Лидия Чарская - любимица девочек-подростков, автор более 80 книг. Почему ее влияние казалось опасным для зарождавшейся советской литературы? Почему ее книги уничтожались? В этой статье я попробую дать ответы на эти вопросы.
Итак: Лидия Алексеевна Чурилова (Чарская - это псевдоним) родилась примерно в 1875 (разные источники могут указывать и на 1876 и на 1878).
Путь к писательскому ремеслу
Мать Лидии умерла при родах, что явно наложило отпечаток на дальнейшее творчество писательницы. Если вы читали ее произведения, например "Княжну Джаваху", то без труда найдете сходство между писательницей и ее героиней: Лидия тоже родилась в дворянской семье и воспитывалась отцом. Отец женился на молодой девушке, когда Лидии было 8-9 лет. Мачеха внесла коррективы в воспитание девочки, требуя сдержанности и послушания. А потом Лиду отправили в Павловский женский институт, где она проучилась около семи лет. Вскоре после окончания института Лидия выходит замуж за офицера Бориса Чурилова, от которого у нее рождается сын Юрик (Георгий). Практически сразу после этого мужа отправляют в Сибирь по месту службы, и они не увидятся больше никогда (А еще есть версия, что они развелись).
Лидия поступает на театрально драматические курсы, а потом подрабатывает в любительских спектаклях. В 1898 году ее принимают в Императорский театр (Александринку), где она играет до 1924 года.
Именно здесь появляется псевдоним "Чарская" - чары, чаровница. О ней пишут, как о безусловном таланте. Но крупных ролей ей не давали, чаще эпизодические. Денег катастрофически не хватало. Поэтому Лидия решила попробовать себя в качестве переписчицы в издательстве. Для подтверждения своих способностей (красивый аккуратный почерк) она принесла свои институтские дневники. Издатель внимательно их прочёл и предложил напечатать. Так в 1901 году появилась первая ее повесть "Записки институтки".
Закрытые женские институты
Мир таких институтов был незнаком обывателю. Попадали туда преимущественно сироты - дочери офицеров. Маленьких девочек на семь лет помещали в новые условия. Их ждала казённая одежда, строгий распорядок дня, спальня на сорок человек. Многие институтки на эти годы не имели возможности покинуть стены учебного заведения. Чтобы нарушить эту повседневность девочки позволяли себе шалости и проказы, а также совершали экзальтированные поступки, за которые более всего критиковали героев Чарской.
Начало конца
9 сентября 1912 года в газете "Речь" появилась статья. Автором ее был Корней Иванович Чуковский, которого мы все знаем по "Доктору Айболиту", "Федорино горе", "Краденое солнце" и многим другим произведениям. Статья была разгромной. Полную версию вы можете прочесть здесь. Произведения Лидии Чарской назвали образцом пошлости.
Перелистываю книги этой Чарской и тоже упоен до безъязычия. В них такая грозовая атмосфера, что всякий очутившийся там тотчас же падает в обморок. Это мне нравится больше всего. У Чарской даже четырехлетние дети никак не могут без обморока. Словно смерч, она налетает на них и бросает их на землю без чувств.
В «Записках институтки» я читаю:
«Надю бесчувственную на руках вынесли из класса».
И снова:
«Я потеряла сознание».
И снова:
«Я громко вскрикнула и лишилась чувств».
В «Записках гимназистки» то же самое: «Я громко вскрикнула и без чувств грохнулась на пол».
В «Записках сиротки» то же:
«Я потеряла сознание».
Три обморока на каждую книгу — такова обычная норма. К этому так привыкаешь, что как-то даже обидно, когда в повести «Люда Влассовская» героиня теряет сознание всего лишь однажды. Ее и душат и режут, а она хоть бы что. Право, это даже невежливо. Такая толстая книга, и только один обморок!
Чуковский отмечает эмоции детей-героев, бьющие через край. Если им страшно, то их колотит от ужаса. Если грустно, то до истерики. А проявление стыда или чувства вины и больше похожи на мазохизм:
Маленькая девочка, калека, упала перед подругой на колени, целует ей руки, ноги и шепчет, истерически дрожа:
«Я злодейка пред тобою, а ты... ты — святая. Я поклоняюсь тебе!»
Это из повести Чарской «Записки маленькой гимназистки». Девочка целует чьи-то ноги!
Чтобы успокоиться, беру другую книгу под безмятежным заглавием «Счастливчик». Но и в ней я с ужасом читаю, как этот самый Счастливчик падает пред кем-то на колени и лепечет, истерически дрожа:
«О, прогоните же меня, прогоните! Я не стою вашей ласки!»
И целует кому-то руки: я дурной, я злой, я жестокий.
И тут же другой младенец так же истерически взвизгивает:
«Вы — ангел, а я — поросенок!»
И тоже лобзает чью-то руку: прибейте, прибейте меня!
Я волнуюсь, я мучаюсь, но в новой книжке — «Щелчок» — маленький мальчик опять целует у кого-то сапоги, умоляя:
«Исхлещи меня кнутом до полусмерти!»
А в повести «Некрасивая» маленькая девочка снова бьется у чьих-то ног:
«Избей меня, искусай, исцарапай!»
И мне становится легче: я с отрадой начинаю замечать, что мазохическое лобызание рук и ног — самое обычное занятие у этих малолетних истериков.
В 1932 году литературовед Шкловский написал статью "О пище богов и о книгах Чарской", где сравнил ее произведения с пищей для карликов. Хотя, через тридцать лет все же признал, что не будь у нее таланта, она не смогла бы овладеть интересами целых поколений.
Противоположное мнение
В библиотечном журнале "У книжной полки", (2007 год, журнал №2) я встретила другое мнение. Чарская писала о детях и для детей, не позволяла играть с их чувствами. В своих произведениях она ставила конфликты и переживания детей на первое место, показывая, что они не менее важны, чем взрослые.
