Пусть маленькое, но царство. Пусть лишь один подданый, но преданый всей душой. Главное - ждать. И всё образуется». И хотя это «всё образуется» подразумевало чужую смерть, Зину такой сценарий уже не смущал совершенно: «Значит, так нас расставила судьба. А против неё не попрёшь, - повторяла она постоянно, - судьба».
Продолжение повести Ивана Карасёва "Ниточка жизни"
Начало:
1. Как жили молодые девчонки в послевоенном Ленинграде
2. Начало Зининой жизни
3. Поход в магазин оказался началом новой жизни
4. Конец раздумьям. Зина выбирает новую стезю
5. Первый визит к художнику
6. Позировать обнаженной? Раздеться перед посторонним мужчиной? Зина, тебе решать...
7. Портрет в стиле "советское ню"
8. Любимая натурщица Зина
9. Стоит ли сравнивать двух мужчин, деливших ее постель?
10. Любовные страсти повсюду: и в мастерской художника, и в больничных кабинетах
11. Зина проиграла бой за место под солнцем
12. В Зининой жизни - сплошные утраты
13. День рождения Зины
14. Если 37-ой прошел мимо тебя, не шути о нем, Зина
15. Карабкаться вверх, подняться, распрямиться...
В тот день, их истосковавшиеся по ласке тела было не остановить. Они не работали, Водовозов так и не взял в руки ни карандаш, ни кисть. Зина даже не вспомнила о том, чего ей так не доставало в последнее время – о занятиях живописью. Не до того было. Но в затягивавшиеся с каждым разом паузы Зина брала себя в руки и уверенно вернулась к прежней роли повелительницы своего любовника. Он послушно, не позаботившись о какой-нибудь тряпке дабы прикрыться, бежал ставить чайник, нёс печенье, стакан воды и даже работал полотенцем как опахалом, когда Зина, после очередного соития не могла отдышаться.
Она смотрела на голого мужчину. Он суетился, метался по мастерской. Она видела тело мужчины в годах и с удовлетворением отмечала: «А он стареет, причём прямо на глазах». полтора года назад на поросшей густой тёмной шерстью груди не пряталась ни одна седая волосинка, а теперь добрая четверть «леса» стояла как припорошенная снежком. Животик выдавался более прежнего и начинал обвисать по краям. Прибавилось дряблости на жидких бёдрах. И наконец то самое, что заставляло Зину кричать, плакать и умирать от удовольствия, в «нерабочем» положении как-то совсем скукожилось, сморщилось и совершенно не возбуждало Зину. И там тоже попёрла седина. «Вот и хорошо, в постели он Бог, а в голом виде – скоморох. Это очень кстати, не хватало ещё втрескаться в него. Нет уж, Сашенька! За твои умения и возможности огромное спасибо, но после «ЭТОГО» - я царица, и ты будешь прыгать у меня на задних лапках».
Она потянулась, нисколько не смущаясь своими легкомысленно раздвинутыми ногами, куда опять упал восхищённый взгляд Водовозова, и попросила:
- Оделся бы ты, Саша. Знаешь женскую шутку?
- Какую, - поинтересовался Водовозов.
- Простую. Что такое «чёрти что и сбоку бантик»?
- Нет, - признался Водовозов.
- А угадать слабо?
- Ну, может, неудачный новогодний подарок, - предположил Водовозов.
- Не-а, подумай, я же неслучайно попросила тебя одеться.
Водовозов окинул себя взглядом.
- Я что тебе не нравлюсь?
- Да нет, нравишься, особенно зайчик твой, когда во мне скачет. Он у тебя такой прыгучий.
- Ну так причём тут «оденься»? Подожди, попьём чай, я попрыгаю ещё, ещё и ещё.
Он с готовностью провёл ладонью по её твёрдому, почти как камень, бедру. Коварные пальцы приблизились к самому сокровенному.
Зина не отреагировала. На сегодня было достаточно, даже сверх меры.
- Хватит, мой неутомимый, надо же, тебя годы не берут, мужики в твоём возрасте уже наполовину импотенты.
- Так что такое «чёрти что и сбоку бантик»? - не унимался Водовозов.
