Эти девять дней промелькнули, будто птица за окном. Ольга ходила, будто шальная. Она почти не спала: приходила домой за полночь, а в шесть утра уже уезжала на автобусе в райцентр.
Мать, заметив ее опухшие губы и счастливые глаза, забеспокоилась: дочка ходила с постоянной улыбкой на лице, забывала ответить на вопросы или не слышала их.
- Чего это ты как в тумане? – спросила она однажды. – И чего это каждый ездишь домой из училища? Не остаешься в общежитии? И долго будешь приходить после двенадцати? Гляди мне, в подоле не принеси! С кем это ты тут?
- Ну, мам! – только и могла ответить счастливая Ольга.
Она, конечно, не сказала матери, что поддалась напору Ильи уже на втором свидании. Он требовал доказательств ее любви к нему, клялся, что только с нею понял, что значит любить, что такой девушки он еще не встречал. Свидетелями их любви стали старая ива на берегу речки да еще лунная дорожка, которая в ту ночь была такой ясной и яркой, какой Ольга не видела ни раньше, ни потом...
Отпуск Ильи закончился, и его родители устроили застолье, на которое были приглашены друзья и знакомые. Илья попросил Ольгу не приходить, чтобы, как он выразился, никто не мог помешать их любви, сглазить ее. Они встретились поздно вечером, у него дома – в летней кухне, где стояла кровать для отдыха. Ушла она от него уже под утро, когда за окном посерело. Она бежала по селу, боясь встретить кого-либо. У калитки стояла ее мать.
- Где ты болтаешься? С кем? – встретила она дочку негодующим шепотом. – Совести у тебя нету! Хочешь, чтобы на все село пошли разговоры? Больше не пойдешь никуда!
Ольга молча прошмыгнула мимо матери, подумав, что теперь ей и не нужно будет ходить никуда. Она будет ждать своего Илью, который обещал, что, как только вернется из армии, они сразу поженятся.
Она легла и сразу уснула. Проснулась от шума дождя за окном. Дождь был сильный, струи сплошным потоком лились сверху, шумя по дорожке во дворе, смывая с листьев и крыши пыль. Мать ходила по двору, направляя желоб с крыши, чтобы вода собиралась в большую металлическую бочку. Потом эта вода расходовалась по хозяйству: на полив палисадника, на стирку, домашней птице.
Ольга вышла на крыльцо. В лицо пахнуло свежестью, чистотой. Она потянулась и вдруг вспомнила, что Илья сегодня уехал. Ощущение потери пришло сразу, но Ольга подавила его. Теперь она будет ждать письма от него. Она вдруг подумала, что зря не взяла его адрес – написала бы ему уже сегодня, и он получил бы письмо сразу, как только приехал бы в свою часть. Вот бы он удивился и обрадовался! А теперь нужно только ждать письма от него. Ну ничего! Она дождется, тем более что это будет скоро – он обещал писать ей каждый день.
В начале июня предстояли экзамены за второй курс. Ольге волноваться было не о чем – она училась хорошо, с интересом, поэтому и практика, и теория ей были не страшны. Ее угнетало другое – не было письма от Ильи. Она просчитала, сколько времени должно пройти, пока он приедет в часть, сразу, конечно, напишет, и через три дня она получит его письмо. Но прошла неделя, десять дней, а письма не было. У Ольги появилась мысль пойти к его родителям и попросить адрес Илюши, но что-то не пускало ее. Его семья была в селе на особом счету: отец – директор школы, мать – библиотекарь. У Ильи было три сестры, все моложе него. Старшая закончила педучилище и где-то работала по распределению, а младшие жили дома. Идти к директору школы, хотя она уже закончила ее, было для Ольги сложно. Но через две недели она все же получила долгожданное письмо. Когда она взяла его из почтового ящика, сердце застучало от радости и от воспоминаний всего, что было связано с Илюшей.
