Я много раз видела это место на картинках: изгиб реки Усьва, сплошная каменная стена больше 100 метров в высоту, одинокий Чёртов палец, отшельник, отщепенец. Я представляла, как поднимусь сюда вместе с детьми, как покажу им всю эту красоту. Но всё получилось совсем по-другому.
У вас бывает так, что какое-то место вас не пускает? Не складывается всё с самого начала: вы не можете найти жильё, автобусы туда не едут, а в машине заканчивается бензин, спускает колесо, портится погода, с ясного неба вдруг начинает капать дождь.
В первый раз мы поехали в Пермский край в начале мая. В праздничные дни в Усьве не оказалось ни одного свободного дома. Мы остановились чуть дальше, в Губахе, но на следующее утро всё небо затянуло тучами и начался такой дождь, что о прогулке по лесу пришлось забыть. На время нашего второго приезда дом мы нашли заранее - уютный, просторный, со всем необходимым для жизни (посудой, холодильником, постельным бельём, полотенцами, утюгом, даже с автономным отоплением и горячей водой). Рядом с домом - место для машины, продуктовые магазины. А ещё - большая, лохматая и ласковая чёрная собака - радость моих детей. Хозяин дома Женя всегда на связи - для любой помощи, по любым вопросам. Он показал нам на карте все маршруты к Усьвинским столбам, предложил довезти нас туда на моторной лодке. Но я же хотела идти пешком. Я отказалась, отметила на карте место, куда максимально близко можно подъехать на машине... И с утра машина не завелась.
Дети уже настроились на прогулку, и мы решили идти пешком. От места предполагаемой парковки до Столбов - чуть больше километра, от дома - восемь. Нас хватило на то, чтобы прогуляться по середины посёлка, собрать все лужи (Никита) и всех собак (Митя), и понять, что восемь километров в одну сторону нам всё-таки пока не по силам (Гоша). Мы перешли через Усьву по мосту и зашли в придорожное кафе пообедать. Потом я отвела детей обратно домой, снова собрав по пути все лужи и всех собак. А потом пошла к Столбам одна: ну сколько это место может так упорно меня не пускать?..
Уже на краю посёлка я поняла: это не место нас не пускало, это какая-то неведомая сила берегла детей от сумасбродной матери. Это мне нужно идти за красотой восемь километров по лесу, у них эта красота уже есть - вокруг, во всём. После прошедших дождей вокруг посёлка разлились реки, размыло всю дорожную грязь и глину. В лесу идти приходилось то вверх, то вниз, по узкой тропинке на одного человека, поскальзываясь на мокрой земле, карабкаясь по корням. Потом было чавкающее болото, где нужно было прыгать по кочкам. Потом был очень крутой подъём вверх, где мне пришлось два раза остановиться и перевести дух. Потом, уже на вершине, были смотровые площадки с глубокими расселинами со всех сторон, узкими, замаскированными камнями, корягами, землёй и травой.
Уже на краю посёлка я поняла: это путешествие для меня одной. И дело не только в физической сложности маршрута для младших детей, хотя и она почти сразу заставила бы нас повернуть обратно. Это дорога только для меня. Как моя собственная жизнь, как жизнь каждого человека для него самого. Мы живём рядом с другими людьми, но проживаем разные жизни. Даже время, которое мы проводим вместе, каждый проживает по-разному. Единственное, что есть у каждого из нас - только его жизнь, его собственная, ничего больше.
Я шла по лесу и просто дышала. Я чувствовала, как проминается под ботинками мягкая, влажная земля. Я чувствовала, как она поднимается вслед за ботинком, как рыхлое сдобное тесто. Земля тоже дышала. Весь лес дышал. Птицы-камышовки трещали, деревья качались и скрипели. Повсюду я видела следы человека: места стоянок, следы костров, ямы с походным мусором, ленточки на деревьях (кстати, какого чёрта?). Но самого человека я не встретила. Ни одного. Ни по пути туда, ни по пути обратно.
Я чувствовала, что это тоже про жизнь. Каждый человек один на своём пути. Тотально один. Я могу быть любимой, дочерью, женой, матерью, но когда болит моё сердце, оно болит только у меня. Когда я делаю вдох, только мои лёгкие наполняются воздухом. Когда я делаю шаг вперёд, только моё тело перемещается в пространстве на шаг. Когда я засыпаю в кровати рядом с маленьким сыном, только я засыпаю.
Я могу дать любимому человеку любовь, но только он сам может взять её или нет. Я могу открыть близкому другу душу, но только он решит входить ему или нет. Я могу показать детям весь мир, но только они могут увидеть его или не увидеть. Какая глупость - ожидать чего-то от другого человека, думать за него, решать за него, выбирать за него. Чувствовать разочарование и горечь, когда реальность вдруг перестаёт соответствовать нашим ожиданиям (или вообще не соответствует им с самого начала). Какая глупость - жить чужую жизнь...
Когда я добралась до скалы Чёртов палец, я уже точно знала, для чего была эта дорога. Это дорога к себе, дорога домой. Чёртов паец стоит в стороне от основного горного массива, в высоту он, кажется, метров 70. В хорошую погоду на него забираются скалолазы. В хорошую погоду по течению Усьвы мимо него спускаются катамараны и байдарки. Но в тот день была плохая погода, и это был мой день, моё путешествие домой. Я смотрела на мир, и в нём на много километров вокруг не было ни одного человека.
Это так сложно - жить свою жизнь. Это так сложно - знать, понимать и произносить вслух свои желания. Знать свои слабости, свои страхи, свои недостатки. Помнить свои поступки против совести. А ведь такие у каждого были, правда? Осознать своё одиночество, признаться себе в нём открыто и честно, внутри самой счастливой жизни, в окружении самых любимых. Одиночество - это не хорошо и не плохо. Одиночество - это не когда ты отдельно от других, это когда вы все, отдельные, вместе. И вместе вы очень красивые. И каждый один, отдельный - очень красивый.
В моей жизни именно сейчас есть вопросы, которые ждут только моего решения. Например, переезд. Мы с мужем всё время что-то сравниваем, взвешиваем, выбираем, рассчитываем. Планируем, как лучше, когда, куда. Но я чувствую, что всё это не главное. Главное - в готовности моего сердца. Только моего, ничьего больше.
Я возвращалась обратно, вышла из леса и уже дошла до пустой турбазы, когда встретила первого человека. Это был сторож турбазы, он сидел с ружьём на корточках на крыльце одного из домиков. Перехватив мой взгляд, он сказал: "Ворону караулю. Курицу оставил разморозиться, а она склевала половину. Это мой обед на три дня был!" Я растерялась. Мне сложно уложить в голове, что можно лишить кого-то жизни в отместку за украденный кусок обеда, даже трёхдневного. Я спросила его: "Разве ворона заменит курицу?" Он хмыкнул и пожал плечами, вот ведь какая бестолковая городская девица: "Да зачем? Я хоть моральное удовлетворение получу". Моральное удовлетворение от убийства. От убийства. Я попробовала сказать это себе вслух, чтобы понять, но мой мозг упёрся и отказался это понимать. Вот ведь насколько мы тотально разные, тотально отдельные. Не отдельные люди - отдельные миры. И я не знаю, хорошо это или плохо, что эти миры никогда не пересекутся. Мне хотелось сказать этому сторожу ещё что-то, хотелось предложить ему печенья из рюкзака взамен съеденной курицы, хотелось просто попросить его оставить ворону в покое. Но я только смотрела на него, а в горле стоял комок. Что можно сказать человеку, который считает себя настолько сильным и всемогущим, что воюет с вороной?
Я медленно пошла в сторону посёлка. Я чувствовала себя еврейским мальчиком-арестантом из фильма "Список Шиндлера", который уходит от Амона Гёта. Всемогущего Амона Гёта, который не умеет прощать, не умеет любить, жить не умеет, потому что у него даже ценности такой нет - жизнь. А потом я услышала выстрел и, оглянувшись, увидела, как между веток, широко раскинув крылья, падала большая чёрная ворона.
Я прошла железнодорожный мост и села на камень. Я сказала себе, что ноги просто гудят от усталости. Я сказала себе, что ничего нельзя было сделать, что свои мозги не вложишь в чужую голову. Пытался же Шиндлер рассказать Амону о прощении... Но в горле стоял комок от своей бесполезности, а перед глазами, раскинув крылья, падала и падала чёрная ворона. Я посмотрела на сторожа и спросила его вслух: кто из нас сейчас большая сволочь, ты или я? Он был далеко и не слышал. Да и слышал бы, всё равно бы не понял.
А я ещё острее почувствовала: всё, что у меня по-настоящему есть - это только моя жизнь. И есть она у меня - только сейчас, только в настоящий момент, только в этот один-единственный вдох и выдох. В этот один-единственный вдох и выдох.
