округе самыми богатыми и оборотистыми были, знать, строгость и ум господский не во вред пришлись. После отмены крепостного права госпожа с крестьянами своими размежевалась, отдав им все степные земли, а себе оставив те, что вдоль Хопра, у Отрадного. Так, тихо и мирно, закончился в той сторонке благословенный для России девятнадцатый век.
В последние спокойные годы поселился на некоторое время в усадьбе модный столичный художник, друг и обожатель дочки отрадненской барыни. Рисовал луговые мальвы, невесту в цветах, старую госпожу на крыльце своей усадьбы, да много чего рисовал, говорил, что вдохновение его здесь посещает.
На заре, по зябкому утреннему речному туману, любил он со всего духу проскакать на коне полями к Хопру и окунуться в чистейшую студёную воду. Уже после революции, тоскуя в Ницце, вспоминал он как самое большое счастье бытность свою в Отрадном. В восемнадцатом году, не дожидаясь расправы от новой власти, барыня с дочкой покинули навеки родные места, чтобы в нищете и безвестности упокоиться на парижской окраине. А с крестьянами отрадненскими обошлось лихое время ещё суровее: после двух голодовок осталось в селе народу меньше половины. Не дай господь на земле никому того, что пережили наши люди в первой половине двадцатого века! Война ещё сократила народ на четверть: лучших, молодых и полных сил людей забрала смерть за право жить на этой земле оставшимся…
В первый после войны год прислали в отрадненский колхоз агрономом отца той самой женщины, что осталась последней на этой земле. Баба Нюра, так её зовут, родилась уже здесь. Отец был родом хоперский казак, со станицы Кислянской, что на триста вёрст южнее Отрадного. После фронта, весь израненный, не жалел отец сил, чтобы поднять колхоз. Через двадцать лет так и умер, на работе. А Нюрка, тогда молодая, смышлёная и красивая девушка, поехала в область, учиться на зоотехника. Там замуж вышла, и, отучившись, вернулась в родной колхоз. Родился у них с мужем сынок, назвали Василием, да только недолгим счастье у Нюры было: при строительстве плотины мужа её землёй присыпало, обвалился утёс, а когда откопали мужики, было уже поздно. Так и говорили: горой задавило… Осталась Нюра одна с ребёнком. Так и жила. Люди из села разъезжались, колхоз развалился, сынок вырос, в город уехал, новый век наступил, и фермы, и поля колхозные быльём заросли, и остался от Отрадного один бревенчатый домик, а в нём старая баба Нюра. Иссяк живой родник, догорела Богу свечка.
Взрослый сын бабы Нюры в городе женился, родился внук. Только с женою сын жить не стал, развёлся и вскоре после этого безвестно пропал. Никто его семь лет уже не видел. Совсем придавило горе бабу Нюру, старухой сделало, да не сломало. Невестка вскорости вновь замуж вышла, ещё дочку родила да так решила, что нечего старое нести, одна семья и светлое новое у неё будет. И не видела баба Нюра внука с четырёх лет… А всё ж не судьба была ей одной в старости остаться, явил Господь чудо, да не одно!
Довела наших друзей птичка до места над Хопром высокого, откуда Отрадное и вся округа как на ладони, да и улетела. Смотрел Тобик вдаль, смотрел, да вдруг понял, что места эти с раннего детства ему знакомые, и избушка под горой, и речка, и лес вдали – всё это видел он не раз, всё это ему родное. И живёт здесь по отцу родная его бабушка Нюра.
Боцман, уткнувшись в забор, остался ждать на улице. Тобик вылез из тележки и медленно, неуверенно пошёл к дому. Воспоминания раннего детства, бабушки, отца и матери вместе, этого домика и всего вокруг разом хлынули в детскую душу, бередили, хоть и были смутными… Рыжик догнал и бесцеремонно устроился на плече. Всю дорогу только жизнерадостная уверенность бельчонка помогала Тобику держаться и не падать духом. Он никогда не мечтал и не планировал убегать из дому, и вообще, больше всего на свете боялся огорчить маму. А тут всё случилось так, как будто накрыла его лавина странных событий, и несла мальчишку помимо его воли, и прибила вот к этому берегу. Отключенный телефон просто жёг ему сердце.
