ПАРТИЗАНЫ
Их называли злыми духами лесов,
Советских мужиков с винтовкой за спиною,
Срывавших планы генералов и штабов
Своею громкой рельсовой войною.
Они охотились на немцев, как умели
Взрывали, портили, дороги и мосты.
И эшелоны под откос летели,
И множились на кладбищах кресты.
Машины угнанной у немцев страшный груз,
Их изумил, в них месть смолой вскипела.
Открылся страшной ненависти шлюз,
Под немцами земля от взрыва загудела.
В трофейном сундуке захваченной машины
Отрезы шелка, бархата. Парча.
Серебряные ложки, старые картины,
И инструменты медика, врача.
Завернуты в бумагу фотографий пачки.
С пометками и датами на них.
Здесь бабы русские, еврейки и полячки,
Убитых бабок, стариков седых.
И белое от ужаса лицо,
Ребенка, ждущего бомбежки с самолета,
Сожженное, разбитое сельцо,
Солома с прогоревшего омета.
Мальчишечка-еврей, восьми наверно лет.
Испуганно глядит, ручонки вверх подняты.
На мальчике пальтишко и берет,
И два эсэсовца. Над ним их автоматы.
На фото женщины, раздеты догола,
Рукой стыдливо прикрывают груди.
На горке пулеметы, два ствола.
Их всех убьют, евреи ведь не люди!
Ребяток голеньких прижав к себе,
Дрожа в ознобе ужаса и страха,
Прикрыв глазенки им, и пряча их в толпе,
Ждут выстрелов, сигнал - платочком взмаха.
И целый ряд повешенных людей,
В застывших лицах боль последней муки.
И виды виселиц по центру площадей,
Их так боялись, что связали руки.
И пытки и насилие и крик,
Людей пытают, мучают, казнят…
Немецкий доктор изувер-мясник,
Хранил те снимки для жены, ребят.
Снимал и смаковал чужие муки, смерть.
Гордился, хвастался и любовался.
И не гадал, что боя круговерть
Низринет вниз. И он суда дождался.
Визжал и каялся и плакал и молил,
За жизнь, цепляясь толстыми руками,
В болото загнан был, в трясину угодил,
Сопровожден проклятьями, плевками.
Собаке смерть собачья! Это так!
За каждого убитого на фото,
Летел немецкий эшелон в овраг,
И загнаны каратели в болото.
Комендатуры вверх в дыму взлетали,
Горели склады бешеным огнем,
И немцы на листовках прочитали:
- Сдаваться поздно! Пленных не берем!