Красиво, когда высоко в небе видны всполохи северного сияния. Небо становится похожим на чертоги волшебников. Акивензи часто рассказывал мне о том, что там, под полярной звездой, невидимый взгляду дворец, где пируют боги и куда отправляются души хороших людей. Когда открываются окна, мы видим свет излучаемый чертогом богов, так называют его предки с незапамятных времен.
В те дни меня называли Стэнли Купер. Я переехал в город десять лет назад и давно не жил бок о бок с индейцами в резервации. Акивензи звал меня индейским именем Нискигван, что означало взъерошенные перья. Я знал, что, несмотря на переезд в город до сих пор оставался индейцем. Улыбаюсь, вспоминая детство, в те дни, когда был мальчишкой и бегал с товарищами наперегонки. Поездка к родственникам в резервацию всегда радовала меня. Мы жили в посёлке с родителями, пока отца не забрал Итхаква. Именно поэтому мать увезла меня отсюда.
Мне исполнилось одиннадцать лет, когда исчез отец. Мы с мамой уехали в большой город, где поначалу всё окружающее казалось огромным, шумным и чужим. Новый мир дышал запахом бензина и грязи, громкими голосами домовладельца, хозяина фабрики, где работала мама и учительницы, что учила меня английскому. Правда, на неё я не в обиде, знание языка пригодилось.
Время шло, постепенно я привык к городу. Каждые каникулы, мама отправляла меня к дедушке в гости на неделю. Мне исполнилось шестнадцать, и на день Благодарения я приехал в резервацию один. С некоторых пор здесь стали отмечать и этот праздник. Цивилизация меняла обычаи, нравы, меняла нас всех.
Стояла промозглая, холодная осень, словно Бог белого забвения снова вернулся в эти края. Я поёжился, вспоминая рассказы матери о том, как погиб отец. Трагедия случилась давно и, если признаться честно, то я не совсем верил в легенды, считая их сказками.
В небе снова вспыхнуло, яркие всполохи понеслись вдоль горизонта. Поднимались над головой, оживляя небесный свод, делая его необычайно прекрасным и таинственным. Я не мог оторвать глаз от этой красоты, которую в городе, не увидишь, но решил, что пора возвращаться. Дедушка ждал меня.
Спуск с холма не занял много времени. Я бывал неоднократно в лесу и изучил все тропинки ведущие к старой секвойе. Акивензи не одобрял этих вылазок, однако я решил, что лучше ему ничего не знать о моих наблюдениях.
– Странно, Нискигван, раньше я не видел ничего подобного,- пробормотал Акивензи.
Мне не понравилось, с каким выражением лица он посмотрел в окно, туда, где в небе продолжался необычайный танец огней.
– Акивензи, но что может случиться?– я с удовольствием принялся за индейку, старик смотрел на меня и, качал головой.
– Сколько изменилось с тех пор, когда я был мальчишкой, теперь есть мясо, не значит превратиться в Виндиго,- усмехнулся старик,- но я до сих пор не могу взять в рот и кусочек. Хотя это не человеческое мясо,- Акивензи улыбнулся, потрепал меня по волосам. У деда почти не осталось зубов, щёки впали, делая лицо похожим на старинную маску.
– А в городе говорят, что всё это сказки,- бросил я, доедая кусок жирной индейки. – В школе нам рассказывали, что свет из окон чертога богов это – северное сияние. Из-за магнитного поля земли…
– Человек должен во что-то верить,- прервал меня Акивензи и усмехнулся,- ты изменился с тех пор, Нискигван, а у нас здесь всё по-прежнему, хотя мы не живём в вигвамах, я верю в магию и согласен с тем, что говорит шаман Макадэбинэси: « Вера белых похожа на изменчивую погоду, когда им удобно они верят в своего бога, а когда нет, отправляют своих сыновей на войну, сначала они убивают людей, крадут землю и детей нашего племени, а потом приходят к своему богу за прощением». И знаешь, Нискигван, он прав.
– Это точно, Акивензи,- я отставил от себя тарелку,- но у белых людей есть много, чего нет у нас, и в их школе я много чего узнал и, наверное, не жалею, что уехал отсюда. Мама говорит, что здесь у меня не было бы будущего.