С такими чувствами подходил Тобик к старенькому бревенчатому дому, где жила его родная бабушка, почти ему не знакомая. Деревянная крашеная дверь закрыта была изнутри на защёлку, которую снаружи открыть было очень легко, потянув за верёвочку. Дверь со скрипом отворилась. На Тобика разом дохнуло запахом свежего домашнего печёного хлеба и парного молока. Пожилая женщина, копавшаяся возле печки, поднялась, обернулась, подняла ясные, добрые глаза на Тобика и медленно прислонилась к углу. Узловатая старческая рука поднялась было утереть лоб, или перекреститься, да так и застыла возле сердца:
-- Господи, кормилец-мамушка… Тобик…
Она помнила его. И ждала. К горлу подкатил комок, на глазах навернулись слёзы:
-- Дай погляжу на тебе… Взрослый… Отец вылитый… Сюды, к окошку садись. А мать-то где? Ай ты один приехал?
Тут дверь из горницы отворилась и послышался детский девичий голос:
-- Баб, ты с кем это?
Вслед за этим в дверях появилась миловидная тёмно-русая девочка. Она сидела на деревянном стуле с колёсиками. Тоненькие ноги в шерстяных носочках безжизненно свисали со стула. Перебирая руками вдоль стенки, девочка подъехала к столу. Баба Нюра по-прежнему в упор смотрела на Тобика и еле сдерживала душащие её слёзы:
-- Вот, Дарёнка, не зря я Богу-то молилася. Тобик. Внучок из города. Значить, братик тебе будеть…
Хоть мысленно и готовил себя Тобик к чему угодно, но всё же смутился и покраснел:
-- Здравствуйте…, привет…, -- Тобик вообще не знал, что сказать. Одно казалось ему нелепым, другое – холодным, -- А мы вот… Я без мамы приехал, как-то так само получилось, я даже не знал толком, куда иду, а пришёл к тебе, баб Нюр,… к вам… Я не один, тут ещё вот…
Тут только все заметили, что на плече у Тобика сидит белка. Рыжик понял, что пора спасать друга, вмешаться и внести ясность. Он соскочил на стол и в избе громко зазвенел беличий голос:
-- Баба Нюра, мы убежали из дома, украли в зоопарке осла и пришли к вам жить!
Дарёнка тихонько засмеялась. А Рыжик, не смущаясь, продолжал:
-- Я разговариваю, потому что упал в трубу и головой об словарь стукнулся. Мы пошли в зоопарк, а Тобика родители наказали, за то, что он школу прогуливал. А прогуливал он из-за меня, потому что меня там убить хотели, а он вступился и подрался. А в наказание зверей в зоопарке ему смотреть запретили всех, кроме старого осла. А его, осла, Боцмана, убить хотели и скормить тигру. А мы его спасли и приехали к вам.
Минутную тишину прервала Дарёнка:
-- То есть братишка мой спасает зверюшек, дерётся и школу прогуливает, -- она лукаво улыбнулась и посмотрела на Тобика.
-- Какую тебе игрушку-то интересную купили… Чего только не придумають щас… Как живая…, -- баба Нюра не сводила глаз с Тобика, даже не смотря на такое невиданное диво.
А Дарёнка с интересом рассматривала Рыжика:
-- Классно, Тобик! Дашь поиграть потом?
-- Конечно… Вообще-то он всё правильно сказал. Я из дома убежал, получается. И осёл у калитки стоит. С тележкой.
