Пробилась тогда, вырвалась из деревенского болота, вырвется сейчас и из больничного. Зина решила твёрдо, и теперь она знала, как добиться этого.
Продолжение повести Ивана Карасёва "Ниточка жизни"
Начало:
1. Как жили молодые девчонки в послевоенном Ленинграде
2. Начало Зининой жизни
3. Поход в магазин оказался началом новой жизни
4. Конец раздумьям. Зина выбирает новую стезю
5. Первый визит к художнику
6. Позировать обнаженной? Раздеться перед посторонним мужчиной? Зина, тебе решать...
7. Портрет в стиле "советское ню"
8. Любимая натурщица Зина
9. Стоит ли сравнивать двух мужчин, деливших ее постель?
10. Любовные страсти повсюду: и в мастерской художника, и в больничных кабинетах
11. Зина проиграла бой за место под солнцем
12. В Зининой жизни - сплошные утраты
13. День рождения Зины
14. Если 37-ой прошел мимо тебя, не шути о нем, Зина
И в больнице не обошлось без заковыки. Зина не смогла, как обещала, отработать сразу все пропущенные смены, с переходом от лета к осени у неё критические дни всегда протекали сложнее обычного. «Одолжившая» Зине два рабочих дня девчонка осталась недовольной, она, как выяснилось, хотела устроить себе маленький отпуск и уехать к матери во псковскую деревню помочь завершить сезон осенних заготовок. Так Зина нажила себе ещё одного врага в отделении. И МарьИванна после коротких расспросов быстро догадалась, что Зина обманула её и никакие лекции не посещала. В общем, репутация Зины, и без того подмоченная в глазах старшей сестры, стала совсем как мокрая тряпка, хоть выжимай. А за больницу Зина должна была держаться, это и работа, и общежитие. Другой крыши над головой никакой Водовозов ей не даст. «А может, даст, - подумала она внезапно, - у жены ведь рак. С ним долго не живут. А потом можно будет и захомутать моего художника».
Впервые Зина допустила саму мысль о возможности брака с Водовозовым. Раньше она никогда ничего подобного себе не мыслила. Ну да, человек он неплохой, и как любовник хорош, но замуж за него? При живой жене? И, может быть, при где-то прячущемся Вале? А тут получалось, что Глафира-то и не совсем живая в некоторой перспективе. Зина задумалась: «А почему нет, ведь Саша будет вдовцом. И если не я, то кто? Знаменитый художник без пары не останется. Свято место, как говорится, пусто не бывает. Тут, наверняка, появится батальон кандидаток. И с больницей можно будет завязать, причём навсегда». Уж коли Зина один раз вырвется из этого болота, откроет себе двери в другой мир, в тот, что её манит своим волшебным сиянием холста и красок, то назад в страну бинтов и карболки она не вернётся никогда. Она уцепится двумя руками, будет упираться коленками, но обратно в затхлые больничные коридоры её не затолкнёшь. За свой шанс в жизни Зина умела ухватиться, ещё с седьмого класса, когда она пробилась в школу медсестёр.
Дядька ведь только делал вид, что смирился с Зининой учёбой в семилетке. При каждом удобном случае ворчал: «Вон насобирались нахлебнички, учёные, понимаешь». При этом его взгляд неизменно задерживался на Зине, она терялась, не зная, что сказать и что сделать. А и нечего было говорить, ведь её ответа и не ждал никто. В такие минуты она бы лучше провалилась под пол, лишь бы не выслушивать дядькины слова. Тётка кивала головой и тут же находила Зине занятие: «Иди-ка дров наноси, хоть какая-то польза от твоей учёности будет!» Стешку и двоюродных сестёр учёбой почему-то не попрекали, как будто и не пошли они вслед за Зиной в ту же семилетку. Все пинки доставались ей, как старшей и не родной впридачу.