– Ты сын своей матери,- буркнул Акивензи и опустил глаза,- но не забывай кто ты, Нискигван, откуда ты пришёл в этот мир.
* * * *
Центр Космических полетов НАСА:
– Солнечная активность в последние дни бьёт максимумы, мистер Бейкер, я такого не припомню на своей памяти.
– Да,- протянул Джейк, листая доклад профессора Ивановского,- какие последствия могут грозить Соединенным штатам и МКС?
– Радиальное истечение плазмы солнечной короны в межпланетное пространство совершается с огромной мощью. И я уверенно могу сказать, что солнечный ветер такой силы связан с потоком энергии, поступающим в корону из более глубоких слоев Солнца. Количество протонов превышает обычное в сотни раз, что говорит об аномальном нагревании поверхности светила. Что этому способствует, мы пока не смогли понять.
К сожалению астронавтов, уже не удастся эвакуировать со станции, а что ждёт землян и подумать страшно. Сильнейший за всю историю выброс плазмы и активных частиц с поверхности звезды скоро достигнет планеты, уже на полюсах заметны сильнейшие в истории наблюдений северные сияния. Через несколько часов все жители Земли увидят над головой свечение в небе.
– Что ожидает нас?- Ивановский заметил, как побледнел директор бюро.
– Минимум мы потеряем всю электронику, выйдут из строя приборы, содержащие электронные носители, произойдёт своего рода электромагнитный импульс, волна которого прокатится по всей планете, словно земля попадёт в микроволновую печь. До конца неизвестно, какие будут последствия.
– Через какое время это начнётся?
– Это уже началось, мистер Бейкер,- Ивановский снял запотевшие очки и протёр платком покрывшееся испариной лицо. – У нас почти не осталось времени всего какие-нибудь сутки.
– Думаю, нужно сообщить министру обороны и президенту,- кивнул мистер Бейкер,- об этом знает ещё кто-нибудь в НАСА?
– Все кто имели доступ, мои помощники профессор Стрейк и Джонсон.
– Информация конфиденциальная, вы понимаете мистер Ивановский?
– Конечно, но ученые всего мира смогут осмыслить происходящую катастрофу, если ещё не оценили последствия всплеска активности на Солнце. Главное сейчас – не допустить паники.
* * * *
Я проснулся от шума и запаха горелой проводки. В горле першило, этот сладковатый привкус преследовал меня долгие годы после случившегося. Мне стало трудно дышать, и я вскочил с кровати. Комнату заволокло едким дымом, я оказался словно в коконе из ядовитого тумана.
– Акивензи!!!- кричал я, пробираясь сквозь дым. Глаза слезились, я натянул на лицо футболку, голова кружилась. Спустившись на первый этаж, я влетел в спальню деда, отыскал его кровать и начал яростно будить старика,- просыпайся Акивензи! Пожар!!!
Старик не подавал признаков жизни, его руки безвольно повисли, как у тряпичной куклы. Вытащив Акивензи на улицу, вместе с одеялом, завернул его как куклу. Хотел вернуться, чтобы забрать кое-какие тёплые вещи, внутри разгоралось пламя. Сухие доски деревянного дома вспыхнули, как бумага. Схватив несколько одеял в охапку и куртки, что висели в гардеробе, я ринулся обратно на улицу. Неведомого существа заставило меня обернуться. Я увидел, как пламя медленными шагами спускалось по лестнице, словно Ометекутли. Мне казалось, или это было на самом деле, но я узнал обжигающее дыхание демона ночи и как завороженный смотрел в его раскалённые глаза. Услышав стон деда, я быстро пришёл в себя, выбежал на улицу и увидел, что Акивензи пришёл в себя, открыл глаза. Он держался за горло, сухой кашель вырывался изо рта.
– Нискигван, мальчик мой,- простонал старик, пытаясь подняться, словно не чувствуя жуткого холода вокруг.- Смотри на небо!
Я поднял упавшее с плеч старика одеяло и укрыл им Акивензи, обнял его, и был так рад, что с ним всё в порядке. Потом надел на дедушку тёплую куртку и шапку. Старик вскоре отошёл от шока, мы смотрели по сторонам, понимая, что люди посёлка стояли на улице и смотрели в пылающее северным сиянием небо.