Баба Нюра тяжело вздохнула:
-- Телефон-то есть у тебе? Звони матери… Тут у нас ловить…, -- чувствовалось, что слова давались ей не легко. Тобик же, услышав это, быстро и с радостью достал телефон, включил и позвонил. Мама тотчас ответила:
-- Ты где? Ты меня до больницы довести решил, что ли? – в голосе чувствовалась скорее усталость и боль, чем раздражение, -- «всё хорошо, всё нормально» -- и отключился на три часа. Совесть у тебя есть? Ты где, спрашиваю?
-- Мам, прости меня! Я у бабушки Нюры в Отрадном, -- Тобик старался говорить спокойно и «по-взрослому», но волнение выдавало, -- со мной всё в порядке.
Мама с полминуты помолчала в трубку, видимо, осмысляя услышанное. Потом тихо сказала:
-- Сиди там и никуда больше не шатайся. Я сразу после работы за тобой приеду.
На этом разговор и закончился. Заметив, как Тобик погрустнел, баба Нюра обронила:
-- Не тушуйся больно-то… Образуется. Давайте обедать, что ли.
Деревенские щи из чугунка, томлёные в печке, были вкуснейшими. А хлеба такого Тобик вообще в жизни не пробовал.
-- Вкусно?
-- Необыкновенно! Никогда такой вкусноты не ел!
-- Оставайся, хлеб печь тебе научу. А то на городских харчах-то вон какой бледненький.
-- Да я бы с радостью…
Тобика между тем больше всего интересовала Дарёнка. Ела она молча, изредка с любопытством поглядывая на него. Рыжик по своему обыкновению облазил все углы нового для себя места, и, довольный, вернулся за стол. Потом, осмотрев Дарёнку, глубокомысленно заявил:
-- Да, осёл – животное необыкновенно полезное, особенно если оно принципиальное и с тележкой. А мы его ночью ругали, глупые. Дарёнка, во дворе стоит расписной рессорный экипаж, по случаю украденный нами в зоопарке. Это транспортное средство исключительно для тебя! Двигатель, у него, правда, старый, и с характером, но тебе служить, думаю, будет с радостью, и сколько-нибудь ещё прослужит! Так что примите, милая барышня, от нас подарочек!
-- Круто! Вот это речь! – восхитилась Дарёнка.
-- Да, об толковый словарь шарахнулся… Он ещё и стихами может! – пояснил Тобик, -- а мысль очень правильная! Пойдем, принимай карету!
С этими словами Тобик решительно встал, взялся за стульчик Дарёнки и покатил во двор. Бабушка открыла им дверь:
-- Ну, погуляйте, покатайтесь. Только осторожней, и не далёко, тут! – а сама присела на крыльцо, и всё глядела на ребятишек.
Тобик осторожно пересадил Дарёнку в расписную повозку из зоопарка. Боцман от удовольствия аж прядел ушами, глаза его светились радостью и прямо кричали:
-- Ну я же говорил, что пригожусь ещё!!!
Дарёнка первая заметила:
-- Смотрите, а ослик-то как радуется!
-- Ты тоже его понимаешь? – Тобик шёл рядом с тележкой, -- меня Рыжик научил понимать зверей и птиц, оказывается – совсем просто!
-- Конечно! А ты что, раньше не знал?
-- Не, пока не нашёл Рыжика, как-то даже не думал об этом.
-- Это потому, что ты в городе жил. Здесь всё интереснее!
-- Я уже заметил. Знаешь, Дарёнка, я хочу открыть тебе тайну, которую ещё никому не открывал: Рыжик – не игрушка. Он настоящий говорящий бельчонок. Только не смейся. Я его в старой библиотеке зимой нашёл. Он очень умный. Мы с ним друзья. Я знаю, что так не бывает, а вот как-то получилось…
-- А я это уже поняла давно. Я чудесам не удивляюсь, я сама среди них живу… Тебе, наверно, интересно, откуда я тут взялась?
