Абрамцево знаменито не только своей усадьбой и музеями.
Если вы отправились в Сергиев Посад на электричке, вам не удастся миновать платформу «Абрамцево», от которой до Сергиев Посада всего 15 минут.
Но если вы думаете, что платформа построена здесь для дачников и туристов, то это не так.
Сегодня многие выходят здесь для того, чтобы посетить музей-усадьбу Абрамцево, насладиться окружающими красотами, пройтись вдоль реки Вори. Да и просто отдохнуть сюда приезжают компаниями большими и не очень. Абрамцево – старое дачное место.
От платформы «Абрамцево» к усадьбе проложена уютная тропа, пройдя по которой вы насладитесь и окружающими красотами, и узнаете историю этого места, что кратко и ёмко изложена на стендах вдоль дороги.
Если в самом начале пути, как только вы перешли железнодорожное полотно, взять правее и пройти дальше, то можно попасть совсем другое место. И называется оно – психиатрическая больница. Расположена она на живописном берегу реки Вори, как раз напротив усадьбы. Если от усадебного дома спуститься к реке, то с низкого берега можно увидеть на другом берегу пару строений, скрытых за густыми деревьями. Это здания трудовых мастерских, в которых больные выполняли разные работы. Всё это было частью трудотерапии. Но это только лишь малая часть зданий, что расположены на территории лечебницы. Другие строения расположились на большой территории, усаженной деревьями, с укромными местами, есть на территории и свой пруд.
В тридцатые годы на том месте, где сейчас расположена психиатрическая больница, жил и процветал совхоз, который назывался «Совхоз урогравиданотерапии» Государственного института Урогравиданотерапии . Что же это за институт и чем там занимались?
Жил такой учёные в те годы, Алексей Замков, который придумал препарат «гравидан». Препарат изготавливался из мочи беременных женщин и обладал поистине чудодейственными эффектами: тут тебе и продление жизни, и омоложение, и увеличение потенции, и потрясающее влияние на весь организм. У изобретателя препарата было много покровителей от власти, что вполне понятно. Весть о "всемогущем" препарате быстро распространялась среди людей, и люди всё больше и больше ехали в этот совхоз за чудесным препаратом. И было их столь много, что в 1934 году решило железнодорожное начальство построить здесь платформу, которую назвали «57 километр».
Удалось А. Замкову "пробить" себе место недалеко от Посёлка Художников, что был тогда в Абрамцево. Здесь же, в совхозе, организовали и лечебницу урогравиднотерапии.
История А. Замкова напоминает нам истории Булгакова, сообщённые в повести «Собачье сердце». Уж больно много параллелей и аналогий. Сам А. Замков свои исследования начал как раз в то время, в начале двадцатых годов. Он тоже пересаживал яичники, однако убедился, как он сам писал, в неэффективности этого метода. Утверждали, что именно А. Замков и стал прототипом профессора Преображенского. Но, согласитесь, история созвучна духу того времени. В названии «гравидан» чувствуется дыхание той эпохи. Легендарный исследователь, врач, эндокринолог, хирург, он вполне мог быть другом инженера Гарина, который изобрёл гиперболоид. Пусть инженер Гарин и выдуманный персонаж.
Располагался совхоз на высоком берегу реки Воря. А вот на другой стороне реки, в усадьбе Абрамцево, Вера Мухина обосновалась в своей художественной мастерской. Именно здесь и создавалась знаменитая скульптура «Рабочий и колхозница». И была Вера Мухина женой Алексея Замкова.
История препарата «гравидан» достойна отдельного изложения. А пока мы скажем лишь то, что, похоже, в тридцать седьмом году по причинам малоизученным, лишился А. Замков высокого покровительства, институт и совхоз были закрыты. Сразу успокоим пытливого читателя. Умер А. Замков в сорок втором году, от инфаркта. Существует легенда, согласно которой лечащий врач рекомендовал пациенту покой и ни в коем случае «никаких глупостей типа препаратов Замкова». «Вон!», - прокричал Алексей Андреевич. И умер.
Итак, 1938 году была основана Хотьковская Психоколония, которая уже позже стала психиатрической больницей. Название «психоколния» очень созвучно тому времени, тридцатым годам. Колония в то время понималась по-другому. Это сейчас для нас колония – колючая проволока, охрана, вышки с автоматчиками, которые охраняют матёрых и не очень преступников. А тогда колония было место, где собирали определённы тип людей, в данном случае больных, и организовывали их жизнь в соответствии с их, скажем так, способностями. Пытались создать, и создавали, человеческие условия существования, активно привлекали к общественно полезному труду.
Немного отвлечёмся и скажем несколько слов о трудотерапии. Это направление в Советском Союзе стало активно распространяться в тридцатые годы прошлого века, что совпадает с временем основания психоколонии. Тогда во всём мире считалось, и вполне справедливо, что труд позволит адаптировать больного, сделать его полноценным членом общества. Понятно, что всё это происходит при соответствующим лечении, да и виды работ должны соответствовать особенностям больного. Принципы, как всегда, провозглашались правильные, но вот их реализация в жизни оставляла желать лучшего. Как и в любом другом деле, всё зависит от личных качеств человека,который делает то или иное дело.
Про больницу ходило, да и наверняка и сейчас ходит, много слухов, легенд и вымыслов, которые к истинному положению дел никакого отношения и не имели. Но так уж мы устроены, что привлекает нас тайное и непонятное. Никто же толком и не знает, что происходит внутри, вот и слагают всякие небылицы. Да и нам с вами, простым обывателям, хочется всегда быть причастными тайнам и загадкам, особенно если от всего этого веет жутью. А тут ещё и питомник при совхозе урогравиданотерапии. Кого там выращивали, как всё было устроено там - непонятно. Сколько мы не искали, ответа на этот вопрос пока не нашли. Видимо, надо искать в архивах.
Ну а жители города Хотькова называют больницу «гравиданом», хотя и вряд ли понимают смысл этого названия. А вот в остальных местах района всегда говорили: «Пятьдесят седьмой километр». Ну, если кто-то как-то странно себя вёл, могли сказать, мол, пора тебя на пятьдесят седьмой везти. Или - с пятьдесят седьмого сбежал.