«Здравствуй, моя маленькая!» - начиналось письмо. Ольга перечитала это несколько раз. «Моя маленькая» - так называл он ее при встречах и в самые нежные минуты. Ее руки дрожали, она продолжила чтение. В письме было объяснение того, почему написал не сразу: были учения, не было совсем времени, но он думает постоянно о ней, с нетерпением ждет встречи...
Ольга немедленно села писать ответ. Ее письмо было длинным, сумбурным, она то начинала описывать, как ждала его письма, то рассказывала, как сдавала зачеты, то вспоминала об их встречах... В каждой строчка жила ее любовь! Отправив письмо, она тут же села писать второе. Она писала своему Илюше каждый день, получая один ответ на пять писем. Причина была почти всегда одна – совершенно некогда, надо изучать новую технику, готовиться к учениям... Ольга же не знала, что служил Илья в строевой части секретарем, то есть, как сказали бы раньше, писарем. Она ждала письма каждый день и радовалась, когда почтальон приносил их. От кого получает Ольга письма, не знал никто: Илья в части обратного адреса писал только две буквы: «в/ч». Когда мать спрашивала, от кого очередное письмо, она просто улыбалась и говорила: «Скоро узнаешь». Ее не насторожило то, что уже в первом письме, он просил никому не рассказывать об их отношениях и переписке.
- Представляешь, какой сюрприз будет для всех, когда я вернусь и мы поженимся? – писал он.
Через месяц она почувствовала признаки, о которых теоретически знала все как будущий фельдшер-акушер. Сначала она испугалась. Потом решила написать Илье, чтобы обрадовать его и, наконец, открыться родителям - и его, и своей матери. Но сначала решила пойти к врачу. Врач подтвердила ее предположения не совсем уверенно, сказала, что категорически утверждать еще рано, надо прийти недели через две-три. Ольга решила написать Илье после того, как узнает все точно.
Последние экзамены она сдавала уже точно зная, что беременна. Это ее тревожило, конечно, особенно она боялась, что узнает мать, которая предупреждала, чтобы она «не принесла в подоле».
Они жили с матерью вдвоем. Отца она не знала, даже не знала, кто он. Когда подросла и спросила у матери о нем, она сказала, что он умер, когда уехал на заработки. Не могла она сказать дочери, что ее отец живет по соседству. А родила ее Евдокия уже через десять лет после войны, когда поняла, что замуж она не выйдет, отец погиб на фронте, а после смерти матери она останется одна. Работая с женщинами в поле или на току, она все чаще слышала:
- Дуська, ты роди себе дите, что ж так одна и будешь жить? На старости некому и стакан воды будет подать.
Она огрызалась:
- А от кого ж родить?
Самая языкатая, Марфа, у которой уже было трое детей, говорила:
- Да хоть от кого, главное – чтоб мужик был.
Евдокия однажды сказала:
- А вот возьму, и рожу от твоего Кузьмы, что тогда скажешь?
- Да я тебе и косы повырву!
Но так случилось, что Кузьма, работавший трактористом в колхозе, по весне вспахал огород Евдокии, как, впрочем, и всем колхозникам. Она пригласила его закусить, он не отказался. Потом привез сено корове, солому на зиму, и вскоре все заметили, что Дуська стала полнеть. Стала носить свободные кофты, и скоро всем стало ясно, что она ждет ребенка. Теперь разговоры уже были другими: каждая, у кого был муж, подозревала своего в этом грехе. Но Евдокия упорно молчала и на вопросы о том, кто же ее обрюхатил, отвечала:
- Дак мужик! Мимо пролетал, а я и поймала.
В ноябре пятьдесят пятого она родила девочку, которую назвала Ольгой, а отчество записала Кузьминична. И хотя в метрике в графе «Отец» стоял прочерк, кто отец девочки, стало ясно: в селе было два Кузьмы: один – семидесятилетний старик, другой – сосед, муж той самой Марфы.