-- Даже очень! – признался Тобик. В самом деле, этот вопрос не давал ему покоя с того самого момента, как он увидел Дарёнку.
-- А баба Нюра нашла меня вот здесь, около дома. Семь лет тому назад это было. А откуда я взялась – не помню. Маленькая совсем была, годика два, или три. Я болела очень сильно. Баба Нюра отвезла меня в больницу. Там сказали, что болезнь моя редкая, старинная, в наше время уже побеждена и почти не встречается. Меня лечили уколами, и они помогли. Только вот злая болезнь была очень запущена, совсем вылечить не смогли, дала на ноги осложнение, и я не могу ходить. А ещё сказали, что если бы опаздали с лечением хоть на день или два – меня бы не спасли.
То, как девочка просто, спокойно и откровенно говорила о своей беде, растрогало Тобика до глубины души. Ему очень хотелось сделать что-нибудь хорошее для своей новой сестрёнки:
-- Я буду помогать тебе изо всех сил! Как-нибудь одолеем, сделаем, чтобы ты стала ходить!
-- Врачи пытались… ничего не помогало. Тогда баба Нюра забрала меня из больницы, и вот мы здесь так и живём. Только это – тайна! Если кто-то чужой про меня узнает, меня отберут у бабушки и закроют в интернате… Ты ведь никому не скажешь обо мне?
-- Конечно нет! – Тобика прямо возмутила мысль, что он может проболтаться, -- даже не сомневайся! Уж чего-чего, а тайны хранить я умею! И Рыжик тоже, проверенный товарищ.
-- Почему-то я тебе сразу поверила. Как только увидела. Со мной такое бывает – чувствую людей, кто какой. Вот посмотрю – и сразу вижу. А ещё я сны вижу, и они сбываются!
-- А нас с Рыжиком сегодня ночью во сне видела?
-- Нет. Сегодня я какой-то кошмар видела: зверь невиданный, и он превращается, то в тигра, то в сову, то в кабана, то в человека… Ужас просто!
-- Офигеть! -- вырвалось у Тобика. Когда Дарёнка сказала про свои вещие сны, он как-то не очень поверил, поэтому сильно удивился, -- этого зверя страхозябрик зовут. Мы с Рыжиком его ночью поймали, на манную кашу…
-- Ты тигра ловил?
-- Не, он не опасный. Он очень пугливый и сразу превращается в того, кого испугался. Ну, как хамелеон цвет меняет, а этот вообще, весь свой вид.
-- А как же он на самом деле выглядит?
-- А вообще никак. Так всю жизнь и превращается. А распознать его можно только одним способом – он манную кашу до страсти любит.
-- Как кошка валерьянку?
-- Да. Вот на кашу мы его и поймали. А потом вместо Боцмана, -- Тобик кивнул на гордо вышагивающего осла, -- в зоопарке оставили.
-- А его там не убьют?
-- Исключено. Он как только увидит, что его кто-нибудь обидеть хочет, сразу в того и превратится. А это, я скажу тебе, сильное впечатление. Особенно для тех, кто чудес никогда не видел. Всё это Рыжик придумал. А люди про страхозябрика вообще не знают. Неизвестный науке вид. Теперь где-то по городу бегает, шороху наводит.
Дарёнка тихонько смеялась:
-- Интересная у тебя жизнь!
-- Ай!
В сторону отлетела попавшая Тобику прямо по голове шишка. Ребятишки ушли от дома уже довольно далеко и как раз проходили под деревом. Тобик поднял глаза и увидел довольнейшую мордочку Рыжика:
-- Кто про друга забывает,
Сразу шишку получает!
-- Я тут твою сообразительность расписываю, а ты кидаться! Как там теперь страхозябрик в городе без нас зажигает?
-- Думаю, скоро узнаем. Он теперь уже в лес опять убежал, кашу доедать. Боцман, поворачивай оглобли, баба Нюра чай пить зовёт.
