…я должен написать про Гент.
Я знаю – я должен. Сейчас, даром, что уже третий час ночи, скорее, скорее, бегом, бегом, все, что угодно, да не что угодно – головокружительную историю, такую, чтобы они (кто такие вообще они?) вот прям-таки ахнули, надо же, как оно бывает.
Скорее. Сейчас. Немедленно. Пока не уснул – а то чувствую, что проснусь уже в Норильске, да не просто в Норильске, а в самый разгар зимы, где черная буря рвет крыши.
Знаю я их – приглядятся, спохватятся, а ведь недостоин Гента, недостоин, какой ему, к черту, Гент, он за месяц написал полторы страницы, да такие полторы страницы, что лучше бы никаких не писал, чем это вот все… Так что на хрен ему Гент, в Норильске же как-то выдавал на-гора головокружительные истории про заброшенную станцию на Плутоне, последний оплот человечества, только жители станции об этом не знают, шлют сигналы в черную пустоту космоса, где солнце светит крошечной звездочкой…
Так что гнать его из Гента в три шеи, они не для таких Гент строили, а для таких, которые понимают, которые пишут, которые создают миры.
Сжимаю зубы.
Заставляю себя писать что-то уютно-сказочное про улочки Гента, по которым бродят древние истории. Получается не очень, но от уютно-сказочного больше и не требуется, лишь бы эти там прочитали и сказали, как уютно, как сказочно.
Но, конечно, они ждут от меня большего.
Много большего.
Чего-то глобального, чего-то, в чем будут пересекаться века, тысячелетия, эпохи, миры, судьбы, разбитые надежды…
Это будет не так-то легко. Особенно сейчас, когда время поджимает, и надо спешить, пока еще Гент, пока еще не Норильск. А что я хотел, сам виноват, у меня времени было больше, чем достаточно, чтобы продумать, прочувствовать, набросать вехи нового романа, новой вселенной…
.
…сам себе удивляюсь, как они сжалились надо мной, тут иначе не скажешь – сжалились, когда поняли, что с Гентом у меня все кончено, Гент выпит до дна, высосан дочиста, дотла – хотя еще вопрос, кто кого выпил до дна, мне все больше кажется, что город выпил меня до последней капли крови.
Поэтому я заснул в Генте – в обычном Генте, насколько Гент вообще может быть обычным – а проснулся в том уютно-сказочном городе, про который сам написал. В городе, пропахшем старинными легендами, имбирными пряниками, разноцветным шоколадом, пирогами с начинкой из снов.
Я уже знаю, что будет дальше.
Уже знаю.
Уже хожу по городу, уже смотрю на настоящие пряничные домики, на выходящих из них прохожих с совиными головами (ну да, да, я же сам все это писал!), на ожившие сказки, на зеркало реки. Я должен прочувствовать все это, я должен прожить целую жизнь в городе, пропустить его через свою душу, свое сознание, перемешать его со своими фантазиями, написать сказочные истории о нем…
…а потом я однажды усну в этом городе, а проснусь в городе, про который написал. И эта рекурсия будет длиться… я не знаю, сколько на этот раз. Пока они там не спохватятся, что мир Гента стал слишком не похож на настоящий, так не похож, что они уже ничего не понимают – и тогда меня точно отправят в Норильск, в холод, в зиму, в черную бурю, потому что нечего тут…
.
Там, конечно, тоже не все безнадежно, там, где снег в человеческий рост и ветер рвет крыши. Там я буду писать про последний оплот человечества, город на Плутоне, когда-то живой, а теперь вымирающий, заброшенный, все больше заметаемый снегом. Однажды я засну на Земле, а проснусь на этой станции, и буду прятаться среди сугробов от злобных тварей, порождений вечной ночи. Потом постепенно моя жизнь войдет в колею, станет привычной – и я от скуки начну сочинять какую-нибудь фантастическую историю, невероятную для этого мира. Там будут какие-нибудь ледяные глыбы, парящие в черной пустоте, мерцающие тусклым светом, на этих глыбах будут жить какие-нибудь… уже не люди, нет, не люди, они будут вырезать изо льда причудливые замки, напоминающие шпили Гента…
Потом я усну в бункерах заброшенного города на Плутоне и проснусь в новом ледяном мире, который создал. Это будет уже несколько приятнее, потому что я окажусь не человеком, и ледяной мир будет моей привычной стихией. Потом… потом будет много разных потом, долгая рекурсия, все глубже и глубже, пока они не перестанут понимать, о чем я пишу долгими вечерами, или там уже не будет никаких вечеров. И снова переведут меня на старт…
.
…на старт…
…все остальное забывается, тает в обрывках памяти, а вот старт я помню хорошо, очень хорошо – вернее, этот старт надо было назвать финишем, я и называю его финишем, хотя это старт.
