В опустевшем небе с исчезнувшими облаками и погасшими звездами раздаются пронзительные крики потерявшихся и наполнившихся ужасом до кончиков перьев птиц. В шуршании ветра слышится фальшивая попытка скрыть ползучее приближение сущности из разряда тех, знание о которых сильно приближает старость, существенно умножает печали и провоцирует хронический энурез. В выключенных дисплеях чудится.
Странная глубина и мелькание непонятных теней или, возможно, частей одной гигантской тени. От таких дел мощно подскакивает вольтаж в бортовой сети нервов. Или, наоборот, приступы паники, паранойяльных галлюцинаций и потоки пыльного, спутанного бреда как раз чрезмерным перенапряжением в этой проводке и вызваны. Такие себе вторичные симптомы и производные признаки-призраки.
Нарастающего присутствия, поднимающего на 715-е номерное небо или рандомным образом обрушивающего в подземную тьму и скрежет зубовный, сложновато улавливающий различия между верхом и низом, мучением и наслаждением, а, возможно, и вообще забрасывающего в бок, в загрузочный сектор игрушки под названием «Live», зеленой когтистой лапы – Радио ледяных пустошей.
Пытаясь приспособиться, усиленно качает через малый и большой круги кровообращения люминесцирующий электронный ихор, став пифией, водит стилом по воздуху, начертывая строки горящих фиолетовым неоном знаков. Не кто иной, как имморалистичный девиант, перманентный начинатель большого делания, искатель места по ту сторону рассвета и странник по виртуальным путям – Джон-ледяные-яйца.
И он готовится завести свою шарманку опять о смерти. Да, набор тем-пластинок строго по Фрейду: хоррор и прон, ну или, если более научно, мортидо и либидо.
На «одной шестой части суши- сашими», правда, в этот топ, причём на первое место, влазит политика. Но Таймыр-700 — это анклав со своей (буквально!) атмосферой. Так что о прижмурке, точнее, о том, чтобы помнить про неё постоянно, — «memento mori». Вот представим, что Джон точно узнал дату своего расставания с фигурным катанием или отброса коньков. Тут же покажется, что ничего он толком не успел и прожил несколько мгновений.
Нет, он не готов сдавать дела и отправляться поджариваться в подземный «сектор раздумий». У него ещё длинный список срочных дел. Однако мякотка в том, что, если от текущего момента накинуть хоть 50, хоть 100 лет, и «правильных» лет: экстремальный спорт, спортивный секс, положение в обществе, безлимитные деньги. На финише будет ещё хуже. Ещё больше недоделанного. И ещё более ощущение ничтожности прожитого. Может, лет после 500 «топовой» жизни...
Но мечтать не вредно. А в том, что доступно, без разницы, сколько и как, к моменту наступления часа «Ч» успеешь начудесить. Один чёрт, оглядываясь назад, всё минувшее покажется вспышкой молнии, за которую ничего не успел. То есть буквально: «Чем дорожу, чем рискую на свете я? Мигом одним…». Хоть 100, хоть 150 оборотов шарика земли-грязи вокруг солнца. Джон на нём протусуется. В итоге это окажется секундой, потраченной ни на что.
Получается, каждый раз, когда под влиянием страха, сомнения ещё чего, он вместо того, что хочет, делает, что должен. Проблема размером с Гранд-Каньон — даже не это, а то, что он никак не может понять: зачем он в эту молниеносную секунду так поступает? Не может уже 640 миллионов таких секунд. И не факт, что сможет вообще. Roger that.