- Саша, «чёрти что и сбоку бантик» - это голый мужчина в профиль.
Водовозов не обиделся и даже рассмеялся:
- Ну да, представляю картинку, аполлонов среди нас маловато. До красоты женского тела мужскому как до Луны. Будет исполнено, моя повелительница. И на будущее учту.
«Вот и хорошо, - отметила мысленно Зина, - хотя насчёт мужского тела ты не прав. Валя был идеален. И где же ты, мой Валя? Теперь, после Водовозова, я бы тебя такому научила. У нас каждый день было бы всё волшебно, неповторимо».
Но Вали не было, как и известий о нём. Зато Водовозов был вполне реален, и Зина сегодня это многократно ощутила физически. Он был, он есть, он рядом, он с ней, он в ней. Её художник, её любовник, её Бог и её слуга. Два в одном, нет четыре, а может и пять.
Зина, кивнув насчёт дежурного чая, скрылась за ширмой.
День прошёл прекрасно, хоть и без малейшего прикосновения к искусству. Впрочем, к искусству любви было, и не одно. В общем, Зина осталась довольной. И телом, и разумом. Но только не душой. Душа требовала иного. «Ничего, придёт, всё образуется, устаканится, и когда-нибудь, кстати, наверное, не так долго и ждать осталась, она станет ЕГО женой». Зина опять поймала себя на мысли, что она ждёт и не просто ждёт, уже желает смерти другому человеку. Пусть этот человек ненавистная, злобная Глафира. Но всё же человек. Трудно ощущать себя немножко убийцей. «Трудно, но придётся, нечего слюни распускать», - Зина поставила точку в своих душевных терзаниях. Жизнь ведь такая штука, что в ней постоянно кто-то кого-то съедает. Рыба и птица - червей, человек – рыбу и птицу, черви – человека. В этом круговороте еды, у Зины своё место, и у Глафиры – своё. «Значит, так нас расставила судьба. А против неё не попрёшь». И она даже не пыталась противиться судьбе, а лишь помогала ей, не отказывая Водовозову. А он только радовался, его здоровый мужской организм соскучился по женскому телу. И теперь, когда у них с Зиной роман завертелся с новой силой, он источал такую мощь, что Зина лишь диву давалась: «Молодец какой, и откуда в тебе столько прыти?»
На этот вопрос ответ не мог последовать, или мог, но тогда он был всего один – любовь. Водовозов, на самом деле, по уши, по макушку самую был влюблён в свою натурщицу, в свою Зину с красивыми крупными бёдрами, сводившими его с ума, налитыми соком будущего материнства умопомрачительными грудями, розовыми, чувственными губами и внутренним огнём, который он умело разжигал.
***
Их бурная, фееричная связь продолжалась. Каждый день был праздником. Они уже не могли терпеть Зинины дежурства в больнице, и она уволилась. К её огромному удивлению, отпустили без всяких проблем. Квадрат Иваныч даже был доволен, одной свидетельницей его былых увлечений меньше, и подписал заявление не раздумывая. Так сбылась давняя мечта Зины. Но увольнение означало потерю места в общежитии и соответственно прописки, однако и это уже не пугало её.
Зина ночевала в мастерской, днём они иногда выходили пообедать в столовой, что очень устраивало Зину. Готовить она не любила и, по правде говоря, не умела. Не нужно было это в её одинокой общежитской жизни. Верхом Зининого кухонного мастерства был простенький супчик или блины со сметаной. И когда они, наевшись общепитовских котлет, возвращались к себе, даже очень трепетно относившийся к своей репутации Водовозов теперь высокомерно кивал в ответ на вечный вопрос растерянной вахтёрши: «Эта девушка с вами?»