Когда железный лист оторвался от крыши и полетел. Кто-то снимет это на телефон, кто-то куда-то выложит, я этого уже не узнаю, железный лист, подхваченный метелью, перережет мне горло.
Это будет (было) около восьми утра, пятого февраля.
Это будет (был) финиш.
А потом будет старт. Когда я проснусь от будильника, в семь утра, и посмотрю на дату на телефоне, и увижу пятое февраля, и скажу себе, что черта с два я сегодня куда-то пойду, гори оно все синим пламенем, и никаких отговорок – а если пойти другой дорогой, где они сейчас вообще, дороги, замело все, и никаких – пройти на пять минут раньше или позже, потом коченеть на остановке, потом трястись в обледенелом пазике куда-то в никуда…
…нет.
Черта с два я куда-то пойду, я останусь тут, в тусклом свете ночника, в уютном мирке кровати, спать, спать, спать – до бесконечности, а потом валяться в постели, пропади оно все, в кои-то веки валяться в постели, читать что-нибудь такое… спокойное такое, где нет черных бурь и летающих крыш, где ну пусть будет зима, если так сильно надо, чтобы была зима, только теплая зима, уютная, белоснежная, ну или хотя бы серая, дождливая, гентская, только не эта вот, на лету замерзающая от самой себя, зима, от которой хочется спрятаться куда-нибудь… в никуда.
А потом будет телефонный звонок ближе к вечеру, и не с работы, вот это странно, что не с работы, где меня черти носят, а такси, день добрый, мы вас ждем, выходите. Не верю себе, здесь ошибка какая-то, какое такси, не заказывал я ни…
Он называет мое имя.
И еще одно слово –
Аэропорт.
А потом я выползаю в коридор, смотрю на паспорт на столике, на билет куда-то в никуда, да не никуда – в Брюссель.
А потом.
Гент.
Что-то прянично-сказочное, что-то несбыточное, о чем можно мечтать, но уж никак не ехать туда вот так, скорей-скорей на такси, хватаю первую попавшуюся сумку, тряпье какое-то, пусть это буду вещи, которые я собирал вчера в дорогу…
Выскакиваю в темноту, в холод, в зиму, в смерть, - в такси, зима не отступает, обволакивает, вымораживает, хочет сожрать кожу с окоченевшего лица.
Да вы замерзли весь, что вы так из подъезда выскакиваете, не на юге живете в самом-то деле…
Я узнаю его голос.
Голос врага.
Я называю его своим врагом, хотя чего ради я называю его своим врагом, тут будет правильнее что-то вроде конкурента, который вечно идет сзади, вечно наступает на пятки, не может встать вровень со мной. Тут что-то такое, что сначала восторженные отзывы – автору респект, здорово, мне бы так научиться, какие-то сообщения благодарному ученику от учителя, потом – все большая зависть, переходящая в черную, какие-то кликушеские оскорбления, ты на себя посмотри, во что твои книги превратились, ты бы помолчал, хоть за человека сойдешь, не за умного, но хоть за человека. А теперь встречает меня, как ни в чем не бывало, заждались мы вас, заждались, ну давайте, скорехонько, в аэропорт…
И только уже в терминале спохватываюсь, какой, к ядреной фене, аэропорт, черная буря же, буря, черная, тут не то, что самолеты, тут вообще никто не летает, кроме сорванных крыш, какое еще – пройдите на посадку, а досмотр, досмотр, а вещи потрошить, а сейчас окажется, что не ту сумку в коридоре схватил, а там топорик какой, вот так и есть, хапнул из коридора сумку со всякой всячиной, люди в форме смотрят на топорик в сумке, бормочут что-то, это только в багаж сдать…
- …уважаемые пассажиры, просьба пристегнуть…
- …ледис энд джентльменс…
Мой враг прихлебывает кофе, разглагольствует что-то, что мечты свои воплощать надо, обязательно-обязательно, правильно вы в Гент выбрались, надо-надо…
Все еще не могу понять, что происходит.
Все еще не могу понять – когда выходим в Брюсселе, и мой враг дергает меня, а давайте на атом железа посмотрим, да что вы на меня так вытаращились, это скульптура такая, атом железа, а рядом там Европа в миниатюре, здания всякие, здорово так… а там и до Гента доберемся…
Это был старт.
Или будет старт.
Потому что он повторяется, потому что снова будет так – будильник – жуткое воспоминание про летящий лист - пошло оно все к черту – спать – звонок – мой враг – ледис энд джентльменс – крохотный британский парламент и исполинский атом железа, а потом прянично-сказочный Гент…
(продолжение следует)