Для того чтобы оценить представляемый документ, надо увязать его с тем временем, когда он появился. Начало 1945 года. Исход войны с Германией всем очевиден. Ясно, что военные действия в Европе завершатся в ближайшее полугодие. На Тихом же океане война продолжалась, и очень кровопролитная. Ее исход сомнений не вызывал, а вот сроки… Американцы, которые фактически в одиночку сражались с Японией, морально готовились воевать еще как минимум год.
Таким образом, война продолжалась, но Победа в Великой Отечественной войне была близка, а война в Азии для нас была во всех отношениях далека. Одновременно ни о каком разоружении никто из стран-победительниц не помышлял. Могущество Красной армии признавалось всеми, а вот флот страны Советов выглядел откровенно убого. Например, с завершением войны в составе ВМФ СССР осталось бы лишь треть надводных кораблей специальной постройки — 93 из 289, — остальное пришлось бы вернуть союзникам. Тихоокеанский флот вообще на 70% состоял из кораблей ленд-лиза.
В этих условиях встал вопрос о подготовке новой кораблестроительной программы. Но сначала требовалось понять, что собой должен представлять перспективный корабль. Для этих целей в начале 1945 года приказом наркома ВМФ сформировали несколько комиссий по определению путей развития советского ВМФ в свете опыта уже завершающейся войны. Имелись комиссии по всем классам кораблей, в том числе отдельная подкомиссия по линейным кораблям и крейсерам, возглавляемая вице-адмиралом П.С. Абанькиным, в то время начальником Военно-морской академии.
В нее вошли такие видные советские ученые, как вице-адмиралы С.П. Ставицкий, В.Ф. Чернышев, Л.Г. Гончаров. По результатам работы комиссии подготовили несколько документов. В частности, это обоснование необходимости строительства линейных кораблей, соображения о соотношении кораблей различных классов в составе эскадры, проект оперативно-тактического задания на проектирование линкора и так далее.
Результаты работы комиссий с позиции сегодняшних знаний оценить однозначно сложно. С одной стороны, богатейший опыт огромной Второй мировой войны, с другой — выводы и предложения некоторых комиссий как бы возвращали нас в конец 1930-х годов. Вот «опыт» и стал первым камнем преткновения.
Дело в том, что в отношении целого ряда типовых задач флота, таких как уничтожение сил противника в море, нарушение океанских коммуникаций, оборона морских коммуникаций, отечественный опыт оказался крайне специфичен, а чаще вообще отсутствовал. Что касается заимствования иностранного опыта, то оно получалось во многом однобоким.
Дело в том, что в ходе Великой Отечественной войны мы получили от британцев несколько довольно подробных отчетов по отдельным операциям их флота. В частности, имелся такой отчет по уничтожению «Bismarck», «Scharn horst», «Admiral Graf Spee», а также о нескольких боях с итальянцами в Средиземном море. Этим же событиям посвящались многие публикации в открытой прессе. То есть по ним имелась достаточно полная информация, позволявшая, проанализировав их, получить практические рекомендации.
Однако указанный опыт применения сил оказался очень специфическим. Во-первых, он в основном относился к начальному периоду Второй мировой войны, когда воюющие стороны пока еще «эксплуатировали» оперативно-тактические наработки и средства борьбы на море предвоенного мирного периода, опыт новой войны еще только нарабатывался. Во-вторых, в них крайне ограниченно участвовали авианосцы.
В-третьих, самих боев оказалось очень мало, а уж решительных, когда противники не шарахались друг от друга, а шли «на вы», так и вообще оказались единицы. Одновременно военные действия на двух основных океанских театрах войны — Атлантическом и Тихоокеанском — заметно отличались. Мы об этом в целом знали, но не более того.
Дело в том, что источником отечественных знаний об очень поучительной и современной войне на Тихом океане к 1945 году в основном являлась открытая печать. То ли наш военно-морской атташе в США работал хуже, чем в Великобритании, то ли британцы потому с нами и делились своим опытом, что понимали его архаичность. Кстати, все, что касается организации британской противолодочной борьбы, очень передовой для того времени, мы тоже узнали в основном из прессы, да и то после окончания военных действий.
