Широчка проснулась около десяти. Почему около десяти? - спросите вы. Да потому, что у Широчки начались самые лучшие в мире летние каникулы, и Широчка уехала в деревню к бабушке и дедушке. Несмотря на то, что деревня находилась в трех автобусных остановках от города, это была самая настоящая деревня с домами с печным отоплением, с колодцами во дворах, (несмотря на давно уже проведенные водопровод и газ), коровами, козами, свиньями, утками и целой кучей бабушек и дедушек. Наверно, для всех горожан здесь можно было найти подходящих бабушку с дедушкой, чтобы приезжать к ним на каникулы или просто гости. Так, по крайней мере, думала Широчка.
Широчка открыла глаза, поиграла немного с солнечным зайчиком и бодро встала с кровати. Залеживаться было некогда - ее ждал полный впечатлений большой летний день. Первым делом Широчка села на ночной горшок, который жил у нее под кроватью. Широчка всегда какала по утрам, при этом ее лицо приобретало выражение особой одухотворенности, прямо святая дева, узревшая лик господа. Вскакнув от души, Широчка встала и внимательно осмотрела содержимое горшка.
В соусе свежей девичьей мочи покоилась большая мягкая, рыхлая какашка. Широчка специально ела по вечерам сырую морковку, чтобы какашка получалась, как надо. Сегодня какашка ей особенно удалась, и Широчка даже замурчала тихонько песенку от удовольствия. Широчка могла любоваться своими какашками целую вечность, но впереди было много дел, и она, со вздохом, поставила горшок на небольшой столик. После этого Широчка принесла из кухни кружку с водой и скалку, которой бабушка толкла картошку. Скалкой Широчка принялась толочь какашки, ловко разбавляя их водой из кружки. Наконец в горшке образовалась смесь нужной консистенции, и Широчка обошла с горшком все бабушкины цветочки, поливая их полученной смесью. Широчка всегда поливала цветы какашками, и они росли большими-пребольшими.
Теперь можно было умыться и погулять до завтрака. Не успела Широчка отойти от дома и на десять шагов, как перед ней предстала весьма любопытная картина. Капитан Отморозков, заехавший, видать, в гости к своим бабушке и дедушке, совершал арест козы. Звали козу Роза Люксембург. Принадлежала она бабе Даше. Отморозков пытался нацепить наручники на козьи рога, коза же блеяла, вырывалась, норовила боднуть, в общем, всячески оказывала сопротивление при аресте. Баба Даша была тут же и голосила, как на похоронах или на проводах в армию.
- За что вы ее, товарищ капитан? - спросила Широчка.
- Оскорбляет, зараза, при исполнении, так сказать.
- И как же она вас оскорбляет?
- Меееееент, - проблеяла вдруг коза с явным негодованием в голосе.
- Вот видишь.
- Да ну, товарищ капитан, это у нее язык такой, как английский. Э бет у них значит птица, импОтент - важный, а хэппи пезды ту ю - совсем не о счастливых женщинах. Если же вы предложите американцу сок, то он вообще обидеться может.
- Это как вороны, - поддержал разговор Отморозков, - у нас дома черешня росла. Так они облепят ее и сидят, лакомятся. А бывало, как начнут кричать: кар, кар, кааавр, кааа…, захлебывается, будто ей полный рот накончали. Я сначала так и думал, а потом смотрю, рот, как рот. Никакой эротики.
- Так и коза. Может, она совсем не то имела в виду.
- И то может быть, - миролюбиво согласился Отморозков, - но на всякий случай протокол составить надо.
Чем это закончилось, Широчка не узнала. Бабушка позвала кушать. Пришлось возвращаться домой.
На завтрак была пюрешка с котлетками. Картошка приятно отдавала пряным запахом Широчкиных какашек, и Широчка съела целых три порции.
После обеда бабушка попросила Широчку отнести деду Напасу маковой росы, а то он третий день, как хворает. Дед Напас жил недалеко, да и Широчке нравилось бывать у него в гостях, пить чай с волшебным печеньем и слушать его рассуждения о национальной идее. Дед Напас был помешан на идее русской нации.
- От них все зло, от иностранцев всяких. Испокон веков наезжали к русскому двору всякие немцы-французы. Понаедут де Билы с Кретьенами, понаделают нам Педров с Гомесами, а от них потом вся зараза…
Дед Напас действительно был хворым. Он сидел за столом, курил длинные предлинные папиросы, надолго проглатывая дым.
- О чем хвораешь, дедушка? - спросила его Широчка ласковым голосом.
- Да все о ней, об идее русской. Все о ней мое сердце обливается кровью.
- И что ты о ней думаешь?
- Бабы мы, все как есть бабы. А все потому, что вскормлены молоком бабьим.
- Так другого не бывает.
- Еще как бывает. Наше, мужицкое молоко. Оно и вкуснее и питательнее.
- Никогда не пробовала, - призналась Широчка.
- А ты попробуй, - предложил дед Напас. - Хочешь?
- Да можно немного.
- Только тебе самой его придется надоить.
- Ну ничего. Где оно у тебя?
- Здесь, - Напас гордо вывалил богатырское наследство. - Только доить надо губами.
- Губами, так губами.
- Не доится, - сказала Широчка Напасу после нескольких секунд доения.
- Ты дои, дои, оно не как у коровы, оно потом все сразу, в рот, а ты смотри, чтобы все проглотила.
- Я устала, - взмолилась Широчка через какое-то время.
- А ты себе рукой помогай, вот так, - дед Напас ловко показал Широчке, как надо делать.
Наконец Напас как-то вдруг хрюкнул и затрясся мелко-мелко, а Широчкин рот наполнился густой слегка солоноватой жидкостью.
- Все? - спросила Широчка у Напаса, но к тому пришли Осип с Кондратием, и он ничего не ответил.
- Ужинать будешь? - спросила бабушка, когда Широчка вернулась домой.
- Не а. Меня дед Напас молоком угощал. Своим, мужицким.