Рыжик спрыгнул вниз, залез на тележку и без спросу устроился на коленках у Дарёнки.
-- Какой миленький! Рыженький, пушистенький! А можно я тоже твоим другом буду? – Дарёнка тихонько гладила Рыжика, -- а ты ко мне прибегать будешь. Вас ведь вечером в город заберут…
И Дарёнка тяжело вздохнула.
-- Вообще-то, я свободный дикий зверь! Гуляю где вздумается! Но ты мне сразу понравилась. Ты – как Тобик, настоящая и с доброй душой. Не то, что те, в школе у Тобика. Буду гулять к тебе! Только ты сама подумай: вот Тобик – как меня нашёл, сразу на его голову приключений, знаешь, сколько насыпалось! И двойка по поведению. Не боишься?
Дарёнка засмеялась:
-- Да с такими друзьями – хоть куда, ничего не страшно!
Тобик вдруг почувствовал, что ему в этой компании так легко, весело и спокойно, как не было никогда и ни с кем:
-- Знаешь, Дарёнка, а у меня, кроме Рыжика, и вот, тебя теперь, совсем нет друзей.
-- А как же в школе?
-- А, вспоминать неохота. Повезло тебе, что ты в школу не ходишь.
-- Ну, это как сказать… Тут есть ещё одна тайна. Но я сейчас тебе о ней рассказать не могу. Вот приедешь к нам жить, сам всё увидишь!
-- Я сейчас хочу!
-- И я! И я! – Рыжику сидеть надоело и он начал скакать по всем без разбору, потом остановился верхом на Боцмане задом наперёд.
-- Ничего не выйдет! Будет вам зачем вернуться.
-- Вот, Рыжик, какая загадочная у нас подружка. А ты совсем-совсем не помнишь, что с тобой было раньше, ну, до того, как ты здесь оказалась?
-- Почти совсем… Только не смейся! Я помню дом, а на крыше – солома. А окошки маленькие, с такими красивыми-красивыми резными наличниками. Еще помню мужика с бородой и глиняный горшок. А больше ничего. А недавно я читала сказку про Золушку, там добрая фея, она всё могла для Золушки сделать, волшебством, а сделала, чтобы та за принца замуж вышла. Вот если бы у меня такая тётя фея была, мне бы никакие принцы на фиг не нужны были, я бы только попросила, чтобы я ходить могла, и всё! Как ты думаешь, бывают чудеса на свете? Я много болтаю, да?
-- Дурацкая сказка! Только девчонкам почему-то нравится! Я лично в чудеса не верю!
Тут уж Рыжик не мог не вмешаться:
-- Заметь, Дарёнка, это утверждает человек, который дружит с говорящей белкой, в соседях у него старухи, которые жрут какие-то семечки и превращаются в крысу и ворону, а сам он только что ловил страхозябрика.
-- Со слишком говорящей и невозможно умной белкой! Зачем пустые надежды? Ты просто удачно, нужным образом ударился головой, страхозябрик – сам говорил, обычный зверь, просто приспособился выживать, а старухи… обычные сумасшедшие!
-- Ну, чавой-то, спорють, -- друзья не заметили, как дошли обратно до бабы Нюры, -- идите в избу, чай пить, а то уж скоро мать за тобой приедить. Как с ней теперича и говорить-то, не знаю…
Пересадили Дарёнку и зашли в дом. Девочка перекрестилась.
-- Ты, Тобик, хошь слухай мене, хошь нет, а говорить я буду. Когда в дом входишь, коли к хозявам с добром, первым делом на образа, -- баба Нюра показала взглядом на угол, где на полочке стояли иконы, -- перекрестись. А потом скажи: «Здорово живете?», а если ты в доме, а человек вошёл да сказал, отвечать надо: «Слава Богу!». Это не сейчас, а на будущее припомни. Не обижайся на мене, старую дуру, да в городе тебе того не скажуть и не научуть тому, чему я могу. Могёт быть, пригодится.
-- Обязательно запомню, баб Нюр! – Тобику всё было в диковину и до страсти интересно.
И в самом деле, вскоре после того, как попили чаю с ватрушками, подкатило ко двору такси. Дарёнка тотчас же уехала на своём стульчике в спальню, и Рыжик следом за нею поскакал. В избу вошла мама, огляделась, сухо и казённо поздоровалась.
-- Садись, Катерина, -- тихо сказала Баба Нюра, -- а ты, Тобик, поди в спальню, с игрушкой своёй чудной займись пока, что ль…
Тобик ушел и закрыл дверь. Дарёнка и Рыжик в углу спальни прижукли и молчали. Тобик тихонько сел рядом, Дарёнка молча взяла его за руку. За закрытой дверью говорили сначала громко, до ребят доносилось:
-- Ты когда со своим новым мене выгнала, я молча ушла, и ноги моей в твоём дому не будеть… да только, видать, не сладкое у мальчишки житьё, когда он сам ко мне пришёл! …
-- Да я всё для него делаю, я живу для него, и муж мой день и ночь вкалывает, чтобы нас прокормить! …
Потом голоса стали тише, спокойнее, и слышалось, что женщины уже скорее утешают друг друга, чем ссорятся. Ещё через какое-то время дверь отворилась, и мама тихо сказала:
-- Поехали домой, сынок. Летом к бабушке на все каникулы приедешь.
В машине Тобик первым нарушил тяжелое молчание:
-- Мам, прости меня, не расстраивайся. Всё же нормально обошлось…
-- Ну да… Может, оно и к лучшему. Не могу я не расстраиваться, когда ты вот… Расстраиваешь. Ладно, забыли. Школу ты, кстати, не пропустил. Там у вас чего-то несусветное сегодня творилось. Всех учеников эвакуировали. Потом сказали, учения по действиям в чрезвычайных ситуациях. А люди говорят, тигр в школу забежал. Откуда он у нас взялся-то… Если только из зоопарка. Вот, дожили, радоваться будешь, что дитё школу прогуливает. Представляю, чего родители пережили…
-- Значит, правда, к лучшему. Обещаю больше не прогуливать, -- Тобик уже догадался, что стало причиной переполоха, и едва мог сдержать смех.
Однако подробнее о том, какой путь проделал страхозябрик, узнал вернувшийся в тот же день в город своим ходом Рыжик. Первое, что он заметил, в городе было довольно безлюдно, как будто на улице ураган. А погода была хорошая. Передвижной зоопарк спешно сворачивался: клетки-фургоны были наглухо закрыты, всё оборудование и ограды разобраны, кругом сновали мужики в спецовках и грузили всё в большие машины. На соседней улице, перед отделом полиции, прямо перед окнами росли густые ёлки. Рыжик забрался и спрятался на одной из них, и через открытую форточку подслушал разговор. В окно было видно, как за столом сидит толстый лысый полицейский, видимо, начальник, а перед ним стоит чрезвычайно тощий высокий парень, и докладывает:
-- Основные происшествия за день в передвижном зоопарке и в школе номер пять, а ещё два заявления от пенсионерок, в целом ничего существенного.
-- Несущественно. Весь город на ушах стоит, а тебе, Кащеев, всё несущественно!
-- Так ведь пострадавших-то нет, товарищ майор! Чего ж зря паниковать…
-- Что с пенсионерками?
-- Две соседки, в одном подъезде живут. Ратт, Кристина Крисовна, пишет, что её соседка Карина Карловна Воронина незаконно оформила себе пенсию, ворует у неё продукты питания и ведёт аморальный образ жизни. В свою очередь, Воронина пишет, что Ратт превратила жилище в сарай, гонит самогон и, тоже, незаконно получает пенсию. Я побеседовал с обеими: просто чокнутые старухи, жить на пенсии скучно, вот и развлекаются.