Волны света яркими всполохами пронеслись в черноте ночи, словно в небесах начался пожар. Жители резервации заворожёно наблюдал за игрой света, словно были в трансе. Потом, как бы опомнившись, запричитали женщины, мужчины пытались спасти от пожара уцелевшие вещи. До первых лучей восходящего солнца небо горело огнём богов.
Утром, когда стало светло, мы увидели, что все дома пострадали от пожара, а несколько полностью выгорели. Я хотел позвонить маме, но не смог, все телефоны молчали, пропал Интернета, телевизор не включался, даже когда запустили дизельный генератор.
К вечеру появился свет, однако радоваться было рано, вскоре накрылся топливный насос, и весь поселок погрузился во тьму. Собрались в кафе «Белый волк», спорили, женщины ругали мужчин и сетовали на маленький запас дров. Через несколько часов решили с утра заняться электрогенератором, а группе людей отправится в город, чтобы узнать о происходящем происшествии, отчего пропала связь, свет и что творится в городе.
– Я знаю, что ты думаешь, я начну отговаривать тебя Нискигван,- улыбнулся старик,- но ты уже стал взрослым и думаю, тебе необходимо вернутся в город и забрать оттуда свою мать. Чувствую, что сейчас там творится что-то очень нехорошее. Необходимо выяснить, что произошло и всё ли так серьезно, как мне кажется. Или глупый старик выжил из ума и ему померещилось.
– А что ты обо всём думаешь, Акивензи?- спросил я.
Старик ничего не ответил, а лишь смотрел в сторону, где всходило солнце, похлопал меня по плечу и взял с меня обещание, что я буду осторожным.
Из нескольких снегоходов мы смогли завести только старые модели, не напичканные электроникой. Автомобили с инжекторными двигателями приказали долго жить и молчали точно мертвецы. Жуткое зрелище, когда прежде оживлённый посёлок превратился в зону страха и гнетущей тишины, с запахом гари и еды приготовленной на кострах. Всё это было ничто по сравнению с тем, что ждало нас впереди.
В город отправилось четверо. Я ехал вместе с Маковаяном, высоким индейцем с широкими плечами и серьезным взглядом. Маковаян мне всегда казался слишком суровым. Позади нас рассекая снег, ревел снегоход Бивабиконса и его сестры Одэйминкве.
Одэйминкве красивая и сильная девушка, настоящей индианкой в том смысле, что принято у нас и заложено с детства. С Бивабиконсом они жили одни, потеряв родителей много лет назад.
Я крепко держался за Маковаяна, тяжёлый рюкзак тянул меня куда-то вбок, но отправится в город без необходимого снаряжения, мы не имели права.
Голубое небо затянули густые сизые облака, ветер усилился и, подняв глаза, сквозь защитные очки я увидел вспышки молний. «Как всё это странно», – подумал я. Маковаян остановил снегоход и, что-то крикнул мне, показал вперёд. Я не расслышал его сквозь нарастающий ветер. Он поднял снежную пыль, открывая нашему взгляду торчащие, словно обелиск из развороченной плоти земли, крыло самолета.
Мы оставили снегоходы и подошли ближе, увидели следы пожара на обугленном фюзеляже. Обломки, обагрённые кровью и гарью останки людей, они были повсюду. Я чувствовал, как воздух вокруг стал холоднее, посмотрел на Бивабиконса, и увидел, что его брови покрылись инеем.
– Нужно уходить, - сказал я, решив, что здесь находится опасно.
– Что ты выдумываешь, - бросил Бивабиконс,- посмотри, что я нашёл, он протянул мне, предварительно вытирая о рукав куртки бумажник,- тут целая тысяча баксов.
– Бивабиконс!- крикнула ему Одэйминкве,- на этих вещах кровь, я согласна с Нискигваном, что нужно уходить, здесь повсюду запах смерти…вы слышали?- Она робко посмотрела по сторонам. И я тоже ощутил присутствие смерти. Звук похожий на рёв реактивного двигателя врезал по ушам, только словно его никто кроме меня не услышал, он звучал у меня в голове.
– Как же холодно,- поёжился Маковаян,- поехали отсюда!
Ветер выл и стал ещё яростнее, я подумал, что скоро разразится сильная буря.
– Маковаян!- прокричал я ему почти в самое ухо,- а если мы не успеем добраться до города?!
–Тогда придётся устроить привал в степи,- ответил он, и я чувствовал по его тону, что эта идея ему не по вкусу.
Гул до сих пор стоял в ушах. Я обернулся и взглянул в сторону разбитого самолета.
Внезапный ужас охватил меня, самолёт покачнулся и из воронки, куда он вонзил снежное тело, выбралось нечто – огромное, покрытое белой шерстью. Я хотел об этом сказать Маковаяну, но не в силах был отвести глаза от жуткого существа. Оно выпрямилось во весь рост и казалось размером с многоэтажный дом. Я смотрел на чудовище и не отрывал взгляда, существо обернулось, пронзило меня взглядом ярких рубиновых глаз. Я вздрогнул и ощутил, как перед лицом встала белая мгла…
Очнулся не сразу, понимая, что лежу в спальном мешке. Мне было тепло, хотя дрожь не покидала грудь, казалось, это не стучало, а дрожало мое сердце, пыталось растопить куски льда внутри.
– Он очнулся,- услышал я голос Одэйминкве. – Как ты? – Она ласково погладила меня по щеке,- мы думали, что с тобой что-то случилось, ты был такой холодный, словно…- она посмотрела на брата,- ты был похож на тех, что мы находили в степи, словно…
– Словно меня поцеловал Итхаква?- спросил я почти серьёзно, не веря до конца в свои же слова.
– Привет, друг,- улыбнулся Маковаян,- здорово ты напугал нас. Пришлось устроить привал, ты потерял сознание и был такой холодный, как мертвец, странно всё это.
– Я увидел существо у самолета,- признался я, переводя дыхание. Захотелось пить, и желудок жалобно пискнул, сжался от голода. – Так есть хочется.
Одэйминкве протянула мне бутерброд с копчёным мясом.
– Оно было огромным, – продолжил я, – и, когда наши глаза встретились, я…дальше я ничего не помню, что же это было?
– Я слышала его зов, Нискигван. – Одэйминкве понимающе кивнула, погладила меня по руке. – Я сама уже вышла из возраста, когда веришь в сказки, но легенды индейцев древнее нас с тобой и боги, что правят миром, появились гораздо раньше нашего народа. Я знаю, о чём ты думаешь, брат,- она налила немного чая и, устроившись удобнее, протянула мне чашку,- когда ты был ребенком, мне было столько же лет как тебе сейчас, и я помню твоего отца. Макидо-Бинэс был хорошим человеком, и мне жаль, что его смерть оказалась такой страшной.
– Ты видела, как умер мой отец?- выпалил я, чувствуя, как мурашки пробежали по коже.
– Нет, что ты,- грустно улыбнулась Одэйминкве и махнула рукой,- все кто были с ним в ту ночь, погибли при странных обстоятельствах, как сказал доктор Стоун. Он работал с полицией, рейнджеры, что нашли охотников, рассказали, что они все замерзли в считанные секунды, словно их опустили в морозильную камеру. На их лицах был ужас, а в обледеневших глазах застыло отражение Итхаквы, никто этого не видел кроме меня и вот теперь, спустя столько лет, ты тоже стал свидетелем его существования.
– Когда в доме начался пожар, мне пришлось вернуться за вещами. Я увидел спускающуюся по лестнице Ометекутли. Тогда мне показалось, что это привиделось, но сейчас я начинаю задумываться, ведь мы цивилизованные люди, пусть даже индейцы…
– Нискигван…
– Меня давно уже никто так не называет,- я был зол на себя и на происходящее вокруг,- ты же знаешь, что меня называют Стэнли.
– Послушай, имя, что дали тебе при рождении, защищает тебя от невзгод, потому что ты знаешь, что это за имя и что оно означает,- продолжала Одэйминкве, и я поразился, сколько было в ней терпения говорить со мной, я закрыл глаза и откинулся назад.- Стэнли, это имя для белых, ты же навсегда останешься индейцем, и должен не стыдится этого, а гордится, потому что белым людям недоступно знание, что оставили нам предки. Придёт время, и ты поймешь, Стэнли. А сейчас позволь мне называть тебя Нискигваном.
Когда стемнело, Бивабиконс развёл костер. Я наблюдал куда уходил дым сквозь отверстие над нашими головами. Это был старый вигвам и, закрыв глаза, я чувствовал, что добрые духи хранили наш сон.
Утром с первыми лучами солнца, мы отправились в путь. До города оставалось всего несколько километров. Внезапно один из снегоходов сломался, застыл мёртвым грузом в ледяной пустыне. Бивабиконс долго провозился с ним, но пронизывающий ветер и холод не давали парню сосредоточиться. Он решил оставить средства передвижения. Нагрузившись провизией, мы отправились в путь, уверенные, что скоро будем на месте. Вспышки в небе продолжались с пугающей частотой, но я старался не обращать на это внимание, думая о матери и о том, что происходило в городе.
Мрачный город встретил нас неприветливо, ветер хозяйничал на улицах, закручивая мусор и ветки в вихри. На дорогах скопились сотни машин, которые понуро жались к обочине или капотам и бамперам своих товарищей по несчастью. Я не узнал город, и мне было неприятно находится в нём. Изредка встречались прохожие, они спешили скрыться с наших глаз, напуганные и отрешённые.
В воздухе повисли вопросы вместе с гнетущей тишиной, и я решил в первую очередь вернуться домой, чтобы узнать, что с мамой.
Мы решили разделиться и встретиться через пару часов на городской площади возле ратуши.
Когда я остался один, то почувствовал, как одиноко и холодно мне стало в этом городе. Он сделался вдруг чужим и незнакомым. Переплетения улиц, забитые машинами дороги, всеобщая депрессия и опустошённость рисовали мрачную картину. Вскоре я вышел к домам своего квартала и прибавил шаг. Потом уже нёсся, что есть сил по пустынной улице к дому, где мы жили с мамой, подгоняемый страхом не застать её.
К счастью дом не пострадал, хотя рядом дымились руины соседнего строения, там жил мой приятель по школе Сид Уигер. Взбежав по лестнице на третий этаж, я начал лихорадочно звонить, звонок молчал, электричества и здесь не было. Потом стучал, пинал деревянную дверь, пока, наконец, не услышал лёгкие мамины шаги.
– Мама,- выдохнул я, бросился к ней на шею, чуть не заплакал, в груди сжалось сердце, стучало и не хотело успокоиться.
– Стэнли,- она ласково прижала меня к груди,- я не надеялась тебя увидеть, столько всего произошло, связи нет, света тоже, и я не знала что с тобой.
Она приготовила чай и поджарила яичницу, судя по её припухшим глазам, она не спала всю ночь и плакала.
– Газ есть. Это хорошо.
Я был рад, что с ней всё в порядке и сказал, что теперь необходимо вернуться в индейскую деревню.
– Там будет гораздо лучше, мама, – почему-то успокаивал я себя. Мне не хотелось оставаться здесь в этом мрачном месте.
– В город ввели войска,- не слушая меня, сообщила мама, разложила в тарелки яичницу, нарезала хлеб,- я рада, что с тобой ничего не случилось плохого. Когда всё это началось, я была на фабрике, на моих глазах все приборы словно сошли с ума, цех заволокло едким дымом, а моя знакомая Гринфи упала прямо на меня, потеряла сознание. Хозяин дома говорил, что ходят слухи, что причина в выбросе с солнца, какие-то лучи сожгли всю электронику, люди у кого были кардиостимуляторы, погибли, и я даже не знала, что их так много. На фабрике начался пожар, но мне удалось выбраться через окно … Я выпрыгнула со второго этажа и чудом не переломала себе ноги.
Мама закусила нижнюю губу, и мне показалось, что она сейчас заплачет, взял её за руки и сказал, что теперь всё будет хорошо и нужно вернуться к дедушке.
– Меня ждут ребята из деревни, мы договорились встретиться на площади у городской ратуши. Собирайся, потому что у нас мало времени. Я не хочу оставаться здесь ни на минуту. Тем более дедушка там совсем один и…когда произошёл пожар Акивензи, чуть было не задохнулся в дыму.
– Дом Акивензи сгорел?- с горечью в голосе спросила мама. Пришлось рассказать, как всё случилось в деревне. Что удалось спасти, а что нет, и что, к счастью, никто не погиб.
