Атомная отрасль России радикально отличается от советской — не только новыми технологиями, структурой и зарубежной экспансией, но и тем, что ставит перед собой цели устойчивого развития. О сегодняшней жизни «Росатома», международных проблемах и проектах, а также экологии и образовании глава корпорации Алексей Лихачёв поговорил с президентом Московской школы управления СКОЛКОВО Андреем Шароновым.
Андрей Шаронов, президент бизнес-школы СКОЛКОВО: Почему «Росатом» принял решение развивать направление устойчивого развития и объявил это одним из своих приоритетов?
Алексей Лихачёв, гендиректор «Росатома»: У нас просто не было другого выхода. На мой взгляд, это самая удачная за последние два-три десятилетия попытка сформулировать глобальную повестку. Было несколько попыток определить, детерминировать глобальную повестку развития. Были подходы…
Андрей Шаронов: Да были цели тысячелетия, по-моему…
Алексей Лихачёв: Совершенно правильно. И в этом смысле мне кажется наиболее удачным всё-таки именно последний подход, который увенчался формулировкой целей развития. Для меня важно, что в центре здесь не интересы корпораций, монополий, отраслей, тех или иных политических или бизнес-элит — здесь в центре стоят интересы человека.
С другой стороны, вот считанные дни остались до 75-летия нашей отрасли. Как известно, толчок к официальному созданию атомной промышленности в Советском Союзе был дан известными событиями в Хиросиме и Нагасаки в начале августа 1945 года, и 20 августа 1945 года было принято решение о создании специального атомного министерства.
Андрей Шаронов: Что в то время было связано отнюдь не с целями устойчивого развития, замечу!
Алексей Лихачёв: Это было абсолютно связано с темой устойчивого развития планеты в формате августа 1945 года! С сохранением мира на Земле и недопущением новой эскалации и третьей мировой войны.
Если бы не было решения тогдашнего правительства о создании атомного проекта в Советском Союзе, далеко не факт, что сегодняшняя политическая карта мира выглядела бы так, как она выглядит.
Поэтому на главный вызов мы отвечали. Атомная отрасль Советского Союза, а сейчас — Российской Федерации всегда отвечала на главные вызовы человечества, понимаете?
Сейчас мы, конечно, совсем другие. Наша продуктовая линейка, набор задач очень сильно изменились, расширились — мы глобальная компания, работающая в десятках стран. Ну и, понятно, становясь глобальной компанией, мы смотрим на глобальную повестку дня.
Мне показалось логичным взять на флаг формулировки целей устойчивого развития, вполне себе конкретные. Более того, в новой стратегии «Росатома» то, к чему мы будем идти ближайшие десять лет — участие в реализации целей устойчивого развития, — прописано как стратегическая цель.
Андрей Шаронов: Что происходит в мире в компаниях атомной индустрии с точки зрения движения к целям устойчивого развития?
Что вы делаете для того, чтобы никто не сомневался в соответствии вашей отрасли целям устойчивого развития?
Алексей Лихачёв: Совсем недавно Европарламент принял методологию определения подходов к финансированию тех или иных отраслей. Действительно, не получили окончательного подтверждения в этой методологии ряд отраслей, включая нашу. По вопросу атомной энергетики продолжается дискуссия.
Я, в принципе, с нашими коллегами из Европарламента согласен: не все страны-участницы атомной семьи на сегодняшний день имеют хорошие программы развития, в первую очередь работы с отработавшими элементами — с отработавшим ядерным топливом, программы по выводу из эксплуатации старых объектов.
Надо понимать, что мировая атомная энергетика совсем молодая. Официально первый промышленный реактор был создан в Советском Союзе, это был 1954 год. Ну, совсем мы дети ещё в этом смысле! Поэтому, конечно, не всё связанное с бэкендом, то есть с хвостом нашего производственного процесса, сейчас рядом стран осмыслено.
У нас в России есть полное понимание в том числе и дальнейшего развития и выхода на замкнутый топливный цикл, то есть постоянное рециклирование радиоактивного материала в топливной сфере. Здесь мы являемся своего рода образцом, создаём международные проекты и, естественно, и у себя тоже исповедуем эту идеологию.
У нас продолжится дискуссия с европейскими органами. Но она, к сожалению, политизирована. И далеко не всегда её последствия вытекают из технологий — иногда принимаются просто политически мотивированные решения.
Никаких запретов, ограничений на развитие атомной энергетики в Евросоюзе нет. Более того, мы очень активно сейчас работаем с нашими венгерскими, финскими партнёрами по становлению их проектов; болгарский проект будет, вот-вот рестарт у него произойдёт.
Считанные дни остаются до энергопуска на белорусской станции нового блока — первого блока в Белоруссии. Еврокомиссия очень активно там присутствует. Мы договорились с белорусскими партнёрами, что они будут открыты и все стресс-тесты, все необходимые процедуры пройдут.
Что касается международного взаимодействия, у нас очень хороший диалог идёт в первую очередь с нашими европейскими партнёрами. Я прямо отдельно выделил бы атомную семью Франции — это EDF. Ну, нам вообще есть чему поучиться! Во Франции в базе 71%...
Андрей Шаронов: Самая большая доля атомной энергетики!
Алексей Лихачёв: ...71% в базе, до 80% на пике генерации удельный вес атомного электричества в общем энергобалансе страны. Это, конечно, огромная подпитывающая среда для научных исследований, для работы, ну и, что уж греха таить, и ядерного оружейного комплекса: Франция — ядерная держава, в этом смысле никаких сомнений нет.
