Впервые читатель романа сталкивается с богохульным фокстротом в Грибоедове, где по всем признакам идет некий аналог "черной мессы". Булгаков не скрывает этой параллели, определяя обстановку в литературном ресторане следующим образом:
Словом, ад
(Под какую еще музыку могут танцевать литераторы с фамилиями Богохульский и Бескудников?)
Звучит эта музыка и в доме профессора Кузьмина, с которым буфетчик Соков расплатился этикетками от "Абрау-Дюрсо" и, конечно, на балу у Воланда.
Фокстрот этот, помимо того, что служит музыкальным фоном для досуговых мероприятий всех явных и неявных сторонников темных сил, еще и вызывает в памяти почти забытое ругательство, бывшее в моде в конце двадцатых годов.
Первые десятилетия советской власти были необыкновенно урожайны на самые разнообразные бранные словечки. Всех неугодных новому строю граждан клеймили весьма изобретательно: белобандиты, контры, шкурники, вредители, царские прихвостни...
Чего стоит хотя бы вот эта красочная палитра смыслов: кулаки - подкулачники - кулацкие подголоски.
Как говорится, есть из чего выбрать, чтобы со вкусом обозвать гражданина.
Однако одно из самых необычных ругательств того времени уже почти стерлось из памяти. Это слово - аллилуйщик.
Оно имеет широкий диапазон значений и однозначной трактовке не поддается.
Это и гражданин, исполненный слишком бурного восторга ("лакировщик" действительности), и живущий по двойным стандартам лицемер, и просто нерадивый и безынициативный товарищ.
Возможно, поэтому джаз "Аллилуйя" сопровождает появление в романе и грибоедовцев, проявляющих энергию лишь в поедании ресторанных яств и добыче квадратных метров, и не брезгующего взятками "советского" профессора Кузьмина...