Она терпела, но с каждым годом приходила из школы всё позже и позже. Уроки не оставляла на вечер – бесполезно, не дадут заниматься. В маленькую школьную библиотечку сядет и под сочувственным взглядом бывшей помещицы местной Елизаветы Андреевны, школьной библиотекарши, решит задачки, напишет упражнения по русскому, прочитает историю, литературу, физику и географию. Только немецкий не давался ей. Ну не было у Зины способностей к иностранному языку, лишь за усердие ставила ей «немка» «хорошо». Так, чтобы не портить свидетельство. И оно получилось красивым: только три четвёрки – по немецкому, по химии и физкультуре. Зина никак не могла понять: зачем ей, с раннего детства привычной к физическому труду ещё надо дёргать ногами и руками. У неё и без этих дурацких пробежек и турников тело было прекрасно развито. Она уже тогда, в седьмом классе, замечала, как мужские глаза «прочёсывали» её завидную фигурку.
И вот, когда Зина принесла домой «Свидетельство об окончании семилетней школы» с почти сплошными «отлично», дядька даже смотреть не стал:
- Ну окончила школу, и молодец, завтра пойду в правление поговорю насчёт тебя. Рабочие руки нам нужны.
Зина никогда раньше не разговаривала с родственниками о дальнейшей учёбе, понимала – не нужно об этом раньше времени, но дальше тянуть было нельзя.
- Я буду на медсестру учится, - неожиданно для самой себя выпалила она. Ещё вчера думала поступать в педтехникум, но сейчас в голову пришла другая мысль, способная, как ей казалось, убедить дядьку, - выучусь, приеду к вам, буду от болезней лечить. Вот и медпункт в деревне откроется. Чтобы не помирали, как Никитична, от обычного нагноения.
Соседка, не старая ещё женщина, действительно, совсем недавно глупо умерла. Зацепила ногу штыком лопаты, запустила рану, думала подорожник приложит и пройдёт. Ан нет, не прошло, и когда в район увозили, фельдшер сразу сказал, что опоздали с вызовом, не жилец уже баба.
Но дядьку такой резон не устроил. Он как взъелся:
- Без тебя на фершалов и сестёр милосердных выучат. В колхоз иди и по хозяйству твоя помощь нужна. Корову вторую заведём, молоко на продажу в район будет.
Но и Зина упёрлась. «Он, вишь, меня уже главной по своему коровнику поставил. Щас, я об этом только и мечтала». А вслух проскрежетала:
- Не пустишь, сама уйду! Учиться хочу и буду!
- Чего? Сама? Ну-ну! Иди, иди! – разозлился дядька. – Только помощи не жди, как жить-то будешь? А? Намаешься! Приползёшь на карачках домой, к дядьке плохому. А я добра тебе хочу! Вот будет вторая корова, так заживём! И себе в городе платки да юбки нарядные покупать будешь. Да что там в городе? В Калинине самом! И придёт время, жениха тебе приличного найдём!
- Не нужна мне ваша корова, - зло прошипела Зина, - сами её навоз сгребайте! А я учиться буду, и без вашей помощи обойдусь!
Сказано – сделано. Правда, сразу справку у председателя взять не получилось. Не отпускал. Ногами топал, кричал, наверное, с дядькиной подачи: «Вас, грамотных, таперича как собак, и все в город хотят, а кто работать здеся будет?». За два дня до Зины трое парней записались на комсомольские стройки, там отказать было нельзя, вот он, председатель, и кипятился. Но Зина ведь упорная девушка, она привела с собой учительницу, Людмилу Петровну, ту самую, что дядьку три года назад как пацана к печке пришпилила. Она пришла, опять грязь с сапог демонстративно стряхнула на выметенный пол, посмотрела на вросшего в стол председателя и сказала тихо, закуривая свою обычную беломорину: «Ты, что ж это, Порфирьич, стране нужны квалифицированные кадры, товарищ Сталин об этом на неделе по радио говорил, такая вот линия партии, а ты в медсёстры Зину не пускаешь? – затянулась, как тогда выпустила облако прямо в портрет оторопевшему деятелю колхозного движения и довершила моральное избиение. - Или вам торчкам деревенским и вправду надо, чтобы как при царе люди мёрли от простого заражения крови? Порфирьич, это же контрреволюция! Ты понимаешь, чем это пахнет?» Сказала, и так пристально посмотрела на председателя, прям глазами впилась в его небритую щетину. Тот аж зачесался и ещё усадку дал, ниже стола стал, в пол врастать начал, заёрзал, задёргался, рукой зашуровал в ящичке, осознал. В прошлом году в соседнем колхозе всё правление взяли за вредительство. Урожай не успели убрать.
