«Баю-баюшки-баю, не ложися на краю!»
Древняя, уютная колыбельная казалась совсем близкой, живущей прямо в его комнате.
«Придёт серенький волчок, и утащит за бочок!»
Ма-аленький такой волчок, серенький, добрый. Возьмёт за бочок ласково, осторожно, унесёт в хвойный лес, где прямые, как мачты бригантин, стволы поднимаются в небо. Где нет кустов и зарослей, и поэтому солнышко прошивает сосновый бор золотыми нитями насквозь. Где под ногами песок, перемешанный с рыжей, отжившей свой век хвоей.
Осенью под ней прячутся маслята. Витя с волчком наиграются, набегаются, накувыркаются, а потом наберут их целую корзину и отнесут Витиной бабушке, чтоб пожарила.
А сестрёнка очень боится, что волчок её унесёт. По её требованию бабушка поёт «… и укусит за бочок». Глупая девчонка! Во-первых, укус больнее, а во-вторых, зачем волчку кусаться?
Но волчок всё не приходил. На Новый год Витя просил у Деда Мороза только одного – пусть придёт серенький волчок! Но ему дарили книжки, машинки, пистолеты. Хотел попросить родителей позвать волчка на День рождения, но в последний момент постеснялся, и получил железную дорогу, которую благополучно сломали обычные гости – мальчишки со двора.
Снова и снова Витя Замятин писал письма Деду Морозу, прятал их от взрослых, но однажды мальчик стал большим, и понял, что волшебного старика больше не существует, или он приходит теперь к другим детям, не ставшим ещё большими.
И переход из декабря в январь перестал быть волшебным ожиданием чуда, точнее, волшебство оставалось, но стало ожидаемым. Ожидались оранжевые дивные мандарины с одуряющим запахом. Они всегда были именно волшебными новогодними атрибутами, и никак не верилось, что такое чудо может расти на деревьях, как какие-то обыденные яблоки.
Но однажды папа в декабре ездил в командировку в Сухум, и привёз оттуда совсем другие мандарины – яркие, слепяще-оранжевые, с хвостиками веточек и длинными, острыми, зелёными листьями. Витя раскладывал их на столе, любовался, не решаясь просто взять и съесть.
Эх, если бы волчок всё-таки пришёл к нему! Как бы он удивлялся необычным плодам, наклонял голову вбок, по-собачьи, обнюхивал и фыркал от яркого запаха.
А ещё ожидалась ёлка, вернее, сосна. Её ставили заранее, чтоб «отстоялась», пришла в себя, как говорила бабушка. Комната наполнялась хвойным ароматом, и смешиваясь с мандаринным духом, они создавали невероятно-волшебную симфонию.
Потом доставались ёлочные игрушки. Какими же разнообразными и чудесными они были! Избушка на курьих ножках, сова, кошка, собака, птички. А ещё – фигурки мальчиков и девочек в костюмах народов СССР. Они не подвешивались на нитках, а прицеплялись специальными щипчиками, и словно стояли на ветках. А чудесная гирлянда…
Стоп, минуточку… Старая фанерная коробка с игрушками, где она? Когда разменивали квартиру, кто её забрал? Так он же и забрал, никому больше оно не надо. Вернее, жена забрала, она тогда ещё жива была.
А его взрослым, солидным детям это не нужно. У них ёлки искусственные, игрушки современные. Они на Новый год в Таиланд ездят, к морю, к пальмам, к макакам. И про серенького волчка забыли, а внуки и не знают, кто это…
Виктор Михайлович, кряхтя, встал со стула. Хорошо, что у него не антресоль, а кладовка, на стремянку влезать не надо. Четыре полки, заваленные хламом, который нести тяжко, а выкинуть жалко. Когда он последний раз сюда забирался, и не припомнить… Конечно, коробка нашлась на последней, самой верхней полке, в дальнем углу.
Присел отдохнуть, перевести дух. Эх, старость – не радость!
