Жизненный рассказ о поисках своего "я" молодой девушки. Интонация и честность подкупают настолько, что невозможно оторваться до последней строки. Автор - Катерина Иосифова.
Первый раз
Я смотрю на обои, пока парень гладит меня по плечу. Грязно-желтые, с дурацким узором. Он целует шею, а я оглядываю комнату. Комната небольшая, но светлая: в углу стол, рядом стеллаж, забитый американской прозой и старыми учебниками. Перед книгами — фото в рамках, грамоты, медали, диск группы «Зимовье зверей». Окно в тихий уютный дворик, 4 этаж, с кровати видно, как ветка сражается с налипающим снегом. За стенкой тяфкает белый пудель, громко тикают большие настенные часы. «Знала ли я, собираясь в универ, что окажусь здесь сегодня?». Я смотрю на свои трусы со смешным узором и дурацким бантиком: «не знала».
Мы должны были обедать вместе, как обычно, но он написал, что взял на работе больничный.
— Хочешь, приеду? Привезу тебе лекарства, варенье, лимоны?
— Серьезно? У тебя же пары.
— Мифология и логика, на которой я все равно буду спать. Скидывай адрес.
Через час я была на любимой станции «Старая Деревня», напоминающей о беззаботном детстве. Теперь это кажется символичным. Стояла такая весна, когда пуховик ещё рано менять на пальто. Я бы хотела сказать, что мокрая крыша дацана искрилась на солнце, но мы в Питере: небо было пустое и безразличное, оно сливалось с грязным месивом на асфальте. Я зашла в магазин, села в маршрутку, нашла нужный дом по навигатору. Я ни о чем не переживала потому, что ничего не ждала. Волнующая мысль, что все может случиться сегодня, разбивалась о болезнь: ведь не может же человек с температурой думать о сексе.
Температуры не было. Я поняла это, как только открылась дверь. Гладко выбритый, в футболке, ещё хранящей запах кондиционера для белья. Он удивился, увидев, что я действительно принесла варенье.
Объяснил, что проболтал с другом до утра и проспал работу.
— Хм, — протянула я в ответ, — почему же ты об этом не сказал? Я переживала, что тебе плохо.
— Но я же не знал, что ты правда приедешь. А когда ты это предложила, подумал, что, если скажу, передумаешь.
И вот мы на месте: он сидит на краю кровати в нерешительности, я повторяю про себя вопрос «ты точно хочешь быть здесь?» и не нахожу ответ. Я раздета, он одет. Времени до прихода отца-академика остаётся не так много, надо что-то решать.
— Ты уверена?
— Ну, я бы не лежала здесь, не будь я уверена.
Моя фраза больше прозвучала как вопрос. В голове роятся разные мысли: от того, что скоро он надолго уедет в командировку, до того, что мне лень одеваться и выходить на холодную улицу.
Страшно, быстро, больно, немного неловко. «Вот и все — теперь мастурбировать будет удобнее», — проносится мысль. Мы собираемся, парень отвозит меня до метро.
— Для тебя как будто ничего не произошло, — отмечает он удивленно и слегка раздосадованно.
— А разве произошло что-то особенное? — непроницаемо улыбаюсь я.
Он не поверит, что я девственница, а позже признается, что у него уже 6 лет есть девушка. Мастурбировать мне правда станет проще. Доверять парням — сложнее.
Следующий первый раз будет на диване. Мы будем знакомы два дня, будем смотреть кино.
Поначалу ничто не предвещало, но вот парень лег позади и стал водить рукой по моему бедру, поднимаясь к краю юбки. Я не реагировала. Решила: досмотрю фильм, а после пойму, хочу я чего-то или нет. Но начались титры, а я так ничего и не поняла. В шею тяжело дышали. «Ну ладно, я его поцелую и пойму», — развернулась я к страстному воздыхателю. Когда наконец поняла, было уже поздновато.
— Я тебя жду завтра, приезжай, — сказал он у метро.
— Хорошо, — зачем-то согласилась я.
Мы повстречаемся ещё несколько месяцев и даже успеем пожить вместе, он станет шутить про беременность, а во время расставания покажет приготовленное обручальное кольцо. Я уйду и время спустя не смогу припомнить ни одного нашего разговора. Были ли они? Был ли он сам? Была ли я?
Не знаю.
Если слушать новости об обнулении президентских сроков из Канады, они кажутся не такими уж страшными. Они не очень-то тебя касаются.
Чтобы касающиеся меня меня не пугали, я научилась абстрагироваться от тела. Напоил и изнасиловал лучший друг? Напором взял парень на тусовке? Разжалобил чувак с пороком сердца? Я в порядке: это все было не со мной. Да, с моим телом, но не со мной: я не помню, чтобы чувствовала хоть что-либо.
Но я помню кое-что другое. Помню занавески. Помню ковры и кресла, пледы и подушки, картины на стенах и лампы-лампы-лампы. Я не помню их имен, но помню каждый дом.
Место преступления против себя.
Известен петух, который больше года прожил с отрубленной головой. Он чувствовал лапами землю, солнечное тепло на перьях, он слышал звуки уцелевшим слуховым каналом и булькал, пытаясь кукарекать.
