...У последней турбазы в Андреевке, курортном посёлке на Хасанском берегу Приморского края, к нам прибилась собака, на которую мы поначалу не обращали внимания, да и надеялись, что скоро найдётся машина, которая нас подвезёт. Но в итоге 6-7 километров до Витязя по лесу, где явно какой-то старый пират назакапывал кладов, мы так и прошли пешком, а даже мимо нас не проехало ни единой попутки.
С каждым километром я отрезал что-то от программы на день, понимая, что нам туда уже не успеть. Но все грустные мысли ушли, когда лес расступился, открыв роскошный вид на бухту Витязь:
На кадре выше - слева длинный мыс Шульца (машинально прочёл на карте - "мыс Щупальце"), а справа - мыс и остров Таранцева. За ними на горизонте виднеется одинокий островок Фурунгельма, самый южный остров всей России:
С другой стороны - оконечность бухты Витязь и одноимённый посёлок на ней:
Сопка над ним - узкий перешеек, за которым снова виднеется море и романтического вида острова:
У пляжа - кладбище деревянных судов:
На другом берегу бухты - зверобойная шхуна "Саламандра" и гранёный купол военного дельфинария Тихоокеанского флота (1983), закрытого в 1998 году. Подобное заведение я когда-то уже видел в Балаклаве, а прежде военные дельфинарии были ещё в Клайпеде и Батуми. Вопреки расхожему мнению, боевые дельфины (в первоначально ещё и сивучи, которых в 1916 году дрессировал сам Владимир Дуров) - не камикадзе: это людей "бабы новых нарожают", а животное обучать слишком долго и дорого, да и столько взрывчатки, чтобы гарантированно пустить ко дну большой корабль, дельфин не унесёт. Скорее их готовили на роль "морских ищеек" для обнаружения мин, но думается, потому и свёрнуты были все дельфиньи программы военного флота, что для животных не нашлось задач, которые не смогла бы решить техника.
...На сопке нас периодически накрывало зловонье, и мне это совсем не казалось удивительным: как бы не в Японии живём, и под обрывом вполне может быть помойка. Но зловонье раз за разом усиливалось, когда мимо нас проходила та самая собака, прибившаяся ещё в Андреевке, и наконец мы поняли, что это не "русские всё загадили", а нашим спутником стал Пёс Смердящий. В его компании мы и спустились по тенистым серпантинам в посёлок, и вскоре набрели на скелет бетонного дома:
Это ни что иное, как особняк самой дальней, самой поздней и самой, наверное, необычной русской усадьбы. Когда-то, надо заметить, не единственной на Дальнем Востоке - Владивосток за считанные десятилетия оброс своей элитой, которой стали не военные чины, а русские и иностранные коммерсанты. На красивых берегах, среди сопок, островов и потаённых бухт, эти "торговые аристократы" начали создавать себе гнёзда, что-то среднее между русскими усадьбами Новороссии и Крыма и американскими ранчо.
Алексей Старцев, сделавший миллионы в китайском Тяньцзине, построил имение Родное на острове Путятин, от которого остались лишь могила помещика да роща бывшего парка. Китобой Фридольф Гек в 1877 году обосновался в Сидими (ныне Безверхово), и от его собственной усадьбы остался погреб-ледник. Ещё важнее то, что купив землю, Гек стал сдавать её под элитное жильё, таким образом основав усадебную традицию Приморья. Одним из первых его арендаторов стал Юлиус Бриннер, дед тёзки-актёра, от усадьбы которого остались "домик молодожёнов" и античного вида фамильный склеп. Туда же, в Сидими, перебрался с острова Аскольд польский аристократ Михаил Янковский.
На Аскольд он приехал в 1874 году управлять золотым прииском, а заодно привёз туда фазанов, которые быстро расплодились до промысловой численности. Природа Дальнего Востока увлекла пана так, что он занялся наукой, в первую очередь натурализмом, и вскоре вышел к новой специализации - пантовому оленеводству. Только использовать для этих целей он решил не свирепых изюбрей (ближайший родич марала), а маленьких и безобидных пятнистых оленей, для разведения которых в арендовал угодья у всё того же Гека. Михаил Янович умер в 1912 году, и дело его продолжил сын Ян Янковский. Он основал новые пантовые угодья на заливе Посьта, а центром их стала усадьба Витязь:
Строил свой особняк последний русский помещик в 1918-19 годах, когда в Европейской России и Сибири бушевала Гражданская война и сотни усадеб горели, разграбленные взбунтовавшимся народом. Янковский это понимал, но видимо надеялся, что всё обойдётся. А вот хунхузы как ходили по Маньчжурии, так и продолжали ходить, и потому бетонный особняк строился изначально рассчитанным на оборону. То есть, Витязь - не только последняя русская усадьба, но и последний польский замок! Однако пожить в нём шляхтичу было не суждено - в 1919 году, не дождавшись ни хунхузов, ни большевиков, ещё совсем не старый Ян Янковский внезапно заболел и умер.
А дом его теперь совершенно заброшен, как и сотни усадеб в Европейской части России:
Дальше по берегу - овощехранилище, возможно усадебный погреб, бетонный как и особняк:
Бережок перед усадьбой:
Рядом остов деревянной зверобойной шхуны "Ларга" 1950-х годов - такие же валяются на знаменитом кладбище судов в Териберке.
У центрального пляжа - её современник "Лахтак". До недавнего времени у него были бушприт и мачта, изрядно добавлявшие романтики:
На том же пляже - северокорейская лодка с номером непонятным буквами. На носу у неё крепление для факела, пламя которого привлекало из под воды кальмаров. Сюда лодку могло прибить штормом после того, как другое чучхейское судно забрало с неё экипаж и мотор. А может сами рыбаки без навигатора и компаса зашли случайно в российские воды, и с годик посидев под арестом, по решению суда были высланы домой. Лодка же стоит теперь здесь туристам на потеху:
Постоянное население Витязя - меньше 200 человек, но где они живут, я так и не понял: мы видели здесь только турбазы.
Понимая, что до главных красот мыса Гамова дойти уже не успеем, мы решили просто перевалить через его основание и искупаться в ближайшей бухте: