Это было одно из самых красивых зрелищ в моей жизни - яростный ливень с ледяным градом на вершине горы Большой Тхач. Это было одно из самых захватывающих зрелищ. И пока, несомненно, самое жуткое. Ничего подобного я бы не хотела пережить ещё когда-нибудь. Эта фотография сделана за несколько минут до того, как нас накрыла гроза. За секунду до этого кадра сквозь чёрные тучи полыхнула яркая, горизонтальная, почти белая молния, параллельная земле, я такие видела только в горах. Я начала считать - в детстве мама научила меня, как рассчитать расстояние до места, где ударила молния. Раз, - и по горам прокатился гром.
Мы убрали фотоаппарат и документы в непромокаемые пакеты, надели чехлы на рюкзаки, сын успел набросить дождивик. А следующий порыв ветра уже накрыл нас мелким и частым дождём.
Я помню, что незадолго до дождя я наблюдала за своим телом: как я иду, как несу рюкзак, как постепенно наваливается усталость, как все движения становятся заученными и механическими, и это помогает перестать испытывать усталость и тяжесть. Наблюдала, как от жаркого солнца на лице выступает пот, и как после ветер приятно холодит лицо. Наблюдала, как связаны дыхание и движение: если ровным становится одно, то выравнивается и другое. Я как будто спрашивала себя: что ещё я не знаю про своё тело? Что ещё оно способно почувствовать? Что ещё оно может вынести?
А Митя, мой старший сын, незадолго до дождя любовался необъятными просторами, которые открываются с хребта: далёкие снежные вершины, близкие свинцовые облака, белая пена волн цветущего рододендрона на горных склонах. Он хотел ещё больше впечатлений, ещё больше эмоций и ощущений. Он с восторгом смотрел на синюю стену дождя вдалеке и говорил: "Вот бы нам тоже оказаться в таком облаке!"
И мы оба получили то, что хотели.
Следующий порыв ветра накрыл нас мелким и частым дождём. Он как будто висел в воздухе, мелкий и колючий. Мы поднимались к вершине, заходили глубже в облако, и капли дождя застывали в воздухе. Скоро они превратились в острые льдинки, они били в лицо, царапали кожу и мгновенно таяли. Лицо горело. Глаза было невозможно открыть из-за ветра. До спуска с хребта оставалось ещё две вершины - подняться и спуститься, подняться и спуститься. Не было ни камня, ни трещины в скале, ни расщелины, куда можно было бы укрыться. Мокрая холодная одежда облепила тело. У сына стучали зубы, и он не мог спрятать в карманы белые, замёрзшие, негнущиеся пальцы. А я наоборот не могла достать из мокрых и узких карманов сжатые и замёрзшие кулаки.
Склон мгновенно стал скользким, движение замедлилось, наша группа растянулась. Из-за спустившегося облака мы даже не могли видеть тех, кто идёт в самом конце.
Нас было человек восемь. Мы остановились, чтобы немного подождать остальных. Мы с сыном встали напротив друг друга, пытаясь укрыться от ветра. Но ветер дул со всех сторон сразу, укрыться было невозможно. Митька дрожал. Он спросил: "Нам далеко ещё до спуска?" Я показала на следующую вершину: "Там, за ней". В глазах сына появилось отчаянье. Я подумала, что в моих, наверное, сейчас тоже. И сказала ему как можно спокойнее: "Надо просто идти, слышишь? Не думай о том, когда кончится дождь или когда мы дойдём. Просто иди. Думай о том, что ты идёшь". Он кивнул.
Дождь не прекращался ни на минуту. Мы поднялись на главную вершину стены Большого Тхача - 2368 метров над уровнем моря. Здесь начинался спуск - скользкий, опасный, долгий. Но это был путь в долину, путь вниз под облако, путь из-под дождя. И мы спускались, скользили по камням, осторожно перенося свой вес и вес рюкзака с камня на камень, с кочки на кочку, с корня рододендрона на следующий корень. Я хотела узнать, на что ещё способно моё тело? Я узнала.
Моё тело пропускает холод настолько глубоко, что я чувствую, как он обволакивает каждую мышцу и каждую косточку. Моё тело чувствует малейшие прикосновения: вот капля дождя стекает по лицу, вот капля дождя стекает по груди под курткой и рубашкой, вот капля дождя течёт вниз ниже колена. На горе во время грозы тело было напряжено, потому что пыталось аккумулировать и сохранить тепло. На спуске с горы тело было расслаблено, но собрано и гибко, ему нужно было ловить баланс и сохранять равновесие. Когда мы шли уже по склону, тело отключило все лишние ощущения, которые расходовали его ресурсы: я не чувствовала больше холода и веса рюкзака, не чувствовала усталости и голода. Были только ноги, которые важно устойчиво поставить на скользкий склон и зафиксировать так, чтобы безопасно перенести вес тела и рюкзака с одной ноги на другую. Под ногами чавкала грязь, в кроссовках хлюпала вода, с каждым шагом кроссовки наливались влагой и пускали пузыри. Идти было сложно. Я всё время оглядывалась назад, чтобы посмотреть, как идёт сын. И сын шёл. И я тогда ещё не могла понять, что я чувствую после этого испытания: вину перед ним? страх за него? восхищение им? Наверное, всё вместе.
Дождь кончился. Мы шли по мокрой дороге и в мокрой одежде. Но я чувствовала, что моё тело - мой самый главный помощник, мой крутой напарник, мой надёжный партнёр, с которым вместе мы теперь пройдём через любое испытание. Через любую травму, болезнь, спортивную нагрузку, роды, старение - что там ещё может случиться с телом? Мы пройдём, потому что именно сейчас я чувствую его как никогда раньше, я доверяю ему, я очень счастлива, что живу именно в этом теле. И сейчас я позабочусь о нём. Я представляла, как надену сухую одежду и буду пить горячий чай с мёдом.
Под Большим Тхачом мы остановились переодеться и подождать тех, кто шёл следом. Я спросила сына: "Как ты?" Он скинул рюкзак и сказал: "Это был классный совет, мам: просто идти". "Устал?" "Нет, ты что! Я сейчас вообще усталости не чувствую, даже рюкзак совсем не тяжёлый". Ух ты, его тело тоже провернуло такую штуку: само перераспределило внимание и ресурсы.
Большой Тхач после дождя был очень красив. И ещё был радуга. Но это уже была совсем другая история.
