Бардо - это переход. Когда вы уже ушли оттуда, где не хотели больше находиться, но ещё не пришли туда, куда шли, - вы в бардо. Когда вы уже уволились с одной работы, но ещё не устроились на другую, - вы в бардо. Когда вы уже завершили свой день, но ещё не провалились в сон, - вы в бардо. Бардо жизни, бардо медитации, бардо засыпания.
В марте я оказалась в Грузии как в бардо. Это был промежуточный пункт между интуитивной Индией и рациональной Россией. В Грузии я должна была отпустить одно и перестроить себя на другое. Но вышло иначе. Мы остались, границы закрылись, моё бардо затянулось.
И тогда я решила, что завершу переход в день летнего солнцестояния. В самый длинный день в году я буду очень внимательной и чуткой к тому, что случится. В самую короткую ночь я позволю себе отпустить тех, кого люблю и за кого чувствую себя в ответе.
Знаете, как проходит практика бардо умирания? Вы умираете. Вы закрываете глаза и наблюдаете ваше дыхание. Просто вдох. Просто выдох. Когда мысли перестают скакать в голове как обезьяны по веткам, а ваше дыхание становится спокойным и ровным, вы представляете того, кого вы любите. Вы можете смотреть в его глаза, можете к нему прикоснуться, можете вспомнить улыбку, или смех, или голос. И вы прощаетесь с ним. Вас больше нет в его жизни. Вы отпускаете его жить в этом мире без вас и просите этот мир заботиться о вашем любимом. Отпускаете полностью, без остатка, не цепляясь за воспоминания, за чувства, за желания "ещё чуть-чуть побыть рядом" и бессмысленные вопросы "а кто же если не я?" Не я. Другой. Другая. Весь мир. Мир отзывчивый и чуткий. Облака мягко смыкаются в том месте, где только что взлетел самолёт, видели? В природе не бывает пустоты.
И так вы отпускаете каждого. Любимого человека, родителей, ребёнка, близкого друга. Даже если в голове вдруг возникают случайные образы - продавец в магазине, консьерж в подъезде, врач в поликлинике или кто-то, кого вы не знаете или не можете вспомнить, - прощаетесь и с ними. Снимаете с себя всё. Вы уходите. Вас больше нет. Пришло время облакам также мягко сомкнуться под вами.
Практика бардо умирания очень болезненная. Я не знаю никого, кому она давалась бы легко. Ты больше не можешь прикрыться занятостью и отсутствием времени, своей важностью и незаменимостью. Не можешь сказать "я же мать" или "я же жена", "я должна" или "от меня ждут". На время практики от тебя больше ничего не ждут. На время практики ты больше никому ничего не должен. Ты остаёшься голым. Сам с собой. Как есть.
Я решила, что проведу для себя практику бардо умирания в день летнего солнестояния. А потом оказалось, что в этот же день случится солнечное затменение. А ещё потом оказалось, что в эту ночь будет новолуние, и лунный цикл начнётся сначала. "Время собирать камни". Тогда я решила, что не буду ничего планировать. В такой день всё случится само.
За два дня до этой даты неожиданно возникла необходимость скорого и незапланированного переезда. За день до этой даты я ездила по городу и смотрела квартиры и дома. В день Х с утра мы приехали ещё раз в дом на Элии, и я решила, что мы останемся жить здесь. Я сказала об этом Иракли, хозяину дома, и мы уже собирались садиться в машину, ехать за детьми и уезжать на целый день в Сиони, но Иракли сказал: "Если у вас сейчас есть время, я хотел бы ещё кое-что показать вам". Время было. И мы поехали в Ортачалу, в дом Иракли.
"Этот дом начал строить ещё мой дед. Вот эти два этажа построил мой отец. А я сейчас заканчиваю," - рассказывает Иракли, и мы ходим за ним по бесконечной стройке. "Вот здесь, - Иракли обводит двор рукой, - у меня будет винарня", - у меня тепло разливается по груди. Слова имеют для меня особенный вкус. Винарня - это не винодельня. В винодельне вино делают, винадельня пахнет деньгами и дешёвыми сувенирами. А в винарне (псарне, овчарне) вино живёт, там пахнет сладностью молодого вина, терпкостью зрелого, сочностью и густотой старого. "Вот здесь у меня будет дегустационный зал, здесь будет стол стоять, а вот здесь будет дверь, и сюда никто не будет заходить, - мы ходим за Иракли по камням, от помещения пока есть только стены и низкие потолки. - Здесь будет моя лаборатория. Вот здесь я буду хранить вино. Эту комнату, смотрите, я высек в скале. Здесь везде была скала". Действительно, весь дом Иракли стоит у скалы и на скале, и эта стена его будущего винного погреба - стёсанный камень скалы.