Насколько наши военно-морские теоретики были информированы о реалиях состояния ВМС зарубежных стран, косвенно можно судить по таблицам, приведенным в представленном документе. Там присутствуют, в частности, корабли, которые начаты постройкой перед войной, но так достроены и не были. У некоторых кораблей указаны проектные тактико-технические элементы, хотя в реальности они были изменены.
К сожалению, наша осведомленность не только об опыте применения сил флота в сражениях Второй мировой войны, особенно на Тихом океане, но и о самом корабельном составе, не давала возможности провести глубокий анализ произошедшего. А значит, и выводы являлись заведомо ущербными.
Итак, по состоянию на начало 1945 года собственный опыт применения линейных сил в Советском Союзе практически отсутствовал, а информация о применении иностранных линейных сил оказалась ущербной и во многом носила рекламно-пропагандистский характер. Однако общие выводы об изменении содержания основных форм применения сил флота в борьбе с ударными кораблями противника сделать было можно.
Также могли определить роль и место отдельных классов кораблей в этой борьбе, а значит, уловить тенденции развития их основных тактико-технических элементов. В конце концов, все так и произошло, но отсутствие собственного опыта, недостаточная информированность об опыте наших союзников и противников, помноженные на всеобъемлющую, граничащую с паранойей секретность, а также на победную эйфорию, привели к тому, что мы еще до середины 1950-х годов пытались создать военно-морской флот образца середины 1940-х.
А теперь давайте попытаемся разобраться, о чем, собственно, мог нам поведать иностранный опыт применения линейных сил в ходе Второй мировой войны.
Прежде всего, можно было сделать вывод, что создавать свои линейные силы необходимо, не исходя из некой абстрактной, безотносительной к интересам потенциального противника оперативно-стратегической обстановки, а наоборот — с учетом национальной специфики, национального опыта. Уже стало очевидным, что морские сражения ради сражения никто проводить не будет. Морские сражения (бои) всегда являлись составной частью каких-то операций (боевых действий), как правило связанных с борьбой за коммуникации или с морскими десантными действиями.
Что касается борьбы за коммуникации, то по мере отказа от использования крупных боевых кораблей в качестве рейдеров сошла на нет и деятельность линейных сил в обороне морских путей. Так что оперативное прикрытие конвоев от ударов линкорами противника — это даже в 1945 году было днем позавчерашним.
В ходе морских десантных действий по возможности старались использовать наиболее устаревшие корабли. Например, как это было в Нормандской десантной операции, в которой участвовали линкоры исключительно периода Первой мировой войны. То есть никто не строил линейные корабли специально для артиллерийского обеспечения высадки войск морского десанта.
Создается впечатление, что и члены комиссии все это понимали, но заявить, что линейные корабли в современных условиях практически уже не нужны, не решились. А ведь можно было непредвзято посмотреть на союзников. О том, что американцы из шести кораблей типа «Iowa» достроят только четыре, мы в 1945 году знать не могли, но то, что они еще в 1943 году аннулировали заказ на строительство линкоров типа «Montana», мы точно знали, об этом писалось в том числе в открытой печати. Известна была и причина отказа от их строительства: они уже стали не нужны.
Правда, по одному линкору достраивали в Великобритании («Vanguard»; вошел в строй в 1946 г.) и во Франции («Jean Bart»; вошел в строй в 1949 г.). Но это был типичный долгострой военного времени, так как первый заложили в 1939 году, а второй в 1941 году.
Анализ главного калибра проведен очень поверхностно, даже, можно сказать, ангажированно. Если сравнить характеристики орудий главного калибра наиболее современных американских, британских, итальянских и германских линкоров, а также строившегося советского пр. 23, то можно сразу сделать два вывода. Во-первых, самое дальнобойное итальянское орудие имеет самую низкую живучесть ствола. Добавим сюда то, что итальянские пушки имели относительно большое рассеивание. Во-вторых, при самом тяжелом снаряде и высокой живучести ствола, американское орудие наименее дальнобойное.