Так, что там у нас? Слой пыли, фанерная крышка, пожелтевшая газета «Знамя коммунизма» – была в то время такая. И вот они, сокровища! Немного побитые, выцветшие игрушки словно сощурились от яркого света – как давно их не вынимали! Вот дети в национальных костюмах, грустный кот в шарфике и шапке, часы, домик, стеклянные бусы.
А вот и знаменитая гирлянда с лампочками в виде дирижабля, уличного фонаря, машинки, избушки, собаки. Замятин вспомнил, что лампочки нельзя было заменить, когда одна перегорала, «умирала» вся гирлянда. Его отец что-то мудровал, пересоединял, и она вновь зажигалась, но уже без выбывшей из строя лампочки. А как оно сейчас?
Он хотел уже включить гирлянду в розетку, но вовремя вспомнил, что нужен понижающий трансформатор 220/127. Да где ж его в наше время взять? Ладно, пусть просто повисят на ёлке, и так всё хорошо.
Ёлка! Ведь нет у него никакой ёлки! Уже сколько лет он подбирает на распродажах пару веточек, ставит их в вазу, больше для запаха, вешает несколько невыброшенных в своё время игрушек, ленточку мишуры-канители. Но сейчас нужно хоть маленькое, но деревце. Это дело поправимое, нынче дефицита с ёлками нет – выбирай любую, только плати!
Он и заплатил небритому, тощему коробейнику с отрогов южных гор, выбрал маленькую ёлочку на подставке и понёс домой. Появилось даже некое подобие новогоднего настроения, чего с ним не случалось уже давно. Аж замурлыкалась какая-то песенка в голове. Виктор Михайлович прислушался и сконфуженно улыбнулся. Вместо «В лесу родилась ёлочка» опять влез серенький волчок, завёл своё баюканье. «Только и можешь, что где-то вдалеке петь, а прийти не судьба? Столько лет лишь обещаешь, а не приходишь!» – попенял ему Замятин.
Деревце прекрасно устроилось на журнальном столике и стало ждать украшений. Однако пришлось это ожидание отложить – раздался звонок в дверь.
– Виктор Михайлович, голубчик, выручайте! – Соседка Лариса, молодая, симпатичная, но немного замотанная жизнью одинокая мама, смотрела на него просительно, теребила пуговицу на шерстяной кофточке, другой рукой приобнимая маленькую девочку. – Опять меня на работу дёргают, ничего не успеваю, ни купить, ни приготовить. Тридцать первое декабря, а они всё никак не угомонятся!
– Да конечно, Ларисочка, посижу с Вичкой, с большим удовольствием, чай, не впервой!
– Ой, спасибо вам огромное, я постараюсь быстро вернуться!
– Ничего, ничего, не переживайте, мы с Викулей отлично проведём время. А вы гостей ждёте?
– Да, – почему-то смутилась Лариса, – ждём, к одиннадцати. Я и так не успеваю, а начальство ничего слышать не хочет. Ну, я побежала тогда? Вичечка, ты останешься с Виктором Михайловичем, слушайся его, я скоро приду!
– Иди уж, работай, что с тобой поделаешь! Мы с дедушкой Витей без тебя от тоски не помрём! – шестилетняя Вика гордо вскинула подбородок, и уверенно зашагала в хорошо знакомую квартиру.
– Ну что, соседка, поможешь мне ёлочку украсить, а то я не успел ещё?
– Да помогу конечно, куда ж вы без меня денетесь. Я маме говорила – купи продукты заранее, я приготовлю, пока ты будешь на работе. А она – «Нет, ты маленькая, я сама сделаю!» Вот теперь и сама. Дядя Игорь придёт, а у нас только бутерброды – две штуки. И те с позавчерашней колбасой.
– Ладно, не переживай, придумаем что-нибудь, – он вовремя вспомнил, что у него холодильник забит продуктами – своеобразный откуп вечно занятых детей. Хотел спросить, кто такой дядя Игорь, но девочка увидела коробку со старинными игрушками.
