Совершенно искренне и на полном серьезе Дрюня считал себя благодетелем, когда предложил Даше пожениться. Надо сказать, что некоторые основания для этого у него все-таки были.
С Дашкой Горюновой они были знакомы еще со школьных времен, времен уличных компаний и дворовых тусовок - даже учились в одной школе, правда, на два класса старше. Дашка ни в детстве, ни сейчас не отличалась особой красотой, да и модельной фигурой вряд ли могла похвастаться. К тому же была остра на язык, никогда не давала себя в обиду - всегда отвечала достойно, впрочем, не опускаясь до откровенного хамства или оскорблений.
Это были минусы. Но некоторые плюсы тоже присутствовали. Дашка была нелюбимым ребенком в семье, никогда не была папиной дочкой или маминой принцессой, поэтому трезво оценивала себя и свои возможности. Она не была избалована мужским вниманием (хотя мечтала о семье), к двадцати семи годам у нее не было ни с кем серьезных продолжительных отношений. Зато было два высших образования, серьезная работа с серьезным окладом (Даша была госслужащей в солидной конторе, которую не принято поминать всуе) и, самое главное, Даша была единственной владелицей двухкомнатной квартиры, доставшейся ей по наследству от деда.
Сам же Дрюня, закончив школу, ПТУ, ныне гордо именуемое "лицеем"и отслужив срочную службу, так и не нашел себя и дело по душе. Он подрабатывал то охранником, то устраивался в какие-то шарашкины конторы по ремонту квартир, которые лопались мыльным пузырем каждые три-четыре месяца и оставляли работяг без зарплаты. Недавно ему удалось пристроиться заправщиком на малоизвестную АЗС, но и здесь дела шли не очень - ходили слухи о том, что их заправку скоро закроют, ибо она не выдерживает конкуренции с гигантами-монополистами.
Проживал Дрюня в такой же двушке, что и Дашка, в соседней хрущовке, но только делить кров он был вынужден с родителями и младшей сестрой-подростком.
Как ни крути, выгоды от предстоящей женитьбы получалось много, а с минусами он рассчитывал справиться в самое ближайшее время - в той их части, где ему виделось возможное неуважение к нему, как к мужчине. И уже через несколько дней после свадьбы приступил к воспитательной работе.
Даша без споров приняла положение, что домашние дела - это чисто женские "заморочки", о заработанных ею и потраченных на продукты деньгах она обязана отчитываться, а его зарплата - это деньги на его нужды. Но когда он напоминал ей, чаще всего, при посторонних, о возрасте, неидеальной внешности и обязанности кланяться ему в ноги за штамп в паспорте, имела наглость возмущаться. "Ничего, - думал Дрюня, - это вопрос времени. Вот родит, тогда посмотрим".
Когда Даша сказала, что у них будет ребенок, он пришел в восторг - ему нужен наследник, да и у жены ума прибавится, поэтому вопрос о сохранении беременности даже не возник - конечно, оставляем. ребенок родился в срок и здоровым, но внешне был копией матери, что вызвало у Дрюни жестокое разочарование. К тому же малыш требовал постоянного внимания, кричал по ночам и ему постоянно было что-то нужно. А денег стало совсем мало, ведь Даша сидела в декрете, с удовольствием занимаясь ребенком.
И нет - ни ума, ни воспитанности, ни даже элементарной благодарности у нее не прибавилось. Она даже могла прикрикнуть на Дрюню, когда он слишком громко возмущался поведением жены ("Ребенок спит!") или когда, посидев в пивнушке с друзьями, потратил все свободные деньги ("Ребенку нужен комбинезон, уже холодно"). Дрюня понял, что словесные доводы у него иссякли и пора переходить к физическим методам воздействия.
Но и тут его ждала неудача. После первого сеанса воспитания Дашка, с трудом выговаривая слова разбитыми губами, пригрозила, что снимет побои и напишет заявление. Дрюня струхнул и разозлился. Он понял, что жена неисправима, и такая семейная жизнь его совершенно не устраивает. Но уйти надо было красиво.
Дождавшись, когда родители Даши заберут сына на недельку на дачу, он затеял очередной скандал ("Откуда я знаю, ребенка ты отвозила или по мужикам шаталась, пока я на работе бабки заколачивал?") с рукоприкладством.
В этот раз Дашка даже несколько раз оттолкнула его, и довольно сильно, что уверило Дрюню в правильности принятого решения, и он, основательно поколотив жену, оборвал провод домашнего телефона, растоптал мобильный жены, выгреб все деньги, включая мелочь, из ее кошелька, сломал пластиковые карточки, испортил звонок на входной двери и напоследок напихал спичек в замок. "Посмотрим, как ты теперь запоешь!" - ехидно бросил он и гордо удалился.
Дашка петь не стала. А, может, что-то и пела - только он не знал. Хоть они и жили по соседству, Дрюне как-то удавалось не встречаться ни с женой, ни с сыном около полугода. Нет, общие знакомые что-то пытались ему говорить, но он жестко их пресекал:"Меня это больше не касается". Мать говорила, что в почтовом ящике валяются какие-то извещения, оповещения или повестки - кажется, даже из суда, но и это ему было неинтересно. Он сменил номер телефона и завел парочку новых необременительных знакомств с приятными барышнями.
В общем, Дрюня жил себе спокойно и счастливо, пока в один далеко не прекрасный вечер, даже ближе к ночи (он только что вернулся с романтического свидания, был расслаблен и немного пьян), в дверь не позвонили какие-то странные люди в форме. Испуганная и ничего не понимающая мать впустила их в дом, и они, представившись приставами, начали описывать имущество.
"Какие алименты? Какая неуплата? Я ничего не знаю! Я ничего не подписывал! Вы не имеете права!" - пытался протестовать он, но его почему-то не слушали. Дело принимало скверный оборот...
"Вот гадина!" - возмущались его друзья, когда он жаловался им на проделки бывшей жены. "Это точно, - вздыхал он. Приходится теперь платить... Подлость бабской натуры ничем не изменишь, - вздыхал Дрюня, роняя слезу, - Природа у них такая. Ни ногой теперь в проклятущий загс!"