Пройдя под аркой, попадаем на русское военное кладбище. Десятки, сотни стандартных плит — целых, упавших, покосившихся, разбитых — тянутся рядами, насколько хватает глаз. «Раб божий», имя, год смерти. 1918-й или 1919-й. На одних плитах имена — Иван, Савел, Абрам, на других — фамилии, без имен. Ни деревца, ни цветка...
Мы идем молча по сухой листве. Кто они, эти солдаты, как оказались здесь, почему не вернулись домой и от чего умерли в этой далекой неметчине?.. Кто-то из нас шепотом говорит, что, наверное, это пленные — больные и раненые, умершие в лагере или в лазарете. Мы оглядываемся. Сегодня здесь трудно отыскать следы былого. Кругом только могилы русских солдат, умерших на чужбине.
Мы разбредаемся по кладбищу. И в дальних его секторах находим другие могилы: английские и французские. Их сразу и не приметишь. Точно такие же стандартные плиты, в том же строгом солдатском строю. И только надписи на других языках. Они столь же немногословны и по-военному четки: рядовой, сержант, капрал. Даты те же, после первой мировой... Союзники, оставшиеся в одном строю даже здесь.
Всякое кладбище вызывает печаль. Но чувство, испытанное на этом безымянном кладбище, горько вдвойне. Солдаты, лежащие тут, умирали дважды: первый раз, очевидно, в госпиталях, второй раз здесь, оставаясь навеки в чужой земле. Они лишены жизни и родины, того поклонения и внимания, которыми были бы окружены дома. И хотя бывшие враги исполнили свой долг, мертвые победители, союзники по коалиции, не получили положенного им солдатского пайка славы. Забытые, в лучшем случае внесенные в списки пропавших без вести, лежат они неподалеку от бетонного автобана Кельн — Гамбург.
Пройдя под аркой, попадаем на русское военное кладбище. Десятки, сотни стандартных плит — целых, упавших, покосившихся, разбитых — тянутся рядами, насколько хватает глаз. «Раб божий», имя, год смерти. 1918-й или 1919-й. На одних плитах имена — Иван, Савел, Абрам, на других — фамилии, без имен. Ни деревца, ни цветка...
Мы идем молча по сухой листве. Кто они, эти солдаты, как оказались здесь, почему не вернулись домой и от чего умерли в этой далекой неметчине?.. Кто-то из нас шепотом говорит, что, наверное, это пленные — больные и раненые, умершие в лагере или в лазарете. Мы оглядываемся. Сегодня здесь трудно отыскать следы былого. Кругом только могилы русских солдат, умерших на чужбине.
Мы разбредаемся по кладбищу. И в дальних его секторах находим другие могилы: английские и французские. Их сразу и не приметишь. Точно такие же стандартные плиты, в том же строгом солдатском строю. И только надписи на других языках. Они столь же немногословны и по-военному четки: рядовой, сержант, капрал. Даты те же, после первой мировой... Союзники, оставшиеся в одном строю даже здесь.
Всякое кладбище вызывает печаль. Но чувство, испытанное на этом безымянном кладбище, горько вдвойне. Солдаты, лежащие тут, умирали дважды: первый раз, очевидно, в госпиталях, второй раз здесь, оставаясь навеки в чужой земле. Они лишены жизни и родины, того поклонения и внимания, которыми были бы окружены дома. И хотя бывшие враги исполнили свой долг, мертвые победители, союзники по коалиции, не получили положенного им солдатского пайка славы. Забытые, в лучшем случае внесенные в списки пропавших без вести, лежат они неподалеку от бетонного автобана Кельн — Гамбург.
Источник иллюстраций: https://www.flickr.com/