– Вау, какие прикольные! И гирлянда супер, где взяли?
– Это из моего детства, когда я был таким, как ты.
– А-а, понятно, – малышка закивала, но было видно, что ей очень трудно представить дедушку Витю в роли маленького мальчика.
Вика ловко распределила лампочки на зелёных ветках и требовательно повернулась к нему:
– Дедушка Витя, включай!
– Не могу, – развёл руками Замятин, – она… ну, сломана, не работает.
– Ну вот, что же это за ёлочка без гирлянды!
– Ничего, я привык. А у тебя с гирляндой?
– У-у, ещё с какой! У нас старая, совсем никакая была, а в этом году дядя Игорь подарил – новую, красивую! Пошли к нам, посмотрим!
– Ну нет, давай сначала игрушки повесим, а потом, может быть, к вам.
«В принципе, смысла нет спрашивать про дядю Игоря, и так всё понятно. Дай Бог, чтобы не просто к девчонкам прилеплялся, а по-серьёзному», подумал Виктор.
Остальные игрушки были внимательно осмотрены Викой, одобрены и развешаны на зелёных ветках. Старый да малый быстро покончили с украшением елки, и перешли на кухню.
– Ты поесть не хочешь?
– Ну так, чуть-чуть, – малышка показала большим и указательным пальчиком малую порцию, – а что у тебя есть?
– У меня много чего есть! – он принялся доставать из холодильника снедь – нарезки сырокопчёной колбасы и сыра, баночки с икрой, печенью трески, какие-то салаты, полуфабрикаты.
Вика, вытаращив глазёнки, разглядывала лакомства, явно не часто ей достававшиеся. Виктор Михайлович быстренько надорвал вакуумную упаковку, соорудил несколько бутербродов, нашёл пакеты с соком, налил в стакан.
– Это тебе не позавчерашняя колбаса, – он радостно улыбнулся, глядя, как девочка наминает деликатесы за обе щеки, – тут меня Дед Мороз со Снегуркой порадовали. Они в Таиланд уехали, а мне вот завезли кучу всего. А я едок такой, еле-еле… Давай теперь, бери сок, и к телевизору. Вот тебе пульт, найди какие-нибудь мульты, а я сейчас конфет принесу.
Вика быстро отыскала «Смешариков», и вскоре комната наполнилась её хохотом и радостным визгом. Фантики от конфет летели на пол, сок лился мимо стакана на поверхность стола, печенье рассыпалось крошками по креслу, но Замятин только улыбался, и ходил на кухню за новыми сладостями.
В очередной раз, зайдя в комнату, он обнаружил мирно посапывающую Вику, уютно свернувшуюся в клубочек на своём кресле. Убрал звук, вытер влажной салфеткой её испачканные соком и шоколадом пальцы, губы и щёки, перенёс девочку на диван, укрыл пледом.
Вернулся на кухню, устало опустился на стул. Потёр левую сторону груди ладонью, скривился – болит, зараза! Он и раньше, бывало, оставался с Викой, выручая Ларису, но никогда так не уставал.
Затренькал мобильник, послышался Ларискин запыхавшийся голос:
– Ой, Виктор Михайлович, простите, ради Бога, нас только отпустили, как вы там?
– Всё нормально, мы у меня тут ёлочку нарядили, перекусили, мультики посмотрели, Викуля спит сейчас на диване.
– Я бегу, бегу уже, ох, надо ещё купить того-сего, всё закрывается, а в супермаркетах очереди… А у меня не готово ничего, – молодая женщина чуть не плакала.
– Значит так, Лариска. Слушай меня внимательно, и выполняй! Никуда не ходи, ничего не покупай, лети прямо домой. Шампанское-то есть у тебя?
– Да, есть. Игорь… ну, в общем, гости принесут…
– Вот и ладно. А едой мы вас обеспечим, нам тут Дед Мороз кой-чего подкинул!