Пастернак Б.Л., работая над своим романом " Доктор Живаго" утверждал, что хочет быть "почти как Чарская". А Марина Цветаева включила в свою первую книгу "Вечерний альбом" стихотворение; "Памяти Нине Джаваха":
Всему внимая чутким ухом,
— Так недоступна! Так нежна! —
Она была лицом и духом
Во всем джигитка и княжна.
Полную версию можно прочесть здесь.
Кстати, своей дочери Але (о воспитании которой я уже писала здесь), Марина запрещала читать Чарскую.
Борис Васильев, (автор произведений "А зори здесь тихие", "Не стреляйте в белых лебедей" и др.) писал, что получил из произведений Чарской первые уроки любви к родной истории.
Зачем уничтожать Чарскую?
Любовь к истории, о которой пишет Борис Васильев, это уже не экзальтированные институтки. У нее есть ряд произведений, защищавших устои тогдашнего строя и служившие воспитанию граждан... верных царю. Это "Грозная дружина", "Паж цесаревны", "Царский гнев", "Ефимия Старицкая" и другие. Чуковский в своей статье не забыл про них:
Как жаль, что в японскую войну кавалеристы не читали Чарской! То-то натворили бы подвигов! Недаром Главное управление военно-учебных заведений так настойчиво рекомендует ее в ротные библиотеки кадетских корпусов: ее книги — лучшая прививка детским душам казарменных чувств. Но неужто начальство не заметило, что даже свое ура изготовляет она по-машинному:
«Русские бежали по пятам, кроша, как месиво, бегущих»,— пишет она в "Грозной дружине".
«Красавец атаман ни на минуту не переставал крошить своей саблей врага».
«Началось крошево...»
«Удалая дружина делала свое дело, кроша татар направо и налево».
Только и знает, бедняга, что «крошили», «кроша», «крошить»,— зарядила одно, как граммофон. Так что хоть и читаешь: «ура», а чувствуешь: «трижды наплевать». Мертвая, опустошенная душа! И когда дошло до того, что христолюбивое воинство ночью «искрошило» беззащитных спящих, она пролепетала с институтской ужимкою:
«Сладкое чувство удовлетворенной мести!»
В 1920 году появилась "Инструкция политико-просветительского отдела Наркомпроса о пересмотре каталогов и изъятии устаревшей литературы из общественных библиотек". (Бредбери и 451 градус актуальны во все времена).
Список авторов подписала Крупская Надежда Константиновна лично. Всех авторов я не перечислю, потому что их имён хватило на несколько томов.
Вот лишь некоторые из них: Аксаков, Андерсен, Достоевский, Флобер, Шекспир, и конечно же Чарская. Хотя по моему скромному мнению, быть в этом списке гораздо престижнее, чем не быть в нём.
И вот печальный итог: книги ее уничтожали, а сама она пребывала в отчаянной бедности.
Судьба сына ей была неизвестна, в 30-х годах он отправился работать на Дальний Восток и не имел с матерью связи. Она так и не узнала, что он умер от болезни сердца в Харбине, где работал на Китайско-Восточной железной дороге. Её второй муж был болен туберкулезом (как и Чарская), и скончался раньше нее. Лидия Алексеевна умерла в 1937 году и была похоронена на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга.
Статья Сологуба
Фёдор Кузьмич Сологуб, возглавлявший секцию детской литературы с 1925 по 1927 год планировал издать статью, чтобы поддержать Чарскую морально. Конечно же, статью выпускать отказались. Потому что Сологуб писал:
Взрослые, что бы они ни говорили о детях, про себя смотрят на детей как на существа подозрительные, нуждающиеся в воспитании, а нередко и в исправлении. Чарская имела большую дерзость сказать, что дети не нуждаются ни в воспитании, ни в исправлении от взрослых, что настоящее воспитание и, в случае надобности, исправление они получат в другом, более надежном месте, получат только в товарищеском единении. И еще большую дерзость — хотя, конечно, после Льва Толстого и не новую — учинила Чарская, показавши, как и сами взрослые воспитываются и исправляются детьми. Кроме благонравных и милых родителям и педагогам словечек вроде: "Прости, мамочка!" — эти взрослые люди могли вычитать у Чарской и такие словечки: "Прости, деточка!" — этих двух дерзостей педагоги и родители не могли и не могут простить Чарской.
Полный текст статьи, а также письма Чарской в ответ Сологубу, можно прочесть здесь.
Еще одна цитата, моя любимая:
Понятно недоброжелательное отношение русской критики к Лидии Чарской. Уж слишком не подходила она к унылому, ноющему тону русской интеллигентской литературы. Чеховские настроения, упадочные фантазии, декадентские и футуристические странности, болезненные уклоны, свойственные дореволюционной буржуазии и интеллигенции, — от всего этого было далеко жизнерадостному, энергичному творчеству Чарской. Русская художественная литература на все лады тянула одну и ту же волынку: "Мы с тараканами", а Чарская уверенно говорила подросткам: "А мы хотим великих дел, подвигов, опасностей, катастроф во имя высшей социальной справедливости".
Самуил Яковлевич Маршак однажды сказал: «"Убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко. Ведь она до сих пор продолжает... жить в детской среде, хотя и на подпольном положении».
Её продолжают издавать, а девочки подростки выносят ее книги из библиотеки пачками. Лидия Алеексеевна никого не оставила равнодушным к своему творчеству.
А что думаете вы? Действительно ли Чарская вредна, и ее книги надо уничтожить? Или ее институтки это пример высоких чувств и образчик женской дружбы?
Жду ваших комментариев.
