Андрей Гришаев — поэт нежности и чуда. Его стихи устроены таким редким образом, когда одинаково хорошо виден мир и говорящий — тот, кто его показывает.
***
Я спросил у ясеня: как тебе стихотворенье Эн?
Ясень призадумался, качая головой.
А затем ответил мне, как бы гвоздь из стен
Выпадает, всхлипнув, ржавый, но живой:
— Утомляет очень.
(И меня — подумал я). Жук прострекотал.
Я спросил у ясеня, как бы между прочим:
А другое что-нибудь ты вообще читал?
Ясень призадумался, головой качая.
Он стоял вне времени, как бы означая
Камни и траву, облако над оврагом…
Мысли слов и букв всматривались в бумагу
В сладкую темноту.
Ясень, очнувшись, крикнул:
— Шёл бы ты с Эн в п*зду!
(Как бы стакан опрокинул,
Но поймал на лету).
***
Лес был непробиваемо серьёзен,
Он читал
Свои стихи чуть сухо, но умело.
А окунь, что явился из пруда
И в банке коротал последние часы,
Читал принципиально несерьёзно,
Чем заслужил восторги милых дам.
Лес заслужил внимание травы,
Пруда, листвы и почвы,
И критика-червя, что водку
Из рюмки, солнечно сверкнувшей, много пил,
Но не хмелел, а будто бы
Летел лицом в холодные просветы
Между деревьев, составлявших лес,
Изрядно поредевший.
Сквозь просветы
Нам видно было трассу и пустырь.
Имея их в виду, нам не хотелось
Ни слушать шелест шепелявый леса,
Ни слышать юмор окуня, который
Прочёл и заслужил, но умер, умер —
Как все: когда-нибудь,
Возможно,
Навсегда.
Ах, сладкий вкус ухи,
Литература,
Дыханье выпившего отца,
Искры огня,
Расслабленные нервы,
Вот это всё.
***
Уйти собирались, но блюдо внесли
На нём разворачивалось и колыхалось
Какое-то море в далёком лесу
Нам только сидеть и глядеть оставалось
Ямщик уронил на тарелку слезу
За детство и молодость было вот-вот
И сладко и больно, мой сонный товарищ
Махая крылом, в это море глядел
И тут же летел в магазин, отражаясь
Как теннисный мячик от каменных стен
Купи нам селёдки и пива купи
Уста разлепляя, природа сказала
И всем улыбнулась глаз милых лазурь
Но море пролилось и вышло из зала
Оставив нас здесь меж смятенья и бурь
О горький ямщик, соберись и свези
Из леса заснежного в море и горы
О божии руки в далёкой близи
И компас с дрожащей стрелою на север
Вы глаз наших слёзы, мундиры в весенней грязи.
***
Мнится, несу я ведро угля
Печь растопить, а там — зола
Зоя, из параллельного А
На перемене к себе звала
Как хорошо у ее колен
Из бани по-чёрному я лицо
Высуну в летнюю темноту
Не разглядеть, что там между стен
Звёзды и тишина угля
Как хорошо, что есть одна
Зоя из запредельного А
Нежная как зола
***
Я в молочном отделе стою
Ты в отделе как будто мясном
Розоватую дымку
Сквозь пройдёшь и оставишь навечно свою
На плече моём руку-улыбку
Голубая гора молока
Творожки и сметана
Это, что ли, душа призывает смотреть в облака-облака
И теперь и всегда постоянно
Милый друг, ты на север
А я, друг мой милый, на юг
Расступаются лёгкие двери
Сколько набрано! Не хватает возлюбленных рук
Вечен оклик потери
Баснословный снежок вот и здесь
Как будто лицо без конца
Уточняет черты, ты покинешь
Тротуары и сквер, оставляя вопрос — мы ли есть?
Рук возлюбленных от лица не отнимешь