Из общежития Зина забрала свои вещи даже не попрощавшись с девчонками из своей комнаты. Они были на работе в тот момент. Комендантша очень удивилась, когда Зина пришла сдавать бельё: «Мы же тебе только что матрац поменяли!» Зина не ответила, лишь усмехнулась про себя: «И теперь я должна по гроб жизни благодарить тебя за это? Соседок может тоже поменяешь?» Только попросила тётю Пашу не выбрасывать её письма. Стешке она написала, но пока дойдёт письмо, пока то да сё, да мало ли что ещё, в общем попросила. Теперь лишь обшарпанный стол для писем связывал её с бывшим местожительством. Новую прописку Водовозов ей организовал. Опять-таки в общежитии, но для работников театрального искусства. Он оформлял какую-то пьесу для театра имени Пушкина, и там ему посодействовали. Кому-то это позволило занять номинальную койку. Можно ведь иметь прописку в коммуналке, а жить в общежитии, если своих родичей уже на дух не переносишь.
Зина была никем, ну по советским понятиям никем. Не женой, не натурщицей (они ведь в мастерских не живут, как известно). Она была любовницей и содержанкой будущего вдовца, знаменитого художника Водовозова. Квартировала у него, в его просторной рабочей комнате на диване, там же столовалась. Мыться, правда, приходилось стоя в тазике, но Зине было не привыкать, она и не через такое проходила. А тут Заслуженный деятель искусств тёр ей спинку, причём делал это с огромным удовольствием. В общем, большой дом с жильём для высокопоставленных чиновников и маститых профессоров с мастерскими художников на последнем этаже стал Зининым домом. Не сравнить с общежитием.
Только когда Водовозову нужно было поработать с другой моделью, Зина выходила погулять, а то добиралась трамваем до Гостиного Двора, выбирать себе обновки, или гуляла по Невскому – единственному месту в городе, которое Зина любила. Останавливалась у Дома книги, перед тем, как туда зайти. Она уже знала, как называется стиль, в котором выстроено это и много других зданий в городе – модерн. Именно такие дома ей нравились больше всего. Любовалась башней на повороте крыши главного книжного магазина города, рассматривала величественного орла у основания её купола, прямо над центральным окном пятого этажа, двух человечков на самой верхотуре с чем-то вроде огромного глобуса над головами. Казалось, что они едва удерживают его на поднятых руках. Потом шла к «Спасу на крови» с его витыми, не питерскими, луковицам. Оттуда направлялась на площадь Искусств к Русскому музею и памятнику Пушкину. Там поворачивала на Невский мимо «Европейской», с которой связывались приятные воспоминания о прошедшем в феврале дне рождения. И, конечно, не забывала Зина посетить и другой шедевр модерна – Елисеевский магазин. Теперь все вкусности ей были по карману, правда, далеко не всегда в наличии. Зато в кондитерской «Норд» недостатка в конфетах, тортах и пирожных не наблюдалось никогда. И Зина с удовольствием брала «Мишку на севере», о котором раньше только мечтала, «Белочку» или «Кара-Кум», «раковые шейки», не обходила стороной и фирменные «нордовские» пирожные.
Естественно, она не сметала сразу всё накупленное, съест по конфетке из каждого кулёчка и домой. Художник Водовозов тоже оказался сладкоежкой.
Так Зина устраивала свой быт, обживалась на новом месте, а выезды на Невский разнообразили её довольно скучную и монотонную до недавнего времени жизнь. Однажды Зина прихворнула, поднялась температура, кашель раздирал горло. А к художнику уже спешила другая специалистка по пластическим позам. Пришлось Саше Водовозову ловить её у парадной, дико извиняться, отменять сеанс, ссылаясь на срочный вызов в партком Союза Художников. В глубине души Зина была очень довольна своей болезнью, наконец-то она оказалась важнее всего остального для «Сашеньки». Он крутился вокруг неё, приносил, уносил, бегал в аптеку, даже договорился с сиделкой, чтобы побыла с женой вместо него парочку вечеров. Вот Зина и не очень стремилась выздоравливать.