В итоге мы собрали необходимые вещи и направились к площади, надеясь, как можно скорее убраться из города.
Смеркалось. В небе снова вспыхивали разноцветные всполохи, казалось, они стали ярче, чем вчера ночью. Мне хотелось убраться из города до темноты, но Бивабиконс и Одэйминкве не возвращались. Наконец, появился Маковаян. Его губа рассечена, и под глазом чернел здоровенный синяк. Мама, всплеснула руками, покачала головой, и Маковаян рассказал, что на него напали мародеры, что грабили магазин. Он что-то ещё говорил, а я, засунув руки в карманы, прислонился к стене и смотрел на пылающее заревом небо.
Незаметно мои глаза закрылись, я и не понял, как перенёсся в другое место, в степь покрытую снегом. Вокруг бушевала снежная буря, а под моими ногами обрыв раскрыл пасть. Я посмотрел вниз видя останки того самого самолета. В желудке сжалось, сердце тревожно забилось. «Железную птицу словно игрушку поворачивала гигантская рука чудовища. Именно его я увидел среди снегов и смерти. «Ты пойдёшь со мной,- услышал я в голове странный и пугающий голос,- теперь, когда ты знаешь, как найти меня».
Белый Демон повернул уродливое лицо, и я увидел в его глазах души тех, кто встали на его пути. «Теперь, ты должен проснуться»!- я открыл глаза и увидел, что вокруг непроглядная мгла и лишь свет северного сияния делал мир не таким мрачным. Мама говорила с Маковаяном, а я очень замёрз и никак не мог согреться. Обрадовался когда пришли Бивабиконс и Одэйминкве. Они задержались, рассказывая о пожаре перекрывшим им путь к площади, а ещё беспорядки и бесчинства толпы.
Полиция бездействовала, армия присоединилась к мародёрам и была ничуть не лучше их. Я был рад наконец-то сбежать отсюда и, несмотря, что вокруг стояла непроглядная ночь, мы двинулись по знакомой улице прочь из города, освещали её фонарями и надеялись не попасться на глаза бандитам.
К счастью на нашем пути не встретилось ни мародеров, ни хулиганов, жаждущих поживиться. Индейцев нигде не любили, особенно в городах принадлежащим белым.
Я знал, что нам предстоял нелёгкий путь. Если повезёт, у нас будет только один снегоход. Одэйминкве и мама уедут в деревню, а мы вернёмся утром.
Планы повернулись совсем не так, как хотелось. Снегоходов мы не обнаружили, кто-то тщательно замёл следы, а я вскоре увидел свой рюкзак, который, по-видимому, растерзали волки или бродячие собаки. Небо пылало. Кинув взгляд в сторону матери, я заметил, что ей нехорошо. Она сослалась на усталость и лёгкую головную боль. Нам пришлось двигаться дальше, в поисках старого вигвама, прошло ещё несколько часов, и тут на лице матери я увидел, кровь.
Испугался не на шутку, спрашивал, что с ней. Она вытерла кровь и, поднесла к лицу пальцы, пошатнулась, уткнувшись лицом в моё плечо. Теперь мне стало страшно. Мы были одни в степи занесённой снегом под сиянием ночного неба. Огонь чертога богов яркий и пугающий, руки мамы ледяные, словно у мертвеца.
– Мама, что мне делать?
– Нискигван,- окликнула меня Одэйминкве,- иди сюда, ребята помогут Оливии, ты только пугаешь её своей паникой.
Я подошел к Одэйминкве и, обернувшись, увидел, как Маковаян взял обессилившею женщину на руки.
– Что происходит, ведь всё было хорошо?- не понимал я и чувствовал, как отчаяние начинало охватывать душу.
– С ней всё будет в порядке, просто это из-за солнца, из-за того, что оно послало нам своё проклятие.
– О каком проклятии ты говоришь?- я почувствовал, как комок подступил к горлу, - это бред, я не верю во всё это!- внезапно меня охватил такой гнев, что я с трудом сдерживался. Одэйминкве улыбаясь, смотрела на меня, и это злило меня. Я прибавил шагу и двинулся вперёд, рискуя потеряться в темноте, но тогда мне было всё равно. Столько неприятного и странного произошло за эти дни, моя обычная жизнь рухнула, и я не понимал, что делать с той новой, что начиналась внезапно, где я не знал своего предназначения.