Председатель бумажку достал и справку выписал. Зина не знала, как Людмилу Петровну благодарить. Хотела броситься расцеловать. Но та лишь сплюнула, закашлявшись, и прохрипела утробно: «Намаешься ещё, там легче не будет, здесь хоть всё привычно. Но раз решила – давай, иди. Ты хозяйка своей судьбы, а не эти олухи царя небесного».
Через две недели собрала Зина вещички свои в торбочку и двинулась за двадцать вёрст, в район, а оттуда на перекладных в областной центр. До начала занятий пристроилась на работу – заменила на почте захворавшую уборщицу.
Там же, на составленных в ряд трёх стульях, и ночевала. Больше месяца отработала, скопила немного денег на первое время. И всё равно было трудновато попервоначалу - питалась одними сухарями, крохотную стипендию лишь в конце сентября получила. Только когда в ноябре стала подрабатывать санитаркой, появились рублики на масло и чай с печеньем.
Пробилась тогда, вырвалась из деревенского болота, вырвется сейчас и из больничного. Зина решила твёрдо, и теперь она знала, как добиться этого. На самом деле просто, нужно заменить Водовозову умирающую Глафиру. Но как это лучше сделать? Стоит ли допускать художника до своего тела или лучше, напротив, держать его так, чтобы облизывался постоянно? Зина провела не один ночной час в размышлениях, но в конце концов решила осчастливить Водовозова, пойти навстречу ему. Ведь с другой стороны, она и себе доставляла удовольствие, и немалое, умел ведь старый кобель угодить её женской чувственности. А с третьей – вдруг найдёт себе другую утеху, тогда всё прахом пойдёт. «Ладно, Саша, - мысленно представила она свой разговор с Водовозовым, - понемножку, помаленьку, дверки я тебе открою. Но только так, чтобы не отпускать, держать на коротком поводке». Зина потянулась в кровати, она, наконец, почувствовала большое удовлетворение собой. Стратегия была выработана, осуществить её не представляло огромного труда.
***
Всего через пару дней после этих ночных Зининых раздумий Водовозов позвал позировать. На этот раз обошёлся без телеграммы, что Зину некоторым образом устроило. Уж больно не хотелось снова выдерживать тяжёлый взгляд толстухи тёти Паши, выслушивать её язвительные замечания. Она ведь ещё не удержится, скажет какую-нибудь гадость. Водовозов как чувствовал, перехватил Зину после смены около больницы. Выпал первый снег. Зина, ощутив холодное дыхание северной осени, поёжилась от холода. «Бр-р, холодина какая». Она поправила шарфик, крикнула «пока» напарнице, повернувшей с крыльца в другую сторону. И тут будто из-под земли вырос Водовозов в бобровой шляпе. Он был в своём манерном пальто и с цветами, как тогда, в феврале. Зина приняла букет и ожидающе уставилась на художника. Тот не стал тянуть резину, явно спешил. «Ну как же, жена одна там, - съязвила про себя Зина, - скорей же, Сашенька, домой торопись!»