Как он, я просто приспособилась не замечать отсутствие своей головы с ее желаниями, тревогами, разочарованиями. Просто не замечать себя.
— Знаешь, — скажу я следующему молодому человеку после расставания, — в тот первый раз мне на самом деле ничего не хотелось, у меня была только небольшая симпатия и интерес. Я просто на автомате тебя поцеловала, пришла к тебе, легла: будто так и надо, будто ты этого ждешь.
— Знаешь, — ответит он, переминаясь с ноги на ногу, — я тоже ничего не хотел: когда ты поцеловала меня, я подумал, что мало тебя знаю, что не успел влюбиться и все такое…Я сомневался, но решил, что хотя бы порадую маму, а то она же мне каждый день на мозг капала, чтобы я нашел кого-нибудь.
— Какой абсурд: никто из нас не хотел быть вместе, но мы зачем-то построили отношения, причем хорошие.
— Это правда: я тебя очень полюбил.
— И я тебя.
— Я думал, что мы ещё долго будем вместе.
— Да ведь мы могли бы.
— Еще бы: мы смогли построить классные отношения, которым все завидуют, из ничего.
— Точнее из чувства долга.
— Но когда твоя мама заговорила о том, чтобы подарить нам квартиру на свадьбу…
— Да, стало сложнее игнорировать недостаток чего-то главного. Я легко могла представить наш будущий быт, но иллюстрация выходила неказистая: словно центральный кусок пазла потерялся.
— Потерялся.
Истории повторялись. Внутренний компас показывал «Нет», а я, как индийский фокусник со змеёй, пыталась заговорить стрелку повернуться на «Да». «Он же заботливый, интеллигентный, образованный, он же интересный, веселый, красивый, что не так?», — я пыталась отыскать потерянную часть мозаики. Я уже знала, что можно обойтись без нее. Я уже встречалась по сценарию «стерпится-слюбится» и понимала, что привыкнуть можно ко всему. Окажись я на необитаемом острове с кем угодно, мы бы стали близкими и родными — так работает психика.
Не веря в теорию «двух половинок» и «предназначение», я перебирала детали для панно. Бывало, мне не нравилась получавшаяся картинка, бывало, я сдавалась на куске с однотонным морем. Я видела, как некоторые закрывают потерянные кусочки фрагментами других мозаик и как другие вдребезги разбивают изящные витражи. В какой-то момент я решила, что пазлы не мое, и стала жонглировать деталями, не пытаясь ничего из них складывать.
Так продолжалось, пока я не увидела великолепный пейзаж в рамке под стеклом, сложенный одним человеком. Я поняла, что могла бы любоваться им всю жизнь. Не было мыслей о том, чтобы повесить его в гостиной, взять с собой в отпуск или демонстрировать родственникам. Мне было достаточно просто иногда видеть его и знать, что он есть, что с ним все в порядке. Он не был идеален, но, как на лучших полотнах, в нем был тот самый недостающий элемент.
Я захотела стать им.
Теперь было ясно, что искать надо в своей коробке. Я вывалила детали на пол и попыталась угадать в них потенциальную картину. Кто я? Что я? Сложила то, что сошлось пазами, получилось что-то пугающее. Я пошла к врачу.
На первом приеме я показывала свои детальки. На втором мы рассматривали бережно собранное недоразумение и вместе пытались в нем разобраться. Картинка начала меняться. Сначала неохотно, по кусочку, мне пришлось признать, что это не «просто стиль такой» и не «я художник, я так вижу». Дальше — больше, я смирилась с тем, что «Джоконда» не получится, но также поняла, что я все же повыше рангом серии «Небоскребы Дубая». Доктор рассказал, как определить, из какой части мозаики элемент, как смотреть панорамно, охватывая панно целиком, а также как концентрироваться на одном фрагменте, изучать его и оттачивать края для лучшей спайки.
Когда узор проступил, я удивилась. На встреченный ранее шедевр картина не походила совсем, однако нравилась. Она была полусобранной, но целостной. То, чего всегда не хватало, приобрело характерные черты и узнавалось в каждом штрихе.
Как крошка енот в детском мультфильме, я впервые увидела свое отражение. Сначала оно мне не понравилось, и я так же зло вопрошала: «Что тебе надо?!», но вскоре интерес к себе вошел в привычку. Я стала замечать чувство голода, которое раньше игнорировала, злость и страх, которые моментально блокировала. Меня с детства учили быть удобной, а удобный человек всегда внимателен. Он помнит как зовут соседа с третьего этажа и что тот любит на десерт (на всякий случай, вдруг нужно будет его порадовать), он следит за реакцией собеседника и отражает ее, чтобы избежать конфликта, он не занимает много места, не отказывает в помощи, не устает и не жалуется, он не выходит из себя и всегда готов вас выслушать. Удобный человек будет интересоваться вами, будет считывать каждое ваше микродвижение, знать наперед, кто перед ним. Но себя он знать не будет.
Мне предстояло научиться быть собой, быть кому-то неудобной. Резкой и мягкой, грубой и нежной, сильной и слабой, научиться быть живой.
Право на жизнь не дают, а берут.
Возможно, именно его не хватает и вашему пазлу.