Белая тень метнулась вдалеке, освещаемая северным сиянием. Я знал, это он – Итхаква. Оно следило за мной и хотело, чтобы я следовал за ним. Что-то неимоверно сильное манило меня в сторону куда дул северный ветер. Поддаться искушению – означало смерть и, обернувшись, я увидел своих товарищей, они медленно двигались, не сбавляя шага. Повернувшись в сторону севера, я заметил в свете небесных всполохов старый вигвам, который чернел впереди, приглашая путников.
– Вот он!- воскликнул я,- идём, вот он старый вигвам!
Маковаян прошёл мимо меня, торопился положить мою мать на мягкий лежак и развести огонь, Бивабиконс, заметно повеселев, подмигнул мне. Я взглянул на Одэйминкве и почему-то увидел в её взгляде печаль и отрешенность. Они терзали и моё сердце. Она не спешила входить в укрытие, как и я. Мы помолчали, а потом Одейминкве улыбнулась:
– Не беспокойся, Нискигван,- она сняла рукавицу и коснулась моей щеки, я закрыл глаза, ощущая какая тёплая у неё ладонь.
– Мне страшно, Одэйминкве,- признался я, глядя в темные глаза девушки,- мне страшно, что с мамой что-то случится, с Акивензи, что придёт Итхаква из белой пустыни и заберёт меня с собой. Вдруг я больше никогда не увижу никого и… тебя… - зачем я это сказал, ругал себя, но слова вылетели, и теперь я не решался взглянуть в глаза Одэйминкве. Много лет я смотрел на неё, как на самую прекрасную девушку на всём белом свете.
– Итхаква говорил с тобой? – почему-то спросила она,- дело в том, что я его тоже видела, и знаю, что он хочет увести нас с тобой в свой мир, можешь верить в это, а может, и нет. После всего, что случилось наш мир и чертог богов под Полярной звездой дали крен, трещину и теперь чтобы вернуть жизнь на круги своя, нужно чем-то пожертвовать ради всех нас.
– Прости Одэйминкве,- я взял её за руку,- ты совсем замёрзла…
– Мне не холодно, Нискигван,- она быстро нацепила рукавицу и направилась в сторону вигвама.
Маме стало заметно лучше. Маковаян сказал, что это, наверняка, от повышенного давления, теперь, после случившегося, у многих людей появились проблемы со здоровьем. Мама улыбнулась, и я, сжав её руку, понял, что теперь она в порядке.
– Нужно ложиться,- посоветовал Бивабиконс, вернувшись с улицы и плотнее закрыв вход,- на улице начинается буря, температура упала на несколько градусов, чувствую, что эту ночь кто-то должен сидеть у огня и не дать ему погаснуть, иначе холод ночи убьет нас.
– Сейчас я подежурю,- откликнулся Маковаян, поднявшись со своего места,- я как раз хотел погреться у огня.
– Вокруг ни ветки хвороста,- поморщился Бивабиконс,- да еще и волки воют в темноте, если что буди,- он подмигнул мне,- а ты Нискигван, ложись, я разбужу тебя утром!
Мне было немного досадно, что такая важная задача, как поддержание огня не нашла доверия для меня у старших товарищей. Так хотелось побыть немного с матерью и поэтому, взяв её за тёплую руку, я закрыл глаза, хотя если признаться честно мне не хотелось спасть, я начал боятся сновидений!
Сон навалился внезапно, завертел белой мглой, закружил ледяной метелью. Словно смешивая реальность с неведомым миром, сон был ужасен, но притягательным одновременно.
Я открыл глаза и увидел, что стою снова на краю бездны, только там не было больше обломков самолета, там стояли люди. Мужчины и женщины, все они босые и совершенно легко одетые.