-- Ясно, чёрт с ними. Что в зоопарке?
-- Там происшествие не криминальное, скорее – мистическое, товарищ майор.
-- Что-о? Давай по существу, без этих твоих…
-- Ну, если по фактам, выяснить удалось вот что. Был у них старый осёл, совсем уже не годный. Решили они его забить на мясо для тигра. И вот когда работник зоопарка подошёл с ножом к этому ослу, осёл вдруг превратился в точную копию этого самого работника.
-- Как это – превратился!? Ты чего городишь?
-- Ну, мне так свидетели сказали, я не виноват, товарищ майор, такие показания…
-- Дальше что?
-- А дальше не лучше… Пока ошарашенный этот сотрудник соображал, как это может быть и что теперь делать, бывший осёл, а теперь сотрудник, побежал в сторону, наткнулся на клетку с тигром и сразу превратился в тигра. А потом он убежал в город…
-- Та-ак! Из всей этой нелепой брехни я делаю простой вывод: эти гастролёры, туды их, упустили хищника… Сказки городят… А ты уши развесил! Некриминальное! Почему сразу не доложил?! Да я тебя…!
-- Я, я бдительный!! Я сразу все клетки, всю документацию у них проверил! Все животные на месте, все бумаги в порядке!
-- Тигр где?
-- В клетке…
-- А другой, который убежал?
-- По документам тигр у них был один, он в клетке. А сбежавший, ну, или нет, другой какой, спустя полчаса проник в здание школы номер пять.
-- Что-о? Кащеев, ты в своём уме? Тигр в школе! Да с нас не то, что погоны, с нас шкуры снимут за такие дела! Идиот!
-- Да нет, товарищ майор, там всё обошлось, я же говорю – мистика! Тигр во время урока проследовал в столовую, где готовилась для учащихся младших классов манная каша. Работники столовой спешно покинули помещение, но заметили, что тигр агрессии не проявлял, а сразу начал жрать эту кашу. Педагоги проявили себя очень мужественно и организовали эвакуацию школьников, объяснив им, что это учения такие. Никто не пострадал, старшеклассники даже веселились. После в столовую отважилась зайти директор школы Мария Ивановна. Через пять минут она вышла, и, не говоря никому ни слова, убежала из школы, а потом и из города. При этом всё лицо этой, убежавшей, Марии Ивановны было испачкано манной кашей. Давно так дети не смеялись… Однако подоспевший участковый Змеев-Горынычев с нарядом, когда вошли в столовую, обнаружили Марию Ивановну без чувств, лежащей под столом.
-- Когда же она вернулась?
-- А она не возвращалась. Её привели в сознание и отвезли в больницу.
-- Так, а тигр-то где?
-- Не было его… Испарился.
-- Ты вот так в отчёте напиши! Понаберут дебилов в органы! Пойдёшь в детский сад горшками заведовать, там твои сказки оценят!
-- Да я-то здесь при чём? Все твердят о каких-то превращениях, разумного добиться невозможно ни от кого, даже от директорши… Кашей не мазалась, в лес не бегала… А полгорода её видели. Мистика!
-- Ладно, Кащеев! Сказочник ты наш… Раз никто не пострадал, то и писать ничего не будем… Да кто там смеётся за окном всё время?
Рыжик не мог сдержаться. Весь путь страхозябрика был как на ладони. Шалость удалась на славу. Убежавшая перемазанная кашей директорша теперь уже благополучно превратилась в какую-нибудь лесную зверюшку. Тобик уроки не пропустил. Про Боцмана и его тележку после такого ералаша все забыли. Красота!