Эта новая жизнь по первости Зине нравилась. В ней было два существенных плюса: не надо было работать в осточертевшей больнице и приходить на дежурную ночёвку в общежитие. Сталкиваться с презрительным взглядом старой ханжи тёти Паши тоже необходимости не было. Ведь слухи о последней телеграмме Водовозова каким-то непонятным образом до неё всё же дошли. В общем, вроде бы всё складывалось распрекрасно. Зина работала натурщицей, получала за это деньги, жила одна, имела «отношения», как она это называла, с Сашей Водовозовым, и, по большому счёту, ни от кого не зависела. Ни от доброй воли Квадрата Иваныча, или главврача, ни от соседок по комнате. Ну разве что от одного Водовозова. Однако пока она держала его в полном подчинении. Саша стал совершенно ручным, и там, в мастерской он полностью ей повиновался. Даже моменты для «ЭТОГО» выбирала Зина сама. Ну коли не хотелось ей, если вдруг вспоминался морщинистый «инструмент» Водовозова, то она всегда находила предлог отдалить мгновения пылкой близости. А коли зачесалось, заскреблось там, внутрях самых, то сподвигнуть художника на очередной мужской подвиг не составляло никакого труда. Казалось, он всегда был готов. Получалось, что наконец-то Зина зажила в своё удовольствие. Ну почти. Было всё: сытая жизнь, занятия живописью, мужчина, не совсем тот, которого желала, но зато такой опытный и умелый в постели. Не хватало лишь официального статуса жены. «Ничего, - успокаивала она себя, - придёт, скоро всё образуется». И хотя это «всё образуется» подразумевало чужую смерть, Зину такой сценарий уже не смущал совершенно: «Значит, так нас расставила судьба. А против неё не попрёшь, - повторяла она постоянно, - судьба».
Но над Зиной тоже всегда висел дамоклов меч непростой планиды. Он тянул её горбатиться на дядькином огороде в детстве, бросал под бомбы на узловой станции Бологое, таскал по пропахшим карболкой и немытыми телами коридорам больницы, заводил в комнату с пятью койками пролетарской общажки.
И вот теперь, когда всё, казалось бы, шло на лад, должно было устроиться, она, судьба эта, ударила её с неожиданной стороны. Зашла проверить нет ли письма от Стешки. От Стешки ничего не было, но было там, на облезшем старом столе, другое, для неё, адрес отправителя – Тульская область, город Сталиногорск, улица Ленина, дом, квартира, Сухоруков С.М. «Кто этот Сухоруков С.М.? - наморщила лобик Зина. – Что-то знакомое. Сухоруков, Сухоруков. А-а, это тот, который про Валю написал».
Она поправила левой рукой непослушную прядь чёлки, правая держала конверт. Потом несколько мгновений оставалась неподвижной, но, внезапно обретя решительность, быстро развернулась и, пряча глаза от вредной вахтёрши, буркнула «До свидания». Зина пулей вылетела из дверей здания с опротивевшей вывеской «Общежитие номер 2». Ниже были ещё какие-то слова мелким шрифтом, но она ни разу не удосужилась их разобрать.
Несмотря на холод и пронизывающий ветер разорвала край конверта, выдернула сероватый листок, написанными размашистым почерком. Она его уже видела, читала, это было снова про Валю. Начало текста почти полностью повторяло предыдущее письмо, оно сразу вспомнилось Зине.
«Уважаемая Зина! Пишет Вам Сухоруков Сергей. Как Вы помните, я почти год в плену провёл с Валентином Шабловским. Я так понимаю, что у Вас от него до сих пор нет никаких известий. Это неудивительно. Нет, не пугайтесь, я не хочу сказать, что он не выжил. Даже, скорее всего, наоборот, я почти уверен, что плен он пережил. Не так давно, будучи в командировке в Туле я встретил своего бывшего сослуживца. Мы вместе попали в плен, вместе были в лагере под Вязьмой, потом нас отправили в разные «шталаги», как это называли немцы. Меня – в Баварию, его – на север, в Росток. Нам повезло больше, мы хотя бы работали в помещении, я вообще - в санчасти, а они - в порту, на ветру и на холоде. Плюс работа была тяжёлая: техники у немцев уже не хватало, поэтому суда из Швеции и Финляндии разгружали в основном пленные, вручную. Возьмутся вчетвером за тяжеленную железную трубу и катят по досточкам. Кормёжка, конечно, слабая была. Только, чтобы могли работать. Эсэсовцы их гоняли на износ. Многие не выдерживали, умирали, некоторые даже находили способ покончить с собой, там это было нетрудно. Сделал три шага в сторону, и по тебе стреляют.
