Автор: Андрей ЛакрО
Сорванцы Давид и Назар снова играли у их дома. Ещё бы не играть на улице в такой чудесный солнечный денёк! Дети носились мимо забора с визгом и задорными криками, не замечая на себе пристальный взгляд наблюдателя.
Хижина, где жили малыш с папой, стояла особняком от деревни, ближе к лесу. Но деревенская малышня, увлеченная игрой, постоянно добиралась сюда. Малыш не понимал, что делают дети, но со стороны игра выглядела очень интересной, так и тянуло присоединиться. Вот только ему нельзя выходить за ограду.
– Сынок, иди помоги с обедом, – позвал отец.
– Да, папа, – оторвался от зрелища малыш.
Они нарвали свежей зелени и овощей с грядки, и, промыв их от земляных комьев колодезной водой, отнесли в дом.
– А почему у других детей есть имя, а у меня нет? – спросил малыш, сосредоточенно соскребая кожуру с репы.
– Потому что ты еще слишком мал, – ответил отец. – Подрастешь, и у тебя тоже будет имя.
– А когда я подрасту? – не унимался малыш.
– Когда всему научишься, – терпеливо объяснял отец.
У отца было красивое имя: Адам. У всех жителей деревни были имена, даже у тех, кто младше малыша. А у него – до сих пор не было. Поэтому его никто никуда не звал с собой. Да ему и не надо было, отец всё равно не разрешал. Всю свою жизнь малыш провёл в этой огороженной плетнём хижине. Как эта репа с грядки. Скорее бы уже всему научиться, получить имя и выйти наружу, частенько мечтал он.
После обеда малыш отправился учиться, то есть, снова всматриваться в тропу, идущую из деревни и исчезающую в лесу. Да, именно это папа называл учебой. Он считал, что жизнь – самый главный учитель, и только тот, кто правильно смотрит, может научиться чему-то у неё. Отец уселся рядом, плести корзину для рыбы.
Пока они обедали, за оградой что-то произошло. Давида нигде не было видно, а Назар сидел на камне, всхлипывая и растирая слёзы по чумазому лицу.
– Папа, почему Назар плачет? – спросил малыш.
– Наверное, он чем-то расстроен, – ответил отец. – Что ты видишь?
– Он держится за коленку. Та в царапинах и опухла. Наверное, он упал и ушибся, – подметил малыш.
– Ну, вот видишь, не велика печаль. Скоро всё заживёт, и он успокоится.
– Но ему больно и грустно! – возразил малыш. – Можно я ему помогу?
– Разве ты умеешь залечивать раны? – усмехнулся отец.
– Нет, – опустил взгляд малыш. – Но я могу обнять его, чтобы он не грустил!
– Молодец, малыш, – одобрительно кивнул отец. – Когда-нибудь так и сделаешь. Но пока ты слишком мал, тебе ещё рано выходить за ворота.
Порыв тёплого воздуха принёс тревожный запах – запах гари. Над маячащей вдали деревней в небо потянулась серая струйка. Она толстела и чернела, пока не превратилась в жирный столб дыма. На тропинке показался запыхавшийся Давид
– Назар, там изба Ионы горит! – прокричал он и кинулся назад.
Мальчишка, вмиг забыв свою печаль, подскочил, и, прихрамывая, поспешил следом.
– Папа, в деревне какая-то беда! Бежим, поможем! – заерзал малыш.
– А разве ты умеешь тушить пожар? – возразил отец.
– Нет… – поник малыш.
– Вот потому сиди тут, и ни в коем случае не выходи за ворота, – строго наказал он. А потом ушел в деревню, прихватив с собой ведра.
Вернулся отец поздно. Измученный, взмокший от пота, весь в чёрной копоти, с обожженными руками.
– Мы сделали, что смогли, – устало вздохнул он на вопрошающий взгляд малыша. Папа смыл сажу, а малыш принёс чистую ткань, перебинтовать ожоги. В эту ночь папа спал особенно крепко, а малыш наоборот – тревожно, урывками. А что было бы, если бы папа не вернулся, в страхе думал он.
На другой день малыш снова сидел у забора, учился. Денёк стоял – загляденье: ароматные венчики цветов тянулись в голубое небо, заманивая пчёл, воздух звенел от птичьих трелей. Как вдруг радостное пение птах прервал горестный вой. Полная скорби песня донеслась со стороны деревни, и она наползала всё ближе.
Вот на дальнем конце тропы показалась угрюмая процессия. Люди кутались в длинные чёрные одежды, низко склонив головы, роняли слёзы в платки. Четверо крепких мужчин несли на плечах прямоугольный ящик, накрытый саваном. Рядом, едва переставляя ноги от горя, шла женщина. Слёзы не прекращая катились по измождённым щекам, пробираясь так рано прорезавшиеся морщинки. Три девочки разного возраста испуганно жались к тёмному подолу её платья.
– Папа, что они делают? – спросил малыш.
– Хоронят Иона, – ответил отец. – Мы кое-как спасли дом, но сам хозяин погиб, задохнулся в дыму. Его жена стала вдовой, а три дочки – сиротами.
– Это так грустно! – воскликнул малыш. – Папа, можно я помогу им?
– Разве ты умеешь воскрешать мёртвых? – покачал головой отец.