Они смотрели в небо, откуда поступью владыки, по облакам спускался Итхаква. Я удивился, почему при таком холоде люди совершенно не мёрзнут. С благоговением смотрели на своего господина, покачивались. Потом опустились на колени и начали что-то монотонно напевать, громче и громче. Я ощущал мощь его величия, и видел, как он склонялся над «своими детьми» и смотрел в душу каждого, словно выбирая. Потом, протянув трехпалую руку с огромными когтями, схватил женщину за голову и поднёс к огненным глазам. Женщина не сопротивлялась, она с радостью принесла себя в жертву. Я почувствовала, как тошнота подступила к горлу, и тут меня пронзило тысячью ледяных стрел. Это был взгляд Итхаквы, его голос шептал в моей голове, что моё место здесь, что служа ему, я выполню свое предназначение. Он шептал, что мой отец не закончил миссию, и я должен продолжить его путь. В памяти всплыло лицо отца с остекленевшими глазами и гримасой ужаса на обледенелом лице. «Ты закончишь начатое, Нискигван»!
Боль пронзила виски и заставила выгнуться тело дугой. Я упал в рыхлый снег и слышал сотни голосов поющих песнь Итхакве. Видел глаза, горящие огнём и обжигающие холодом, и то, как рука чудовища, занесенная надо мной, готовилась вот-вот опуститься… Страх и боль уйдут, вечный сон ледяного безмолвия окутает меня.
– Ты кричал,- услышал я голос матери. Открыл глаза, огляделся по сторонам, стало светло, огонь погас, а вокруг него горели ярким огнём угли. Я протянул к ним руку, но не почувствовал тепла.
– Мама, что это?- я указал на светящиеся камни.
– Оставь это,- бросил Маковаян,- эти камни прокляты, именно так расплатился Итха….- он замолчал на полуслове и, оглянувшись по сторонам, вскочил на ноги. – Нискигван, а где Одэйминкве, это нехороший знак и отчего потух огонь. – Он свёл брови, покачал головой и выскочил из вигвама. – Бивабиконс!!!
Я бросился следом за ним и удивился тому, как искрился снег, как ярко светило солнце. Что-то изменилось в этом мире, и что я не мог понять. Воздух больше не пах смертью, и страх ушёл, казалось безвозвратно.
Одэйминкве и Бивабиконс исчезли бесследно, больше их никто не видел. Отчего я чувствовал за собой какую-то странную вину, словно был повинен в страшном преступлении.
* * * *
Зиму мы пережили тяжело, но со временем жизнь налаживалась. Чтобы не замерзнуть в стужу, мы с соседом отремонтировали пострадавший от пожара дом деда. Помогали друг другу восстанавливать сгоревшие жилища. Общее несчастье сплотило нас, и, наверное, открыло глаза на то, что необходимо ценить, а что не так уж и важно.
Акивензи всё так же любил сидеть возле дома и курить трубку. Мама больше не уезжала в город. Мы решили, что наше место здесь среди народа своего племени, среди индейцев.
Прошло много лет, и однажды мне приснилась Одэйминкве. Я словно вернулся в ту суровую зиму, когда мне было шестнадцать лет. Она улыбалась, гладила по светлым волосам голубоглазого мальчугана, совершенно не похожего на мальчиков нашего племени. Наклонилась ко мне и поцеловала. Её губы были холодными, словно у ледяной скульптуры. За какие-то мгновения я понял всё, что она не успела мне сказать раньше. Своим шагом она спасла всех нас. Моё будущее снова принадлежало мне. Она поняла, что я не готов отречься от настоящего и принять, что мне предложил Итхаква. Её брат, служитель культа Итхаквы, больше не мог ждать. Это моё имя было начерчено в книге судеб, и именно я должен был уйти вместе с Бивабиконсом, однако его сестра решила по-другому, она знала, что у меня другое предназначение.
Я открыл глаза, чувствуя на губах вкус её поцелуя и поднявшись с постели, подошёл к окну. За окном кружились снежинки, а на холме, у старой секвойи, я увидел одинокую фигуру. Я знал, что это Одэйминкве и что она пришла проститься со мной. Её длинные волосы развевались на ветру, и даже с такого далёкого расстояния я видел лицо девушки, его не тронуло время, оно всегда будет в моей памяти и в моём сердце.
Понравилась история? Читай о неизвестных и страшных существах ещё Охота, Чудовища, Смотритель маяка, Восьмая казнь, Чистилище, Экзамен
Оставляй комментарии и ставь пальцы вверх, поделись с друзьями!