– Как это? Я не знаю…
– Зато я знаю. В общем, отставить разговорчики! У нас и так время на исходе. А тебе ещё надо отдохнуть, да пёрышки почистить. Давай, не загружайся, я тебя жду. Только в дверь не звони, набери на телефон, когда придёшь, я открою.
Он вышел на кухню, распахнул холодильник, стал выгребать всё подряд, складывать в пакеты. Сверху аккуратно положил два мандарина с острыми зелёными листьями. Кружилась голова, ныло слева в груди, во рту появилась противная сухость.
«Устал я сегодня. Сильно устал…»
Вот наконец и Лариса. Она хотела что-то сказать, оправдаться за опоздание, но он не дал ей этого сделать. Молча повёл на кухню, сунул в руки пакеты.
– Тут есть всё, что нужно. И не спорь со мной, мне дети навезли, а я ем как птичка, по чуть-чуть, куда мне столько, пропадёт добро. Иди, относи к себе, и за Викой возвращайся.
– Вы себе хоть оставили? – растерянно спросила Лариса.
– Оставил, оставил, не переживай, – он почти вытолкнул девушку из квартиры.
Она вернулась через несколько минут, взяла сонную дочурку на руки, понесла к выходу. Обернулась в дверях:
– Спасибо вам огромное за всё! И с наступающим!
– И тебя с наступающим, и Вичку. Пусть всё у вас будет хорошо!
Он проводил девочек, закрыл дверь. Добрёл до дивана, со стоном опустился на него. Как колет в груди! Устал, очень устал. Надо прилечь, отдохнуть. Да, и лекарство выпить. Он хотел нашарить на тумбочке таблетки, но не смог повернуться – боль прихватила.
«Надо просто полежать, отдохнуть, пройдёт постепенно, так уже бывало». Вытянулся на диване, прикрыл глаза. Опять зазвучала знакомая мелодия – простая, далёкая колыбельная. Вот так, хорошо, теперь можно и заснуть…
В бок ткнулось что-то влажное, мягкое. Виктор на удивление легко протянул руку, нащупал шерстяную тёплую голову с торчащими ушами. Удивлённо открыл глаза. Вот это да! Волчок! Серенький, добрый, уютный!
Вся комната была залита лунным светом – облака ушли, освободив небо. Серебристая дорожка протянулась прямо к его дивану, в её таинственном свете серая шерсть гостя сверкала звёздочками.
– Ну, наконец-то! – Замятин широко улыбнулся и сел на диване.
Все движения давались легко, его переполняла радость – всё-таки пришёл волчок, вот он, здесь! А серый вновь ткнулся в его бок, завилял хвостом, радостно выгибаясь, попятился к окну, словно приглашая за собой.
Виктор поднялся, двинулся следом. Волчок радостно бросился вперёд, легко вышел через закрытую раму, сделал несколько шагов по лунной дорожке, и снова обернулся к нему, предлагая тоже ступить на эту серебристую тропинку.
И Замятин решительно шагнул через окно, оказался рядом с волчком. Они так и пошли рядышком, рассыпая из под ног серебристые искры – седой старик с детской улыбкой на губах, и небольшой серый волчок, время от времени подпрыгивающий и тычущийся носом в его бок.
Город праздновал Новый год за накрытыми столами, поэтому седого старика и серого волчонка почти никто не видел. И никому кроме этих двоих не был слышен мягкий голос Витиной бабушки, напевавший древнюю, как мир, ласковую колыбельную песню:
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю!
Придёт серенький волчок,
И утащит за бочок…
Вокруг них мягкими хлопьями кружился, падал снег, все были заняты праздничным застольем, и только одна маленькая девочка смотрела им вслед из своего окна, улыбаясь и помахивая ладошкой. А другой рукой она прижимала к себе большой оранжевый мандарин на веточке с узкими зелёными листьями.
С приветом, ваш Ухум Бухеев.