Андрей Шаронов: В движении к целям устойчивого развития как вы определяете приоритеты? Какие цели являются приоритетными и как это отражается в линейке того, что вы строите и делаете?
Алексей Лихачёв: Недорогая и чистая энергия — одна из целей устойчивого развития — это в первую очередь для нас расширение присутствия в энергоповестке.
Мы приблизились к 20% в России, а президент ставит задачу перейти к 25% удельной генерации, и вышли на международные рынки. По объёмам выбросов парниковых газов на всём жизненном цикле мы чуть-чуть отстаём от ветроэнергетики — там 11 тонн CO2-эквивалента на гигаватт-час, а у нас 12 тонн на гигаватт-час.
Все остальные виды генерации, то есть уголь, тепловая генерация, солнечная и гидро-, они кратко превышают на жизненном цикле количество этих выбросов.
Поэтому начинаем, естественно, с атомной генерации. Но не только крупные, но и небольшие блоки, средние блоки, модульные установки, передвижные установки, в том числе плавучие атомные станции.
Андрей Шаронов: Ветрогенерация в энергетической повестке у вас тоже присутствует…
Алексей Лихачёв: Есть и ветрогенерация. Мы сдали первый самый крупный в России промышленный ветроэнергопарк — в Адыгее, 150 мегаватт; до конца года сдадим такой же на Ставрополье — Кочубеевская ВЭС так называемая.
Андрей Шаронов: А это социальная нагрузка или это стратегия?
Алексей Лихачёв: Нет, нет, это бизнес!
Что касается экологии — здесь большая дискуссия в правительстве шла, и в конечном итоге нам поручили создание в стране всей системы работы с промышленными отходами первого и второго класса опасности — это самые зловредные отходы. Их и накоплено огромное количество, и постоянная их генерация идёт.
Поэтому мы, с одной стороны, создаём заводы по переработке собственно наработанного наследия и новых объёмов этих отходов, нарабатываемых сегодня непосредственно на предприятиях, но вместе с тем разрабатываем технологии сокращения.
Это очень важная, очень большая работа. Всё, что связано с экологией и экологическими проектами, за последние три года стало и продуктом, и частью мировоззрения.
Андрей Шаронов: Если я правильно помню, как раз Еврокомиссию смущают не углеродные выбросы, которые у вас очень низкие, на уровне ветроэнергии, а отработанное ядерное топливо. Они смотрят, насколько эта часть бизнеса может быть безопасной в долгосрочной перспективе.
Алексей Лихачёв: У нас есть полное понимание этого. Энергоустановки атомной станции четвёртого поколения — это станции, работающие в системе замкнутого топливного цикла. При этом есть определённое наработанное наследие — оно у нас есть, мы с ним справляемся.
В некоторых наших странах-партнёрах этот вопрос не до конца решён. Там дискуссия продолжается: каким путём идти? Но это вопрос, на который ответят технологи.
У меня нет сомнений, что развитие атомной энергетики останется в повестке дня и Европы, конечно же, да и планеты в целом!
Андрей Шаронов: Два интересных зарубежных проекта — это атомные станции в Белоруссии, в Островце на западе страны, и в Бангладеш — тоже с довольно ощутимыми социальными последствиями.
Алексей Лихачёв: В обеих странах до этого не было атомных станций, но страны эти очень разные. Наша близость с белорусами понятна, но всё равно определённые сложности есть, потому что проект первый в стране.
Конечно, и Госатомнадзор Белоруссии, и правительство от нас требуют, может быть, 110% гарантий по безопасности, по качеству работ и так далее...
В Бангладеш площадка на берегу океана, километрах в 300 примерно от Дакки. Для Бангладеш этот проект — как для Египта Асуанская плотина. Он и рождает всеобщее воодушевление, и реально решит проблемы целого региона с точки зрения энергообеспечения, рабочих мест, дальнейшего развития бизнеса.
Могу сказать, что Шейх Хасина — премьер-министр, человек с огромной историей, одна из легенд Южной Азии, премьер-министр Бангладеш — у неё вопросы станции вне очереди. Этот проект самый крупный из сегодня реализуемых в стране.
Мы же, россияне, немножко избалованные. У нас сейчас каждый год вводится по новому блоку! Ну, ввели станцию новую — и ввели! Что же, в первый раз, что ли, понимаешь? А тут это прямо вот событие национального масштаба.
Андрей Шаронов: Вообще, традиционно атомная отрасль, Минсредмаш, — это такая всегда была белая кость, очень престижная отрасль. Что сейчас собой представляет работа с человеческим капиталом: и в компании, и в сотрудничестве с образовательной системой России?
Алексей Лихачёв: Конечно, сегодня такого престижа атомного образования, как это было, допустим, в 1980-е годы, — его сейчас наверное нет. Это надо понимать.
Андрей Шаронов: Гораздо больше альтернатив появилось, и вам тяжелее в них работать...
Алексей Лихачёв: Нашему поколению и нашим преемникам ещё предстоит вернуть это элитное отношение к естественным наукам, в первую очередь к ядерной физике, к ядерным технологиям и к понятию «инженер».
Вот то, что действительно в 1970-м году звучало гордо — «инженер» — потом уже в Советском Союзе начало девальвироваться, а окончательно было убито в 1990-е, — это, конечно, большой вызов.
Управленцам в любой сфере бизнес-образование поможет развить имеющиеся навыки или получить новые ─ улучшить свои лидерские качества, научиться эффективно управлять проектами, вести коммуникацию с командой и т.д