Я почему так долго пишу об этом. Чтоб вы поняли, как тяжело было людям. Там мой бывший однополчанин оказался вместе с Валей, они жили в соседних бараках. Ему почему-то не удалось устроиться в санчасть. Мой товарищ не смог объяснить почему. Может, там врачей хватало по меркам шталага, может, ещё почему. Короче, он оказался на общих основаниях, так сказать. Но не долго, не больше полугода, хотя и за это время он мог неоднократно погибнуть. Потом получил место капо в бараке, или в блоке, как там говорили. Это что-то вроде старосты. Были разные капо, кто-то выслуживался перед немцами, кто-то старался помочь своим. Но факт тот, что это был способ выжить: капо не гоняли на тяжёлые работы, их кормили лучше. Валя, по словам моего товарища, не зверствовал, как некоторые, хотя он, как Вы знаете, был физически сильным человеком и мог при своих полномочиях избивать пленных. Но в любом случае, чтобы стать капо, надо было быть на хорошем счету у немцев. Вот поэтому я думаю, что плен Валя пережил, моего товарища перевели в другой лагерь осенью сорок четвёртого, и тогда Валя всё ещё был капо. Но после освобождения у него неизбежно должны были начаться проблемы с нашими особистами. Я писал в первом письме, что нас всех долго проверяли. А он и без проверки – пособник. Хотя, повторяю, ничем плохим Валя не запомнился моему однополчанину. Но всех капо сразу арестовывали, а потом уже допроверяли. Так что, я думаю, он получил срок. Может, поэтому Вам не пишет, стесняется сказать за что сидит. Только я не верю, что он мог стать плохим человеком. Поэтому, если Вы не устроили свою личную жизнь, советую надеяться и ждать. С уважением, Сергей».
Пальцы совершенно окоченели. Ноябрь всё же. Одинокая крупная снежинка покатилась по наклонённому листу бумаги. Зина сложила листок и сунула его в сумочку, попробовала согреть руки дыханием. Получилось плохо. Нужно идти домой. «Домой», - поймала она себя на мысли. Теперь мастерская – её дом. Пусть не настоящий, но всё же дом. И тут оно, это письмо. Опять. «Опять ты появился, - прошептала она, обращаясь к Вале, - зачем? Да я тебя любила, и ещё сейчас, наверное, где-то люблю. Но ты ведь ушёл, а у меня другая жизнь. Другая. Только-только начала налаживаться! Ну почему ты не можешь уйти навсегда? Навсегда, как смерть уносит? Ну почему меня надо мучить? Уже целых восемь лет? Почему?» Есть вопросы, на которые люди не способны дать ответ, никогда. И этот был такого рода.
А накануне Зина сделала аборт, не от Вали, от Водовозова. Естественно, нелегально, ведь никаких медпоказаний не было, не могло быть. Саша повёз её к знакомому профессору. Зина долго будет помнить высокомерный взгляд этого старичка с седой клиновидной бородкой и его язвительное предложение раздеться: «Ну-с, милочка, раздевайтесь, но в этот раз не для картины». Да, в этот раз не для картины она раздевалась перед мужчиной, а для убийства собственного ребёнка. И в тот, в выходной, праздничный день Седьмого ноября за крупную сумму денег седой старичок-профессор лишил её ребёнка. Водовозов ведь сказал: «Пока нельзя. Надо ждать». Чего ждать понятно. Цепляясь за жизнь, отдаляя свою собственную смерть, Глафира Урбанская убила ещё не родившееся существо. И, может быть, других, ещё не зачатых тоже.
Продолжение:
1. Твои картины злы. Чем, Зина, не угодил приютивший тебя Ленинград?
2. Зинина свадьба
3. Новое увлечение Зины
4. У Зины все козыри на руках
5. "...Ты, как будущность, войдешь..."
или на сайте
https://www.jkclubtext.com/knigi
Вам может быть интересно:
У французской пары не было детей, и они взяли их в советском провинциальном детдоме
Эта старая казацкая шашка спасла мальчику жизнь
О первой любви и о последней встрече с ней
Она - любовница женатого человека. Она не может решить: рожать или нет. Если бы не случайная встреча под парижским дождем...