Тоска немая гложет иногда,
И люди развлекают — все чужие.
Да, люди, создавая города,
Все забывают про дела иные,
Про самых нужных и про близких всем,
Про самых, с кем приятно обращаться,
Про темы, что важнейшие из тем,
И про людей, с которыми общаться.
Мой друг, мой самый друг, мой собеседник!
Прошу тебя, скажи мне что-нибудь.
Давай презрим товарищей соседних
И посторонних, что попали в суть.
3 марта 1970 - Давиду Карапетяну
"В то мартовское утро Володя приехал ко мне немножко навеселе. Мы никуда не спешили, сидели, говорили на разные темы за рюмкой коньяка.
Володя был в состоянии какого-то странного возбуждения. Никогда в жизни мне не приходилось слышать столько комплиментов в свой адрес, как в тот утренний час. Хотя мы давно уже считались близкими друзьями, от некоторых его фраз у меня шла голова кругом. А у кого она не закружится от такого странного тоста: «Ты больше русский, чем все мы. Спасибо тебе...» — и ещё всякие лестные для меня слова. И это произносит человек, который для тебя — всё.
Вдруг, в состоянии какого-то душевного порыва, он попросил у меня лист бумаги: «Хочешь, я напишу тебе сейчас стихи?» Под рукой у меня лежал блокнот, в который я записывал малоизвестные стихи поэтов Серебряного века, и я протянул его Володе.
За какие-нибудь семь—десять минут, почти без поправок, Володя написал экспромт. Эти стихи — ключ к душевному состоянию Высоцкого в те мартовские дни.
Тоска немая гложет иногда
И люди развлекают — все чужие...
И далее:
Мой друг, мой самый друг, мой собеседник,
Прошу тебя, скажи мне что-нибудь.
Давай презрим товарищей соседних
И посторонних, что попали в суть.
Годы спустя, благодаря кинодраматургу Герману Климову, удалось установить не только точную дату этого утреннего визита, но и его подоплеку. Выяснилось, что накануне, второго марта, актриса Ия Саввина справляла день своего рождения и Высоцкий был, конечно же, в числе приглашенных. Стол ломился от обилия яств и гостей. Хватало и выпивки. Володя завелся - пел и пил без удержу. Все просил Германа: "Налей мне, налей еще коньячку"! Гости пытались его урезонить, но нарвались на жесткий отпор:
- Я вам что, мальчик для пения?! Кому не нравится как я пью - не смотрите!
Остаток ночи Высоцкий, прихватив с собой Климова, провел в другом доме, где тоже не нашел взаимопонимания. На этот раз - с хозяйкой. Настроение было испорчено вконец. Тогда-то Володя и признался, что друзей в театре у него нет..."
Карапетян Д. Владимир Высоцкий. Воспоминания: гл. 8. Петрово-Дальнее. К Хрущеву! - М.: Захаров, 2008. С. 115-116.
Не счесть друзей и приятелей Владимира Высоцкого, обнаружившихся после его ухода. Когда иссяк первый поток воспоминаний от людей, несомненно близких поэту и действительно хорошо его знавших, исследователи творчества и биографии стали охотиться за любым мало-мальски значимым свидетельством. Ведь зачастую эти неизвестные штрихи помогали установить точную дату и место того или иного выступления, развенчать тот или иной миф, а может, и создать новый. Достаточно было упомянуть имя Высоцкого хотя бы мельком, и обязательно находился высоцковед, пожелавший записать твои воспоминания. Или на худой конец журналист с микрофоном. И просто поразительное равнодушие проявили все они к адресату этих строк. А ведь Давид не был ни засекреченным ракетчиком", ни агентом в штатском. И в Театре на Таганке бывал, и в Ереван с Высоцким ездил, и к Хрущеву. И Марина Влади в своей книге упоминала близкого друга Высоцкого. Но только по имени, без фамилии. Почему же ни близкий круг друзей, ни актеры с Таганки ни разу не упомянули имя этого человека в своих мемуарах? Как будто скрывали его имя от журналистов и исследователей. Бог им судья.
Дошло до того, что в начале девяностых какой-то "народный целитель" в какой-то ночной передаче доверительно рассказывал зрителям, что М. Влади пишет именно о нем, это он "лечил Высоцкого", был с ним дружен, и тому подобное. И только в связи с этим самозванцем товарищи из музея впервые услышали от матери поэта о настоящем Давиде - переводчике с итальянского, работавшем на съемках совместных советско-итальянских фильмов "Ватерлоо" и "Красная палатка". Однако контакты не сохранились, да и не искал их никто. Но почему же сам он ни разу не позвонил, не напросился на интервью, не напечатал воспоминаний? После выхода книги Марины Влади Давид ждал, что с ним свяжутся. Но только в 1997 году наконец-то ему позвонили из музея. Единственное, что сказал на это Давид: "Что ж вы так поздно? Я давно жду вашего звонка". И это как нельзя лучше характеризует этого человека.
"В мемуарах о Высоцком поражает также почти полное отсутствие упоминаний "творческих" разговоров с ним, что и создает устойчивое впечатление об одиночестве художника. В нашем же случае биографам Высоцкого невероятно повезло, что познакомились два эти человека, когда Карапетян уже был влюблен в песни Высоцкого и ощущал масштаб и значение его дарования, - потому и относился к нему сразу как к "старшему брату" - поражался, впитывал, запоминал, старался помочь. Жаль вот, не вел дневников.
Еще в самом начале наших продолжительных бесед и годовой работы над пятнадцатичасовой магнитофонной записью (хранящейся теперь в фондах музея) стало окончательно ясно: мы располагаем уникальнейшими по правдивости и объему информации мемуарами о дружбе Владимира Высоцкого и Давида Карапетяна, основанной на духовной близости и любви к литературе."
А.Е.Крылов,
заместитель директора
ГКЦМ В.С.Высоцкого
И хорошо, что он успел написать и издать свои воспоминания о том времени и о Высоцком. Книга выдержала несколько переизданий. Её стоит прочесть всем.
Спасибо, что прочитали. Если вам понравилась статья, познакомьтесь с другими материалами канала: Каталог статей "Стихии Высоцкого"