Получается, что по усредненным характеристикам первое место нужно отдать советской пушке Б-37: вес ее снаряда хоть и меньше американского на 120 кг, зато дальность стрельбы почти на 70 кб больше. Живучесть ствола пока «оставим за кадром», так, для советского орудия она была определена опытным путем сначала в 150 выстрелов для условий падения начальной скорости снаряда на 4 м/с, а потом ее пересчитали для падения скорости на 10 м/с. Однако если рассматривать характеристики орудий главного калибра в контексте сравнительной оценки линейных кораблей, то все намного сложнее.
Дело в том, что изначально в концепцию отечественного орудия главного калибра линкора закладывалось достижение максимальной дальности стрельбы. А это высокая начальная скорость снаряда со всеми сопутствующими негативными явлениями для живучести ствола. Но реальная дальность морского артиллерийского боя определяется возможностью управлять огнем, а для этого необходимо наблюдать всплески падений своих снарядов относительно цели в визир центральной наводки и дальномеры. Причем независимо от качества оптики за горизонт не заглянешь.
Таким образом, при полной видимости и отсутствии каких-либо искажающих оптических эффектов теоретически противники могли открыть огонь на дистанциях не более 170 кб. Это теория, а вот практика: германский тяжелый крейсер «Admiral Graf Spee» у Ла-Платы при идеальной видимости открыл огонь с дистанции чуть более 90 кб (формулярная дальность стрельбы — 190 кб); британские линейный крейсер «Hood» и линкор «King George V» по линкору «Bismarck» в Датском проливе 27 мая 1941 года — с дистанции около 122 и 120 кб соответственно, и лишь итальянский «Vittorio Veneto» в бою у мыса Матапан 28 марта 1941 года, похоже, открыл огонь по британским крейсерам с дистанции 135 кб.
Во всех случаях реальной предельной дальностью стрельбы для линкоров по опыту Второй мировой войны можно признать дистанцию не более 140 кб. И нам все эти примеры были известны.
Таким образом, получается, что ни один из современников советского линкора пр. 23 в действительности не мог реализовать полную дальность стрельбы своих орудий главного калибра, и можно считать, что все линкоры способны открыть огонь одновременно. А потому и оценка параметра «максимальная дальность стрельбы» при стрельбе по морской цели теряет всякий смысл.
Именно здесь американцы продемонстрировали свой рациональный прагматизм. Действительно, зачем создавать дорогие сверхдальнобойные орудия, лучше иметь пушки, стреляющие на реальные дистанции, но зато более тяжелыми снарядами. Советский 406-мм бронебойный снаряд весом 1100 кг пробивал на дистанции 150 кб броню в 350-мм, на 180 кб — 300-мм, а на 210 кб — только 240-мм. Выходит, для гарантированного пробития главного броневого пояса большинства линкоров требовалось сблизиться с ним на дистанцию менее 150 кб. И здесь американский линкор с его 1225-кг снарядами и минутным весом залпа в 22 т выглядит предпочтительнее. Однако в эти нюансы предпочли не вникать. Раньше об этом нужно было думать, а не когда орудие Б-37 уже находилось на полигоне.
А вот вопрос о том, что лучше иметь: единый универсальный калибр или отдельно противоминный калибр и зенитный калибр дальнего боя, задел комиссию за живое. Дело в том, что единство по данному вопросу отсутствовало. Например, вице-адмирал Л.Г. Гончаров категорически заявлял, что никакие опыты не могут обосновать приемлемость универсального калибра.
Другие члены комиссии, в принципе, не исключали использования единого универсального калибра, если опыты покажут, что дистанционная граната калибром 130-мм эффективнее по воздушной цели, чем, например, пять 85-мм снарядов ударного действия. Но обратите внимание: речь идет о 130-мм дистанционной гранате. В то время для нас радиовзрыватель был из области полуфантастики.