В домашней жизни Тобика после этого безумного и интересного дня ничего не изменилось, под арест его не посадили. Впрочем, ходить оставшиеся до летних каникул дни в школу уже было наказанием. На следующий день он весь вечер играл с Алёнкой. Простодушная девчушка, чего-то от взрослых слышавшая, искренне радовалась, что братик из дома не убежал, и играть есть с кем. Тобик, конечно же, никому не сказал, что в Отрадном живёт ещё одна названная сестрёнка. Только через день он встретился во дворе с Рыжиком и с удовольствием прослушал рассказ о том, что натворил страхозябрик в городе. У друзей было ещё незаконченное дело. Взятая у Карловны кастрюля до сих пор валялась на лесной поляне. Тогда, ночью, было не до неё, а теперь пришлось опять идти в лес. Странное дело, та же самая поляна, те же деревья и кусты теперь, днём, были вообще не страшными. Даже поверить было невозможно, что где-то здесь бегают кабаны, летают совы и прочие ночные ужасы. Кастрюля нашлась быстро, притом чистая, тщательно облизанная. Рыжик с Тобиком долго смеялись, представляя доедающего кашу страхозябрика в виде директорши Марьи Ивановны.
Вернувшись в город, Тобик с Рыжиком за пазухой и кастрюлей в руках постучал в квартиру Карловны. Ворона в виде человека открыла, и сразу затащила мальчика к себе. Тобик этому сильно удивился, ещё позавчера ночью старуха друзей наших и на порог не пустила, а кашу сама вынесла во двор. Рыжик выскочил и задержался в коридоре, а Тобик прошёл в комнату. Всюду стояли горшки и ящики со свежей землёй:
-- Цветочки комнатные посадила, люблю, знаете ли…
-- Да, у нас тоже дома на подоконниках цветы. А у вас ничего, уютно…
-- Это всё Рыжику спасибо, без него так бы и была бездомной!
-- У-у! – Рыжик промычал что-то невразумительное.
-- А вам за кастрюлю с кашей спасибо! Очень помогла! Вот, возвращаем в лучшем виде.
-- А скажите-ка, мои юные конокрады, э-э, то есть ослокрады, страхозябрик, он как вообще, нельзя ли его, скажем, приручить… Хорошие перспективы открылись бы для умных, деловых людей, как вы и я…
-- У-у-у!!!
Тобик удивлённо посмотрел на Рыжика:
-- Мой маленький друг не всегда разговорчив, не привык ещё, знаете ли. Он хочет сказать, что дохлый номер. Существо очень тупое и примитивное этот страхозябрик, дрессировке не поддаётся совсем.
-- У-а!
-- Жаль, очень жаль. А то забавные дела можно было бы проворачивать. Подумайте. Ну, ступайте, некогда мне с вами!
-- До свидания, Карина Карловна.
-- У-у!
Как только закрылась дверь, Рыжик сразу втопил на улицу и где-то спрятался. Тобик не знал, что и думать. Уже стемнело. Он стоял у подъезда и ждал. Рыжик появился так же внезапно, как исчез.
-- Ты чего, голос потерял?
-- Не, в коридоре у неё тоже горшок стоял.
-- Ну и что?
-- Для вороны вороватой
Я три дня махал лопатой
И за это мне она
Горстку семечек должна. В горшке только три было. Теперь у нас оборотные семечки есть!
-- Ты их в рот, что ли, спрятал?
-- Ну а куда же ещё, у меня карманов-то нету!
-- Всё равно без спросу – не хорошо!
-- Так и знал, что ты это скажешь. Я их честным трудом заработал!
-- Пробовать будешь, или посадим?
-- Торопиться некуда, мне и белкой хорошо. В деревне их посадим. А пока я их спрятал.
-- Пошли, в коробке под кроватью переночуешь, как раньше!
-- Не, извини, я в лес. А завтра к Дарёнке наведаюсь, ей всё расскажу!
-- А мне ещё целую неделю учиться…
********
Как обычно, читайте, оценивайте, подписывайтесь и комментируйте. Продолжение будет!