Он попросил появиться в мастерской как можно скорее. Зина, естественно, не отказалась, даже, когда он уточнил: «Но надо будет раздеться, - и после небольшой паузы добавил, -полностью». Зину это даже устраивало. Решение было принято, значит надо действовать. Опять получилось, что выходной выпадал на следующий день. Впрочем, Водовозов, конечно, это тоже знал, он считал хорошо. На том и порешили. «Завтра, в десять», - подтвердила Зина.
Назавтра она появилась вовремя, опоздав лишь для приличия минут на пять. За ширмой намеренно раздевалась долго. «Пусть потерпит немножко, - решила, - ему полезно». Уже полностью обнажённая задержалась перед зеркалом, сначала поправила волосы, потом принялась разглядывать собственное тело. Оно ей нравилось всё больше и больше. Относительно сытая жизнь двух последних лет сделала бёдра ещё более округлыми, а груди налились упругой пышностью. Лишь на животике появилась лишняя складка, но только в сидячем положении. Стоило встать, выпрямиться, как сейчас, и она исчезала. «Ну что же есть чем вознаградить Сашеньку за терпение, - ухмыльнулась Зина, - только пусть сначала поработает, повычерчивает мои линии углём». Зина ещё раз глянула в зеркало, удовлетворённо хмыкнула и продолжила размышлять: «Да, сначала работа, карандашом, кистью, пусть накладывает слой за слоем, создавая пятна света и тени, ему нравится возиться с ними».
Но мысли Сашеньки вовсе не были в области цветовой гаммы, он думать мог лишь об одном. Зина услышала приближавшиеся быстрые шаги, повернула голову и увидела влетающего за загородку Водовозова. Он больше не мог ждать. Не выдержал, даже не сбросил с плеч расстёгнутую сорочку. Зина от неожиданности прикрылась обеими руками и шагнула назад. Но как можно было за одной ладонью спрятать Зинину роскошь? Едва одни соски и межгрудье уместились под ней. Вторая рука стыдливо прятала чувственную прелесть, но нежная кудрявая поросль бесстыдно выглядывала из-под неё. Глупая и совсем несвоевременная мысль пролетела в голове: «Надо будет подбрить, многовато там у меня». Но это «многовато» притягивало Водовозова почище земного притяжения. Он на мгновение остановился, его взгляд упёрся именно туда. Смог лишь пролепетать: «Ты прекрасна! Мадонна! Моя мадонна!» Он ринулся к этому беззащитному, прилипшему к крашеной стене телу и взял его. Он был жесток с ним. Казалось, вот-вот и разорвёт. Губами, зубами, руками, всем своим нутром. Но почему-то было не больно, напротив Зина стонала от счастья. Он опрокинул её на пол и растоптал собой. Он был в ней, и она умирала от восторга. Он не давал Зине перевести дух. Он был Бог. Бог любви, задыхающаяся от упоения страстью Зина так и прошептала: «Саша, ты Бог». Когда, наконец, обессиленные, они откинулись, расцепили свою соединённую железной хваткой плоть, она прошептала вслух ещё раз: «Ты бог!». Прошептала то, что прочувствовала всем существом. Существом, которым он овладел и подчинил себе, своему греховному вожделению. В эти минуты она была его рабыней, рабой любви. Любви, которой у неё не было.
Продолжение:
1. Зина царит в мастерской
2. Твои картины злы. Чем, Зина, не угодил приютивший тебя Ленинград?
3. Зинина свадьба
4. Новое увлечение Зины
5. У Зины все козыри на руках
6. "...Ты, как будущность, войдешь..."
или на сайте
https://www.jkclubtext.com/knigi
Вам может быть интересно:
У французской пары не было детей, и они взяли их в советском провинциальном детдоме
Эта старая казацкая шашка спасла мальчику жизнь
О первой любви и о последней встрече с ней
Она - любовница женатого человека. Она не может решить: рожать или нет. Если бы не случайная встреча под парижским дождем...