При этом члены комиссии знали, что англосаксы фактически вернулись к классической идее «Dreadnought» с его двумя калибрами: один главный для морского боя, другой — для самообороны. То есть на «North Carolina» и последующих американских линкорах, на британском «King George V» отказались от промежуточного противоминного калибра. Одновременно новейшие германские, французские и итальянские линкоры имели раздельные противоминный и зенитный калибры.
С немцами все было понятно: их корабли изначально рассматривались как рейдеры, и им требовался сравнительно «дешевый» 150-мм калибр для быстрого потопления судов противника. Итальянцы и французы тоже не скрывали, зачем им противоминный калибр. Это объяснялось специфическими условиями Средиземного моря. Развитая система базирования, преимущественно хорошие погодные условия, темные южные ночи создавали очень благоприятные условия для применения эсминцев, которые массово строились как в Италии, так и во Франции.
В дорадиолокационную эру эти корабли представляли значительную угрозу для крупных надводных кораблей, в том числе линкоров. Вот и требовались им сравнительно скорострельные, но одновременно крупнокалиберные орудия, которые могли бы в кратчайший срок вывести нападавшего из строя. Здесь все понятно — классика.
А вот задумки англо-американцев были не совсем понятны. Впрочем, что касается британцев, то тут все оказалось просто. Они оказались джентльменами, а заодно реальными жертвами во многом ими же организованных Лондонских конференций: только британцы построили линкоры в строгом соответствии с договоренностями — стандартное водоизмещение 35 000 т и главный калибр 356 мм.
Как показал опыт сразу нескольких стран, в том числе советский, создать полноценный по защищенности линейный корабль такого водоизмещения не то что с орудиями калибром 406 мм, но с 356-мм пушками возможно, лишь отказавшись от противоминного калибра. Англичанам просто деваться было некуда, и они создали зенитные 133-мм орудия, которые изначально рассматривались как универсальные. При этом британцы уже имели удачные 114-мм зенитки, но для отражения атак эсминцев они однозначно оказались слабы.
В этом отношении 133-мм калибр признали вполне достаточным, а вот как зенитный он не оправдал возлагавшихся на него надежд. Точнее, не калибр, а артиллерийские установки QF Mark I.
Дело в следующем: чтобы вести стрельбу по самолету в упрежденное место цели, то есть сопровождая его, необходимы в том числе высокие скорострельность и скорости углов наведения. Из-за раздельно-гильзового заряжания практическая скорострельность 133-мм орудий не превышала 7–8 выстрелов в минуту. Да и скорости, особенно горизонтального наведения башни, для стрельбы по скоростным целям были уже недостаточны.
Теперь посмотрим, как обстояли дела у американцев. Сразу отметим, что заложенный одновременно с «King George V» «North Carolina» изначально имел стандартное водоизмещение как минимум на 2000 т больше договорного — американцы всегда имели специ фическое отношение к любым договорам, обычно, в их понимании, они подлежали исполнению прежде всего другими.
Но это в данном случае не принципиально: они сумели создать вполне отвечающую своему времени 127-мм зенитную артустановку, обеспечивающую скорострельность 20 выстрелов в минуту. А если сюда добавить, что уже в 1943 году у них появился 127-мм снаряд с радиовзрывателем, то преимущество американской Mk 28/3 по сравнению с британской QF Mark I становится подавляющим. В Советском Союзе и такие орудия отсутствовали. Имевшиеся 100-мм зенитные пушки для отражения атаки современного эсминца были маломощны.
Другое дело, что появление качественной радиолокации в принципе поставило крест на лихих торпедных атаках. То есть спор оказался беспредметным. Но мы тогда этого не заметили и являлись единственной страной в мире, которая после Второй мировой войны продолжала строительство кораблей, вооруженных противокорабельными торпедами. Комиссия отмечает высокую скорость американских линейных кораблей типа «Iowa». Однако мы тогда не осознавали, что известный нам британский опыт и тихоокеанский американский — большая разница...
© А.В. Платонов, Р.В. Кондратенко
Фрагмент статьи из сборника "Гангут" №107/2018