...Это будет триптих.
Триптих – три картины рядом на стене, а какая между ними связь, каждый решает для себя сам, а какая между картинами связь на самом деле, знают только сами картины, а нам не скажут, потому что говорить не могут.
Один. Первый. Первая. Номер первый. Номер один.
По улице старинного городка идет писатель – городок должен быть обычным, насколько вообще может быть обычным старинный городок. Писатель очарован городком, он спешит домой, скорее, скорее – в комнатку под самой крышей, чтобы задернуть шторы, зажечь лампу, обмакнуть перо в чернильницу, раскрыть книгу, вдохновенно писать что-то строка за строкой.
Мало-помалу страницы книги оживают, на них проступают очертания городка, похожего на тот, в котором живет автор – и в то же время другого, более чудесного, более сказочного, более невероятного – внимательный зритель увидит пролетающие часы с крыльями летучих мышей. Автор нисколько не удивлен тому, что происходит с книгой, он как будто ждал этого, и зритель понимает, что автор не первый раз наблюдает подобные метаморфозы. Писатель смотрит на страницу, - и прыгает в неё, ныряет в получившийся город.
Картина меняется. Теперь автор идет по новому городу, - очарованный его красотой и удивительностью, встречается с разными людьми и не людьми, болтает о том о сем с говорящими домами, гуляет по улицам с фонарями, которые умеют ходить. Мало-помалу автор понимает, что ему есть, что сказать об этом мире, в его разуме распускается удивительная история, которая рвется наружу. Автор поднимается в высокую башню, задергивает шторы, зажигает лампаду, которая начинает чистить перья, обмакивает перо в чернильницу, торопливо записывает – строку за строкой.
Книга оживает, на страницах проступает город, как будто парящий в пустоте, город, как будто все время падающий сам на себя и не могущий упасть окончательно. Автор растерян, автор сам не ожидал, что получится вот так, он не знает, что будет в этом мире. Проходит немало времени, прежде чем автор начнет понимать, куда он попал – и еще больше времени, прежде чем автор почувствует, что готов к новой истории, устроится на маленьком островке, парящем над всеми остальными домами, устроился в уютной комнате, чтобы обмакнуть перо в чернильницу…
…на этот раз мир получается какой-то слабый, неуверенный, не понимающий сам себя – пунктирные линии, наброски пейзажей, неясные штрихи. Автор задумывается, стоит ли прыгать туда – но все-таки – была не была – прыгает, приземляется в неясной пустоте, оглядывается, пытается почувствовать, осознать хоть что-то – но тщетно, тщетно, миры исчерпали себя, миры истощились, осталось лишь неясное воспоминание непонятно о чем.
Автор подпрыгивает, - выныривает из миров, из одной книги, из другой, из третьей, из пятой, из десятой, из тысячной… наконец, оказывается в каком-то мире, который – как мы понимаем – его родной, привычный. Здесь автор оглядывается, приходит в себя, переводит дух – чтобы вскоре снова окунуть перо в чернильницу, снова начать погружение в самого себя…
…а теперь посмотрите на обратную сторону картины – вы увидите другого автора в другом городе, он тоже создает миры на каком-то причудливом печатающем устройстве с шестеренками и неоновыми всполохами, он тоже смотрит на получившийся мир, чтобы нырнуть туда, в глубину, и вы можете проследить, как меняется его вселенная.
Смотрите поочередно на обе стороны картины, смотрите, как авторы пишут, создают миры – все глубже и глубже. Постепенно вы начнете понимать, что эти два совершенно разных человека из разных миров мало-помалу приходят к чему-то одному и тому же, не просто похожему, а одинаковому – и вы уже почувствуете, предвидите тот момент, когда оба создадут один и тот же мир, и даже крикните – погоди, не прыгай, - когда каждый из них исчезнет в глубине страниц.
Картина переменится, теперь вы будете видеть обе её стороны сразу – и следить, как два автора неумолимо, неотвратимо приближаются друг к другу. Иногда вам будет казаться, что все обойдется, ну вот же, один стал завсегдатаем шахматного кафе, где подают жареные шахматы, а второй пропадает в лабиринтах огромного парка, опять же полного шахматных фигур, он пешка в этом парке, черная пешка, и сейчас сражается с белым конем… …но нет, шахматное кафе и шахматный парк пересекаются, перемешиваются, и два автора видят друг друга, один видит другого на тарелке с шахматами, запеченными в лунном соусе, второй видит первого в лабиринте зарослей. И уже очевидно, что они понимают, кто есть кто, что вот этот, стоящий в двух шагах – это не часть выдуманного мира, а чужак, непонятно как оказавшийся здесь, где должен быть только один творец, только один создатель.
Зрителям будет позволено насладиться сражением на шпагах – но не до конца, битва оборвется в самую волнительную минуту, и дальше посетители картинной галереи будут смотреть на две стороны полотна картины, где по разные стороны будут две комнаты героев, две раскрытые книги, но на этот раз на страницах не будет ничего, кроме слов на непонятных языках.
Зрителям придется ждать – довольно долго, но никто, что странно – никто не развернется, не пойдет в другие залы, никто не буркнет, ну, я пошел, а вы мне потом расскажете, чем все кончилось. Все дождутся финала – когда из обоих недописанных книг потекут струйки крови, больше, гуще, сильнее, поползут по столу, перельются через край картины, закапают на паркет…
(окончание здесь: https://zen.yandex.ru/media/vesti_fomalgaut/eto-budet-triptih-okonchanie-5f24224dd6b2bc74cab1492b )