– Нет, но я могу их утешить, дать им надежду, что все плохое осталось позади! – запальчиво выкрикнул малыш.
– Когда-нибудь так и сделаешь, – улыбнулся отец и увёл малыша в дом.
С этого дня прошло ещё много других, таких же и не очень, грустных, радостных, спокойных дней. Малыш так и не выходил за ворота, но ему и не надо было – он смотрел за их пределы и видел, учился.
Однажды он вдруг понял, что уже ростом с папу, а значит – вовсе даже не малыш.
– Ты прав, – кивнул на его вопрос отец. – Ты, наконец-то, вырос, теперь сможешь получить имя и выйти наружу.
Сердце сына наполнилось радостью, а на лице засияла улыбка.
Отец отвел его к воротам, но у самых створок остановился, и, глядя прямо в глаза сыну, произнес:
– Отныне ты будешь жить среди людей. Вместе с ними ты будешь радоваться, но увидишь и много их горя. Не бойся ничего, помогай всем, чем сможешь. Это главное, для чего ты появился на свет. Понял?
– Да, отец! – с готовностью кивнул сын. – Так, как же меня зовут?!
– Твоё имя – Шемхамфораш, – ответил отец.
– О, оно очень красивое! Спасибо! – обрадовался Шемхамфораш, и шагнул к воротам.
– И еще кое-что, – кинул отец вдогонку. – Никогда никому не говори, кто твой отец! Никто не должен знать, что тебя создал Адам.
Шемхамфораш пообещал, что выполнит просьбу отца, и выбежал за ограду.
Он шёл по дорожке, которую столько лет лишь видел издали, и ему казалось, что он не идет, а парит над ней. Птицы слетались отовсюду, садясь ему на руки и плечи. Пчёлы вились над его головой, словно сверкающий алмазными крылышками нимб. Так он пришёл в деревню.
У колодца он увидел стайку непоседливых малышей. Шемхамфораш присоединился к их игре: оказалось, что брызгаться водой из лужи очень даже весело. А потом он угостил детей сладостями и каждого поцеловал в лоб. Дети звонко смеялись, и от этого у Шемхамфораша теплело внутри.
А потом он пошёл к дому вдовы Иона. На стенах кое-где до сих пор осталась копоть, наспех приколоченные доски едва прикрывали прорехи. Одинокой старухе с тремя маленькими дочерьми не так-то легко привести дом в порядок.
Хозяйка сидела на крыльце и горько вздыхала, проливая слёзы, сетуя, что муж так рано оставил её и дочерей. Шемхамфораш подошёл к ней, обнял, вытер её слёзы. И на бледном печальном лице впервые за долгие годы появилась улыбка надежды.
Так Шемхамфораш ходил по деревне, а потом и по соседним, помогая всем, кого встретит. Да, он всё ещё не мог лечить раны, гасить пламя и воскрешать мёртвых, но он утешал неутешных, дарил духовную силу справляться с любым горем.
Слава о нём разошлась по городам и весям. Везде его привечали, пускали в дом, как родного, кормили-поили, пускали переночевать. Нашлись даже те, кто стал поклоняться ему, как властителю. Эти люди построили Шемхамфорашу роскошный дворец, весь усеянный златом и драгоценными каменьями. Искусный художник нарисовал на стенах сцены из жизни Шемхамфораша.
– Тебе больше не нужно скитаться, словно бродяга, мы построили тебе дом, самый лучший из всех! – говорили эти люди. – Приходи в него и живи там, а мы будем прислуживать тебе, как рабы!
Но Шемхамфораш не захотел жить в огромном золочёном дворце. И он не желал, чтобы кто-то служил ему, ведь он сам стремился служить во благо другим. Тогда эти люди попросили художника нарисовать портрет Шемхамфораша, и стали служить этому изображению.
– Чудаки, – пожал плечами Шемхамфораш, и отправился дальше странствовать и помогать людям.
Однажды он остановился на ночь в одной деревне. Ночью пошёл дождь, и к утру ливень стал только сильнее. Он лил и лил, пока река неподалёку не вышла из берегов и не затопила деревню. Бурлящие потоки смыли поля, порушили деревянные хибары, а ещё – унесли с собой множество жизней.
Спала вода, и увидел Шемхамфораш разорённые стихией посевы, руины бывших жилищ да мёртвые тела.
Сердце Шемхамфораша сжалось от горя. Бессильный, упал он на колени и заплакал.
– Простите меня, люди! Я не смог вам помочь! – корил он себя.
Хотя люди тоже были подавлены несчастьем, они не испытывали злобы. Они подняли Шемхамфораша с колен и, обняв его, как до этого обнимал он их в минуты печали, сказали:
– Не вини себя. Это страшное горе, но такова жизнь. Мы построим всё заново, снова засеем поля. Снова по дорожкам будут бегать радостные дети. Просто будь с нами, дай нам сил преодолеть плохое сегодня.
Вытер Шемхамфораш слёзы, и улыбнулся.
– Я буду с вами! Со всеми, кто верит в меня.
Источник: http://litclubbs.ru/articles/23817-dokazatelstvo-boga.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
Литературные дуэли на "Бумажном слоне": битвы между писателями каждую неделю!
- Выбирайте тему и записывайтесь >>
- Запасайтесь попкорном и читайте >>