Выходим на улицу. От будущей винарни здесь пока только закопанные в землю квеври - большие глиняные кувшины. "Вот эти ворота стояли в доме моего деда в Гурджаани. Это было ещё в моём детстве. Дед давно поставил новые, а эти валялись там и были никому не нужны. Я привёз их сюда, поставил. Смотрите, они все заржавели. Я это почищу, " - он с любовью проводит рукой по воротам.
"Видите, вот здесь я сделал сток для воды, сюда вода будет стекать," - он идёт дальше и показывает нам участок перед воротами с аккуратным узором. Узор выложен из камней, не из плитки. Все камни обтёсаны вручную и плотно пригнаны друг к другу. Из камней сделано основание, на котором Иракли планирует поставить деревянный забор. Основание высокое - почти метр в высоту. "Я знаю каждый этот камень, - говорит Иракли. - Вот этот я привёз из Сиони, этот из Имерети. Знаете, я каждый раз отовсюду привожу камни".
Я слушаю его и вспоминаю свою близкую подругу Аню, которая очень много путешествует по миру. Из каждой поездки она привозит камень на могилу своей бабушки. Я вспоминаю большие, гладкие камни на побережье Атлантического океана вдоль Пути Святого Сантьяго в Португалии и думаю, что сейчас бы взяла оттуда пару камней для Иракли. Я думаю о том, есть ли у меня место, куда мне привозить мои камни.
Иракли смотрит на меня и будто читает вопрос, который я не решаюсь задать.
"Нет, я не всегда был таким. До 25 лет я вообще ничего не делал. Я не учился, я был хулиганом. Потом уехал в Канаду, прожил там десять лет. В Канаде я научился работать. Там пришлось много работать, чтобы как-то жить. Я не мог вернуться в Тбилиси. Мы не ладили с моим отцом. Мы всё время о чём-то спорили. Я с ним никогда не соглашался. Я смог вернуться сюда только после его смерти. В этот дом". Иракли какое-то время молчит и потом продолжает. "Мой отец всю жизнь мечтал иметь свою винарню. И теперь я её построю и назову его именем. Так и напишу вот здесь, - он поднимает вверх и разводит широко руки, - винарня Гиви Николашвили, - смотрит на меня и говорит с гордостью, - это имя моего отца".
"Сколько лет вам нужно, чтобы построить всё это?" - это единственный вопрос, который я решаюсь задать. Он прикрывает глаза и на мгновение сводит брови как от острой зубной боли. "Лет пятнадцать, - он вздыхает. - Если бы были средства, тут можно и за год всё сделать. А так, думаю, да, лет пятнадцать".
Я понимаю, что смотрю на него с откровенным восхищением и ничего не могу с этим сделать. У этого человека есть смысл жизни на пятнадцать лет. И смысл этот - исполнить мечту любимого человека, увековечить его память, сохранить свою любовь. В каждом камне, в каждой грозди винограда, которая ляжет в его ладонь, в каждой капле вина, которая выльется из этих квеври в бутылки из толстого, зелёного стекла... Этот человек не копит деньги ради денег, не гонится за лучшим и модным, не соревнуется и не сравнивает себя с другими. Он сохраняет память об отце. Растит сына. Собирает камни.
"Сын иногда помогает мне, знаете. Ему всего три года. Но я иногда зову его что-то принести мне, подать какой-то инструмент. Я фотографиру его здесь, чтобы потом, когда он вырастет, он чувствовал, что он строил это вместе со мной".
Иракли дарит нам бутылку сухого Цинандали и одну - сладкого Саперави урожая 2008-го года. Года, когда родился мой первый, старший, сын. Мы уезжаем. Нам предстоит долгая дорога в Кахетию, трудный подъём со всеми детьми на гору к древней крепости Бочорма X-го века, к старому Храму Святого Георгия, а потом - поездка к Сионскому водохранилищу и возвращение в Тбилиси через Сабадурский лес. А вечером меня ждёт практика бардо умирания, и ещё утром я не знала, какой и о чём сегодня она будет для меня. В моём сердце была тысяча чувств и переживаний - жизнь в Грузии, внезапный переезд из одного дома в другой, мои дети, оставленная жизнь в Ижевске, моя разделённая на две страны семья, моя индийская деревня и океан, с которым теперь неизвестно когда мы встретимся... Тоска, сомнения, страх, отчаянье, неуверенность, тревога, растерянность, - ничего не осталось. В моей голове была тысяча мыслей - что менять, что оставлять, от чего отказываться, а как лучше, а если наоборот. Сказать честно, я даже до сих пор хранила телефон водителя, который каждую неделю ездит во Владикавказ... После этой встречи с Иракли - ничего не осталось. Моё бардо завершится сегодня. С этой минуты я чувствовала это до самого вечера, до возвращения домой, до практики бардо. Пришло время собирать камни. И проходя через бардо, я готовила место, куда я их принесу.
